словно выбросило из небытия в жизнь. Не одеваясь, не вытираясь, он почти
бегом полетел в рубку. На миг замер перед сенсопультом. Включил полную
прозрачность. Капсула шла полным ходом к цели. Ее программа работала.
в Пропасть. Прозрачность была абсолютной. Она давала полное ощущение
Пространства.
полностью. Иван был тем редким исключением - он оставался самим собою и на
теплой Земле и в ледяном Космосе. Он любил и Ее, и Его.
чужое. Он увидел это сразу. Пустота была густой, вязкой, она таила в себе
столько всего, что сердце сжималось в нехорошем предчувствии. Пустота была
колдовской. Иван сразу понял это. И он понял еще одно - капсула не летела
сама, не мчалась по своей и его воле, нет! Ее притятвало каким-то
колдовским магнитом, ее всасывало колдовской силой в омут неведомого.
глазах его стало зелено - зелено той вязкой пугающей предобморочной жуткой
зеленью, которая сулит лишь одно... непробуждение.
дьявольское логово! Это лежбище Смерти! Зачем он дал согласие! Они обрекли
его! Они все знали - и все равно обрекли!
вытравили из его памяти. Только эта странная встреча после "дикого пляжа",
только отдых после Гадры... Но ведь было что-то еще. Точно - было!
вспоминать. Суета! Все суета сует и всяческая суета! Нет! было что-то
важное, главное! Он как-то машинально провел рукой по груди, будто пытаясь
нащупать привычное, знакомое, свое... Но ничего не нащупал,
ненужное. Не время рефлексовать* Мало ли что может привидеться,
прислышаться. Особенно тут, в проклятом месте, в секторе смерти... Да, он
уже вошел в этот сектор - слева от него, всего в трех метрах, слабо
пульсировал красный индикатор, утративший мгновение назад прозрачность.
по-прежнему висел в жуткой Пропасти Мироздания и одновременно стремительно
падал в нее. Он чувствовал нутром - здесь нет того, привычного, времени.
Здесь не XXV-ый век от Рождества Христова, не 2479-ый год, и никакой
другой. Здесь все свое, в том числе и время. Ему захотелось немедленно
отключить прозрачность, замкнуться в объеме, зримом объеме капсулы как в
крепости. Он еле сдержал себя - нельзя поддаваться нахлынувшему ужасу,
нельзя! Иначе конец! Теперь он ясно видел очерченный посреди вековечной
Тьмы коридор - полыхающий мрачной колдовской зеленью туннель... Куда? Кто
знает! Ни одному человеку не удавалось до сих пор выбраться из Того мира.
материалистическому анализу. Здесь царили свои законы. И понимание этого
приходило с самого начала. Индикатор сверкал малиновым подмигивающим
зраком, предупреждал. Но что толку предупреждать об опасности того, кто
сам идет ей навстречу. Иван до боли в глазах вглядывался в неизвестность.
И видел уже, что никакого туннеля-коридора нет и не было, что все
наоборот, что капсула капелькой живой дрожащей ртути течет по мрачной
поверхности: мохнатой, дышащей, живой. Да, он висел совершенно один в этом
Живом Пространстве и одновременно тек с этой капелькой, видел ее со
стороны. Такого нельзя было вынести! Рассудок отказывался принимать всю
эту дьявольщину!
причины, ясно осознавая, что это психоз, бред, бессмыслица, ощутил - сзади
кто-то есть. Нервы!
собственными руками, превозмогая боль, вы
порывы, он выдерживал то, от чего обычный земной человек давно бы сошел с
ума. Там нет никого! Там не может быть никого! Капсула неудержимо, с
немыслимой скоростью несет его вперед - к загодочной планете Навей. Все
что позади - это лишь пройденный путь, пустота, там только пустота.
знакомых напоенных жгучей злобой глаза. Были они воспаленно-красными, с
бездонными зрачками и наползающими сверху бельмами. Он сразу вспомнил эти
глаза. Он их видел там, над хрустальным полом, в лиловом полумраке.
страданиями, то ли ненавистью. Лицо было огромным, светящимся нездоровой
желтизной. Верхняя губа, растрескавшаяся, морщинистая, была покрыта редким
рыжим пухом, она подрагивала, приоткрывая желтые поблескивающие
нечеловеческие зубы.
себя. Но тут же опустил их, расслабился. Гипнограмма! Это обычная
гипнограмма, и ничего более! Он в зоне гипнолокационного давления. Ничего
этого нет! - уговаривал его разум. Есть! - жгли нелюдским огнем глаза. -
Кто ты? Зачем ты здесь?! Чего ищешь?! Смерти?!
по этой безмерной пустоте были развешаны тысячи динамиков. И еще раз, но
уже иглою в мозг, беззвучно, пронзительно четко: - Ты найдешь ее здесь!
нужное, необходимое, спасительное. Он не мог совладать с собой, руки
тряслись, ноги подгинались... и только когда он ненароком смахнул пот со
лба судорожно сжатым кулаком, понял: он же у него в ладони, вот он -
Кристалл!
голубоватым блеском, Кристал светился, играл бликами.
ощерился в еле приметной улыбке. Тяжелая узловатая, будто свитая из
земляных корней рука с черными звериными когтями выскользнула из
непомерного рукава балахона, потянулась к его горлу. Это было страшно!
Этого вообще не могло быть... Но рука, сжимаясь и разжимаясь, словно уже
сдавливая хрупкую живую человеческую плоть, тянулась к беззащитной шее -
Иван стоял как вкопанный, он еще не вжился в этот мир, он не мог понять
его законов, он просто был в нелепой и смешной растеренности.
Фантастическая реакция и отменное самообладание тысячи раз спасали его в
ситуациях значительно более жутких - и на коварной Гадре, и в гиргейских
подводных лабиринтах... Но тут было все не так. Это все было запредельным.
теперь поздно сокрушаться, поздно.
оканемевшей статуей. Пси-датчики Большого Мозга капсулы подавали
информацию прямо в мозг. До цели тринадцать часов двадцать две минуты семь
секунд хода. Готовность полная. Защита на пределе. Агрессивность среды
близка к норме, но присутствуют неопределимые флуктуации непонятного
происхождения. Иван не пережевывал по отдельности согни, тысячи данных,
показаний, поступающих в его мозг, он был профессионалом, он видел всю
картину в целом... И одновременно думал о множестве вещей. Наваждения?!
галлюцинациями, гипнограммами! Ему не привыкать! Ведь в Осевом
ПроЬтранстве во время перехода творилось и не такое, там вообще был Ужас,
помноженный на Ужас. Сколько раз он ходил по Осевому, сколько раз он
умирал и возрождался. Но он всегда помнил, всегда силой заставлял себя
помнить, что Осевое населено призраками, что там нет яви, там только
наведенная нежить - фантомы взбаламученного подсознания. Он слы
Внепространственного отдела. Они показались ему сумасшедшими,
начитавшимися романов ужасов, колдовских преданий, свихнувшимися на
мистике.
мог обычный землянин, не верил ни единому слову, он не поверил Эдмону
Гарту, одноглазому паралитику, два с половиной года болтавшемуся в
Сквозном объеме Осевого Пространства. Тот сказал, что из сорока трех
поисковиков за последние семь месяцев погибло тридцать восемь. Он не мог
поверить - такого процента смертности просто не могло быть! Но Гарт не
врал. После всего, что с ним случилось, он разучился лгать, шутить. Он жил
в уединении, в насильственном уединении, ведь всех этих смельчаков тут же
подвергали изоляции - люди не должны были знать ничего, абсолютно ничего!
Это для Ивана не существовало барьеров и запретов, да и то- пока на него
смотрели сквозь пальцы, памятуя о прежних заслугах, не решаясь связываться
с десантником-смертником. Иван уже давно был вне закона, над законом.
Немудрено, что последние годы он постоянно ловил на себе странные, тяжелые
взгляды, его обкладывали со всех сторон, кому-то он очень мешал. НR его и