Чтение 5–й страницы книги ~Кратер Эршота~

безопасный путь. Он часто вытаскивал из-за ремня маленький топорик и делал
засечки на деревьях или ставил высокие вехи на каменистых гольцах. Эти
нехитрые знаки должны были пригодиться и самой экспедиции на обратном пути,
и другим людям, которым еще предстояло пройти в этих нехоженых местах.

Нашим молодым друзьям уже давно хотелось поохотиться, но не видно было
никакой дичи. Правда, раза два или три они замечали вдалеке стада горных
баранов: пугливые животные паслись в широких распадках под охраной чутких
вожаков, недвижно стоявших на часах на какой-нибудь высокой скале. Стоило
только людям появиться в виду стада, как все бараны по сигналу вожака
срывались с места и в мгновение ока исчезали в ущельях.

Остановки иногда делали среди дня. Хватай-Муха в таких случаях
осведомлялся:

- Плановая?

- Местная разведка, плановая, - следовал ответ. Это означало, что надо
только снять вьюки с лошадей, пустить их недалеко пастись и на скорую руку
при-готовить у костра пищу. Разведчики немедленно расходились по сторонам.
Усков с Борисом вооружались геологическими молотками и брезентовыми сумками
для образцов и отправлялись в ближайшие ущелья, к обнажениям горных пород
или на берег ручья; агроном и Петя, закинув за спину ружья, уходили в редкий
прозрачный лес или в долину, где собирали гербарий, исследовали почву,
измеряли температуру воды в ручье и делали зарисовку местности.

Но иногда Усков объявлял "особый" привал. Тогда Хватай-Муха вместе с
проводником раскрывали и раскатывали основные вьюки, быстро ставили палатку
из серого брезента, натягивали растяжки, и у партии номер 14-бис появлялся
свой дом. К палатке незамедлительно приносили два толстых сухостойных бревна
и устраивали рядом с жилищем "вечный огонь". Загоревшись от маленького
костра, два сухих бревна могут тлеть очень долго. И стоит только подбросить
в этот очаг несколько сухих щепок, как костер ярко разгорается в несколько
минут.

- Не иначе, як той примус, - любил говорить по этому поводу Лука Лукич
Хватай-Муха.

На длительных остановках он отпускал лошадей без пут, поручая их охрану
Каве, Тую и жеребцу Гордому. Надо сказать, что Гордый вполне оправдывал
оказываемое ему доверие. Он ревностно, даже, пожалуй, чересчур ревностно,
оберегал своих подопечных. Нередко то одна, то другая лошадь приносила на
своем крупе следы его острых зубов. Лука Лукич огорченно разглядывал раны,
смазывал их березовым дегтем и ругал Гордого:

- Шо ж ты киняку кусаешь, бис твоему батьке! Мо-же, це твой ридний дядько
або брат, а ты его зубами! 3-заноза!

И давал Гордому кнута - впрочем, добродушно. А в душе и сам завхоз и
проводник Любимов уважали Гордого и были ему благодарны: верный жеребчик не
потеряет ни одной лошади, можно быть спокойными.

"Особые" остановки означали, что геолог "нащупал" интересные
месторождения и хочет их изучить детальнее. Объявлялся аврал. К поисковым
работам привлекались все разведчики. Рыли узенькие шурфы, делали пробную
промывку песка и толченой руды. Усков часто прибегал к микроскопу, проводил
несложный химический анализ руд, подбирал коллекционный материал. Работали
целый день, не разгибая спины. А вечером перед сном кто-нибудь спрашивал:

- Что нашли на дне лотка, Василий Михайлович?

- Так, небольшое месторождение, - отвечал геолог. - Есть золото. Но вряд
ли оно имеет промышленное значение. Опять "кочки", то есть не сплошное
залегание песков, а так... Это все не то.

Разведчики вздыхали. "Не то"... Как хотелось, чтобы было "то", чего они
ждут, чего ждут от них! А вот не дается золото в руки, и только!

Ничего не поделаешь... Отправляли очередную радиограмму в трест о том,
что работа продолжается, все живы-здоровы и шлют приветы. И группа снималась
с места.

Однажды отряду пришлось долго и трудно подниматься в горы по совершенно
голым, каменистым сопкам. Почти целый день шли по ущелью, которое
становилось все уже и уже.

Любимов забеспокоился и, остановив караван, уехал вперед один на своем
резвом коньке. Вернувшись через час, проводник с озабоченным видом доложил
Ускову:

- Какая-то западня... Дальше никакого хода нет. Придется или
возвращаться, или вылезать вот по той узкой тропке... - Он показал на
боковой карниз, отлого поднимавшийся вверх.

- Что советуешь, Николай Никанорович?

- Конечно, подниматься. Правда, опасно, но не идти же нам назад. Это
больше двадцати километров! Разве мыслимо? Ничего, лошади у нас привычные
ходить по скалам. Людям придется слезть, идти за лошадьми и держаться за
хвосты. Левые вьюки подтянуть выше!

Скоро цепочка людей и лошадей втянулась на горную тропинку и медленно
тронулась по ней, выбираясь из ущелья. Кони похрапывали, но шли уверенно,
низко нагнув головы и обнюхивая дорожные камни. Все молчали. Шли десять,
пятнадцать минут. Тропинка все подымалась. Вот уже Гордый победно заржал
наверху. Вышел!.. За ним поднялись вторая и третья лошади.

И тут случилось нечто непредвиденное. Откуда-то из темной щели, прямо
перед пятой лошадью камнем вылетела ослепшая на дневном свете сова. Лошадь
от неожиданности шарахнулась, дернула за повод, которым была привязана к
другой лошади, и натянула его как струну; ремень больно ударил Бориса. Он
пошатнулся, оступился и, не удержавшись, соскользнул вниз.

- Ох!.. - вырвалось у Пети, и он от ужаса закрыл лицо руками.

Но студент не растерялся. Падая, он все же не выпустил из рук хвоста
лошади и повис над пропастью на руках. Умное животное присело на задние
ноги. Еще секунда-другая, Борис сорвется и полетит вниз. А Петя,
растерявшийся и испуганный, стоял рядом и не знал, что делать.

Любимов, шедший чуть сзади, быстро крикнул: "Держись!", прополз под
ногами остановившихся лошадей, мимо дрожавшего Пети, нагнулся к Борису и
быстро схватил его за плечи. Силы проводнику не занимать было! Через
мгновение побледневший Борис стоял на тропинке, тяжело дыша и растерянно
озираясь.

Усков этого не видел, но почувствовал, что случилось что-то неладное, и в
тревоге крикнул сверху:

- В чем дело?

- Ничего, все в порядке... - откликнулся Любимов. Спокойным голосом, как
будто действительно ничего не произошло, он скомандовал: "Пошел!" Все
гуськом потянулись вперед.

Ноги у Бориса противно дрожали; он не в силах был сдержать эту дрожь и
сердился теперь уже на себя.

- Вы что замешкались? - спросил геолог, когда все выбрались наверх. - Ты
бледен, Петя, что с тобой?

Мальчик вдруг отвернулся и зарыдал... Любимов вполголоса передал Ускову о
происшествии. Борис, оправившийся от испуга, понял, наконец, кому он обязан
спасением и кто так малодушно спасовал перед лицом беды. Он пожал руку
проводнику, подошел к Пете и резко сказал:

- Размазня!..

- Отставить! - властно выкрикнул Усков. - Подойди сюда, Фисун. Это что
еще за выходка, Борис Алексеевич? Нельзя требовать от новичка ловкости и
геройских поступков. Возможно, что и ты поступил бы на его месте так же.
Сейчас же извинись перед ним...

Борис молчал. Сумрачное лицо его постепенно становилось более мягким,
задумчивым. Ошибся? Погорячился? Разве мог Петя сообразить... Ведь все
произошло в одну секунду, мальчик просто ошалел от страха за него, за
Бориса...

Юноша повернулся, подошел к Пете и запросто сказал:

- Прости меня. Я... погорячился, Петя.

Инцидент казался исчерпанным. Но горечь поступка осела на сердце Пети, и
он хмуро ехал на своей лошади, раздумывая о случившемся. Обидное слово, хоть
и стертое извинением, долго не давало ему покоя. И как это он не сообразил
сразу поспешить на помощь товарищу! Опешил... Именно опешил. Слово-то какое
странное. Опешил... От слова "пешка" наверное. Да, мало в тебе
решительности, друг Петя. А еще левый нападающий.

Выйдя из ущелья и сверившись с маршрутом, пошли быстро, чтобы засветло
добраться до какого-нибудь лесного ручья, где можно будет сделать остановку.
По ровному каменистому валу лошади шли бойко, и через час отряд достиг
вершины водораздела.

Но что это?

Люди увидели перед собой совершенно неожиданную картину. Прямо перед
ними, в красноватом свете заката, в глубокой зелени берегов, далеко внизу, в
долине, неслась стремительная, широкая и сильная река. Однако, достигнув
подножия горы, на вершине которой стоял отряд, река... исчезала. Да,
исчезала! Сколько ни всматривались люди в просторную котловину у себя под
ногами - вправо, влево, - нигде больше реки не было видно. Она исчезала
каким-то таинственным образом. Прислушавшись, разведчики уловили глухой шум,
напоминающий рев водопада.

- Что это может быть? - задумчиво обронил гео-лог. - Река падает вниз? Но
куда?..

Уже накапливались вечерние тени и медленно ползли вперед, все больше
закрывая этот непередаваемый се-Верный пейзаж, как закрывает ревностный
художник Свою картину перед равнодушным глазом профана.

- Вперед! - скомандовал Усков, и караван тронулся дальше.

Гора покато спускалась в долину. Чем ниже, тем сильней становился шум,
идущий словно из-под земли. Проводник с геологом прошли метров сто пешком и
позвали к себе остальных:

- Сюда!..

Внизу, метрах в двухстах, кипела и пенилась поистине сумасшедшая река.
Ударившись всей своей силой о каменную грудь горы, вода, буйно ревя и
грохоча, отскакивала назад и опять падала в русло, создавая гигантскую
воронку, над которой кипела клочковатая белая пена и висели мириады
блестящих брызг. В центре вода кружилась с ужасающей быстротой: ее втягивало