способность к связной, не прерываемой рыданиями речи. - Кор-ва-лол!
теперь всюду продают взамен валокордина, который больше не импортируется.
Громадная разница!
валокордин в кремлевской аптеке.
понизил голос, деликатно призывая посетительницу начать разговор.
взглянула на следователя: - Чтоб он когда-нибудь хоть что-нибудь достал?
Аркашенька, чтоб вы знали, самый непрактичный человек на свете.
торопливо заговорил о какой-то совершеннейшей чепухе:
как не любил и не умел лгать, но его уже понесло: - А я так мучаюсь
этим... - он скосил глаза, чтобы прочесть надпись на коробочке, -
корвалолом, тогда как на меня так хорошо действует именно валокордин! Вот
бы добыть бутылку!
Можно подумать, что разговор не о лекарстве идет, а о ямайском роме>.
совершенно успокоительное действие.
в объятия благодарного собеседника. - Сегодня же попрошу Веру Фабиановну.
припомнив хозяйку ларца, принадлежавшего некогда Марии Медичи. - Неужели
ту самую? Господи, до чего тесен твой мир! Вы случайно не гражданку
Чарскую имеете в виду? - Люсин почувствовал, что у него пересохло во рту.
женщина... Вот только не знал о ее высоких связях по медицинской части.
все может. Все!
валокордин и даже циклодин, который еще только входит у нас в моду. Но
ради всего святого, - сложив руки крестом, она обняла свои острые плечи, -
отыщите Аркадия Викторовича!
трудная и интересная жизнь. Было ли то наваждением, проистекавшим от
одного лишь упоминания старухи Чарской, или флюиды исходили от его
собеседницы, нервной, экзальтированной, но, очевидно, весьма недалекой
женщины? Этого он не знал и не задумывался над этим. Непроизвольно,
вдохновенно он уже настраивался на ее волну, на ее мир, которого он еще не
видел, но который уже был интуитивно понятен и близок ему.
обтянутых тонкой сухой кожей пальцев, лежащих на острых ее плечах.
неподдельной убежденностью и теплотой пообещал он.
вызвали в женщине гипнотические перемены.
улыбнулась.
насухо вытерла веки. Потом раскрыла сумочку, нашла пудреницу и привела
себя в порядок. Даже губы подкрасила сиреневой помадой, в тон лиловатому
отливу волос. - Как вы думаете, он еще жив? - чужим, непослушным голосом
спросила она и защелкнула никелированный замок сумки.
укоризненно покачав головой, сказать: <Ну что за вопрос такой нелепый?
Конечно, жив! Как же иначе?> Но ничего не получилось. Он опустил руки и
молча стоял над ней, не подвластный первоначальному движению души. Было ли
то интуицией, непостоянной и капризной, в которую сам он то верил, то нет?
Или же предчувствием внезапным, которое вдруг тоскливо и ненавязчиво
вкралось к нему в мозг, сжало едва ощутимо сердце? Люсин ничего не знал.
Совершенно ничего! Разрозненные слова <запертый на крючок кабинет>, <следы
борьбы> и <похищен только старый ковер> не могли сложиться в законченную
картину. Даже наметки еще не было никакой, потому что женщина не успела
ничего ему рассказать. Но утешить ее он не мог. И не потому, что не хотел
обмануть. В таких случаях обмануть легко, в таких случаях обманывать
можно. Да если бы Люсин наверняка знал, что нету в живых ее брата Аркадия
Викторовича, то и тогда он, возможно, нашел бы подходящие случаю слова
утешения. Но он ничего не знал, а успокоительных слов, тем не менее, не
находилось. Нечто большее, чем знание, пришло в ту минуту к нему. Вот
только не помнил он, как зовется эта смутная тоскливая тяжесть:
предчувствием, интуицией или еще как? Оттого и слов нужных не находил, что
не мог сосредоточиться. Вглядывался в сумеречное зеркало, вдумывался,
искал причину странного своего состояния. На миг подумалось, что прав,
конечно же, Юрка, и это солнце повелевает всем человеческим естеством.
Что-то там изменилось внезапно в расплавленных недрах, какие-то корпускулы
и лучи ворвались в атмосферу, взбаламутили кровь, и вот пожалуйста, налицо
престранное состояние, когда человек теряет всякую власть над собой.
скрывайте от меня! Где Аркаша?
головой. - Спазм, видимо... Уже прошел... А о брате вашем ничегошеньки я
не знаю. Час назад о нем впервые услышал, когда с заявлением вашим
знакомился. Вот так! Лучше расскажите мне, как все было, а там видно
будет, там что-нибудь сообразим.
раздражительной. - Я все написала... Сама ничего понять не могу,
недоумеваю! Места себе не нахожу!
я, чтоб помочь, несколько вопросов задам. Позволите?
семья.
улыбался. - Меня интересуют остальные члены вашей с Аркадием Викторовичем
семьи.
так сказать, работала от Москонцерта. Она погибла пять лет назад в
воздушной катастрофе, когда летела на гастроли... Но я не понимаю, какое
все это имеет отношение к конкретному случаю?
Людмила Викторовна, что мне необходимо ясно представить себе мир, в
котором жил ваш брат, круг его интересов, состояние, так сказать, духа. В
противном случае мы не сдвинемся с места. Разве можно разыскать человека,
о котором ровно ничего не известно? Вот вы сказали мне, что он вдовец, и я
знаю теперь, что его не нужно искать у жены, ибо таковой, к сожалению, уже
нет... Напрашивается другой вопрос: дама сердца?..
поняли круг интересующих меня проблем. Даму сердца я взял, так сказать,
лишь для примера и готов согласиться с вами, что это исключено. То есть я
готов просто поверить вам на слово, потому как ничего об Аркадии
Викторовиче не знаю. С первого взгляда мой вопрос вроде бы вполне
закономерен. Не так ли? Отчего, спрашивается, не старому, - он покосился
на собеседницу, - можно сказать, даже сравнительно молодому вдовцу и не
заиметь, одним словом, симпатию, приятельницу... Но раз вы говорите -
исключено, - быстро добавил Люсин, - значит, исключено.
интересовать Аркадия Викторовича. Он живет исключительно ради науки.
лихорадочно подыскивал формулировку очередного вопроса.
отношения Ковской к покойной актрисе Званцевой. Усмешка, с какой
произнесла она, <так сказать, певица>, говорила о многом.
его прозвучал как утверждение.
собственно?
актриса. Слава. Цветы...
поэтому... - Он замялся. - Одним словом, я не показатель.
узнала лишь накануне их скоропалительной свадьбы. Нет, я прекрасно