Чтение 5–й страницы книги ~Пагода благоуханий~

завернет на своем челноке торговец лапшой. А если понадобится образок
Будды или кончатся ароматные красные палочки, Вем может сходить в
пагоду на горе, где растет священное дерево дай с белыми цветами. Они
пахнут прозрачной горечью, навевающей успокоение и печаль. Новый бонза
растолковал Вему смысл надписи, высеченной на черной плите, которую
поддерживает бессмертная черепаха. "Человек сам должен суметь
разбудить в себе мужество. Иначе оно не придет к нему никогда", -
сказал монах и повел Вема к алтарю, на котором стоял Будда-мальчик. С
бессмертной, все понимающей улыбкой он одной рукой показывал на землю,
другой - на небо. Монах объяснил: "Ни обитатели неба, ни животные,
которые не способны оторваться от низменных забот, не могут найти
истину. Только человек! Он один соединяет землю и небо". - "А что есть
истина?" - спросил Вем. "Ее надо обрести самому", - ответил бонза. А
когда Вем вновь пришел в пагоду, монах поведал ему о подвиге Нгуэна
Хюэ, поднявшего восстание тэйшонов. Конечно, Вем и раньше слышал эти
священные для каждого вьетнамца имена, как знал он про сестер Чынг,
про рыбака Ле Лоя, чей меч и ныне хранит озерная черепаха. Но впервые
довелось ему услышать, что легендарные герои, которые на протяжении
веков спасали страну от захватчиков с севера, не только совершили
подвиги, но и обрели истину. "Каждый из них нашел ее сам, - закончил
монах. - Но она оказалась общей для всех. - И, помолчав, добавил: -
Родина - вот единственная истина".
В дыму курений улыбался позолоченный мальчик, а бронзовые цапли
на черепахах, как символ счастья и вечности, стояли перед алтарем. С
того дня бонза больше не говорил с Вемом об учении Будды. Он показал
ему карту Вьетнама: "Это родина. Вверху плодородная дельта Красной
реки, на юге - мощное разветвление Меконга. Не правда ли, похоже на
две корзины, наполненные рисом десятого месяца? А вот и "гань" -
бамбуковое коромысло, на котором они висят. Это долгий хребет
Лонгшона. Но меч чужеземцев отсек корзины от коромысла. Для меня,
вьетнамца, Кохинхина - другая страна. Я не смею поехать в Сайгон без
разрешения чужеземцев. А в Далате сидит император-марионетка, которого
французы привезли из Парижа и вертят им как хотят. Разве такими были
наши древние императоры? Изображение Бао Дая никогда не поставят в
поминальном храме. Народ вычеркнет его из своей памяти". -
"Рассказывают, что он прошел выучку у тэев?" - робко осведомился Вем.
"Всякое учение достойно, - ответил бонза. - И тэи - такие же люди, как
все. Не в том их вина, что они с запада. А в том, что завоеватели.
Захватчики, которые столько раз вторгались к нам с севера, разве были
лучше? Запомни, Вем, что люди, которые говорят о белой коже, - или
очень глупые, или враги. Нашей родине грозит новая беда, на этот раз с
востока. Когда я слышу шепот о том, что вся буддистская Азия должна
собраться под одной крышей, мне мерещатся убийцы, которые под чужой
личиной стремятся проникнуть в дом, чтобы, когда все уснут, перерезать
хозяину горло".
Вем неторопливо потягивает крутой дым черного лаосского табака, и
в бамбуковом кальяне хрипло рокочет вода. Он смотрит на крестьян,
которые по колено в воде трудятся на рисовом поле, и размышляет о
судьбе человека. Дано ли ему вкусить плоды труда своего? Вем знает,
что пришло время жесточайших тайфунов. Поэтому как бы ни был обилен
разлив и благоприятны приметы, никто не может сказать, каков будет
урожай десятого месяца.
Но о чем бы ни подумал сегодня старый Вем, он постоянно
возвращается мыслью к монаху из пагоды на горе. Да и чему тут
удивляться, если этот самый монах находится сейчас на сампане? Пока
Вем покуривает на свежем воздухе, а внучка стирает на мостках
праздничную блузу, монах сидит внизу за чашкой чая, беседуя с
приятелями. Вем, конечно, догадывается, о чем говорят в тесной,
разделенной висячими циновками каюте. Не впервой принимает он у себя
ученого гостя. Высокая честь! И его городских друзей он тоже уже
хорошо знает. Один из них студент, другой - монтер из "Сентраль
Электрик". Он сам так сказал. Вем знает правила вежливости. Потому и
сидит на корме, что не хочет мешать умным людям обсуждать их важные
дела. Так оно спокойнее. И чужой врасплох не застанет, если забредет
ненароком на старый сампан.
Прохладой и миром дышат вечерние дали. Над мачтой, на которой
бессильно повис выцветший буддийский флажок, уже чертит стремительные
фигуры летучая мышь. В свайных домиках у берега горят золотые
звездочки. Такая же крохотная керосиновая лампочка теплится перед
Вемом. Света она почти не дает, зато радует сердце и отгоняет демонов
ночи. Над ней приятно согреть кусок сушеной каракатицы или просто
прикурить сигарету.
- А почему бы вам, дедушка, не послушать городские новости? -
спросил, улыбаясь, монтер, выглянув из люка. - Они и вас касаются.
- Кому нужен неграмотный старик? - махнул рукой Вем. - Не хочется
вас стеснять.
- Вы нам совсем не помешаете, - все так же с улыбкой, но
настойчиво возразил парень. - Белый нефрит, - позвал он негромко. -
Можно вас на минуту?
Девушка с готовностью поспешила на зов. Даже про белье забыла. Но
на полдороге спохватилась и вернулась назад. Так, с тазом на голове,
стройная и смеющаяся, она взошла на сампан. Белый с горьким дыханием
цветок был приколот к ее волосам. "И впрямь как тайская царевна", -
залюбовался старик.
- Вы звали меня, братец Дык?
- Побудьте, пожалуйста, тут, наверху, прекрасная Хоанг Тхи Кхюе,
пока дедушка Вем будет пить чай.
"Они знают друг друга по имени, и он назвал ее прекрасной", -
дрогнуло сердце у старого Вема. Но старик ничего не сказал и покорно
спустился вслед за парнем в синей спецовке. Поклонившись гостям, он
присел на циновку в самом темном углу, но монах жестом пригласил его
подвинуться ближе. На низком столике горела лампа "летучая мышь", на
глиняной подставке стояли жестяной чайник с носиком в виде дракона и
крохотные старинные чашки. Вем доставал их только по торжественным
случаям. В обычные дни они с внучкой пользовались половинками кокоса.
Семена лотоса и приторно-сладкую массу в банановых листьях принесли
гости.
Монах пришел в простой крестьянской одежде. Только по бритой
голове можно было догадаться, что он посвятил себя богу. И еще глаза,
увеличенные стеклами сильных очков, открывали самоуглубленное
спокойствие ученого человека. Как хозяин и старший по возрасту, Вем,
преодолевая смущение, наполнил чашки.
- Вы говорили, что отец девочки умер? - В доме Вема монах держал
себя иначе, чем в пагоде. Иной становилась форма обращения к хозяину,
менялся и весь стиль речи.
- Мы так решили с внучкой. С того дня, как его отправили на
Пулокондор, от него не было вестей. Я справлялся в полицейском
управлении, и мне сказали там, что он, наверное, умер.
Монах обменялся со студентом быстрым взглядом.
- Значит, полной уверенности у вас нет? - поинтересовался
студент.
Вем только улыбнулся в ответ. Странный вопрос. В чем может быть
полностью уверен человек на земле?
- Взгляните на эту карточку. - Студент вынул из бумажника
пожелтевшую, в сетке трещин, фотографию.
Монтер услужливо придвинул лампу.
- Конечно, это он, - прошептал Вем, не выпуская из рук
фотографию, на которой в полный рост был изображен крепкий мужчина с
винтовкой в руках.
- Тогда мы можем поздравить вас с большой радостью! - хлопнул в
ладоши студент.
- Разрешите сказать Белому нефриту! - нетерпеливо вскочил на ноги
монтер.
- Погоди, Дык, - задержал его монах. - Лучше споткнуться ногой,
чем языком. Пусть скажет папаша Вем. Неожиданная радость подобна
слишком сильному солнцу. Девочку надо подготовить.
- Отдайте ей карточку, дедушка, - кивнул студент и положил на
столик небольшой узелок. - Тут немного денег, товарищ Лыонг откладывал
их по пиастру. Он просил вас купить Хоанг самый красивый наряд...
- Это и вправду большая радость! - Вем потрогал куцую седую
бородку. - Не знаю, как вас благодарить. Значит, жив... И свободен.
Как же это? - он беспомощно опустил задрожавшие руки.
- Ему помогли бежать с Пулокондора, - пояснил студент.
- А люди говорили, что оттуда не убежишь. - Он осуждающе покачал
головой. - От дракона рождается дракон, от болтуна - болтун.
- Пулокондор и вправду страшное место, - сказал монах. - Но нет
тюрем, из которых нельзя убежать.
- Значит, так, товарищи, - сказал студент, когда старик ушел. -
Необходимо точно выяснить, что обещали японцам французы... А мы все
гадаем: отзовут Катру или нет?
- Так люди говорят, - пожал плечами монтер Дык.
- "Люди"! - передразнил студент. - Факты нужны... Конечно, один
губернатор вполне стоит другого. Катру - беспощадный и крутой человек,
притом убежденный антикоммунист, но он не из тех, кто будет
выслуживаться перед японцами. Поэтому его отставка, если это не
выдумки, очень плохой признак.
- Не нам сожалеть о нем! - упрямо нахмурился Дык. - Не успел
Даладье запретить компартию во Франции, как твой Катру позакрывал все
наши газеты и клубы.
- Он такой же мой, как и твой, - спокойно возразил студент,