зайти к нему потолковать. Это можно. Но только не ходить по цехам, не
разглядывать, понимаете?
Кибворс. Потом он серьезно посмотрел Чарли в лицо. - Сегодня ты
познакомился со мной, теперь ты знаешь, кто я. Я - коммунист. Да,
коммунист. Я борюсь за революцию. Но я рабочий, как и ты, товарищ, и не
хочу тебе зла. Я - за то, чтобы тебе хорошо жилось. Но здесь я попал в
трудное положение. Мне приходилось быть и не в таких переделках - и
ничего, выбирался, но, говоря правду, - а я тебе говорил только правду, -
здесь я попал в трудное положение. И если бы ты смог помочь мне, ты помог
бы, да?
рабочий, смелый человек. Я знаю, ты бы не хотел видеть, как эти
толстопузые буржуи будут выпускать из меня кишки, правда? Вот и хорошо. Не
будем больше об этом говорить.
вежливым, он поблагодарил хозяина за возможность посмотреть модели и
чертежи, за его беседу с ним, за его виски, за все и вышел на улицу, чтобы
после изобретений, коммунизма, поездок в Россию и Южную Америку оказаться
на удивительно знакомой улице Аттертона, неуютного в сумерках, поливаемого
внезапным ливнем, одним из тех, какие бывают весной.
бросила на Чарли несколько любопытных и понимающих взглядов и поставила на
стол чай. - Где это вы так подвыпили?
был, но его сильно клонило в сон, а предстояла долгая ночная смена. Сама
по себе работа была не трудной - намного легче, чем в дневную смену, ему
просто надо было следить за различными приборами, - но он не имел права
спать, даже вздремнуть нельзя было.
но сегодня он так клевал носом, что был совершенно уверен, что стоит ему
примоститься где-нибудь в уголке, и он на несколько часов заснет
мертвецки. Еще по дороге из дому, хотя на улице было свежо - ветер гнал
тучи за горизонт, - он чувствовал, что сон одолевает его, а на заводе, в
закрытом помещении, спать захотелось в десять раз сильнее. Он ходил по
цехам и зевал не переставая. Веки казались свинцовыми. Стоило ему
прислониться к стене, как голова его бессильно опускалась, он слабел и
погружался в небытие. Если бы он присел, чтобы передохнуть, могла
случиться катастрофа. Ходили слухи, что состав нового горючего, которое
они здесь делали и которое хозяева назвали "каолин", был очень опасен,
особенно, когда его было много, опасен почти так же, как настоящее
взрывчатое вещество, которое делали в соседнем здании. Над этим Чарли
никогда особенно не задумывался и взрывов не боялся. Зато он боялся
управляющего заводом Оглсби. Этот молодой еще человек был чертовски хитер
и имел отвратительную привычку неожиданно оказываться на заводе, хотя до
его дома было добрых четыре мили. Управляющему взбредало в голову
нагрянуть часов в одиннадцать или двенадцать и даже позднее, очевидно,
после того, как он побывал у друзей или на танцах, и пока ты сообразишь
что к чему, его небольшой свирепый автомобиль уже на заводском дворе, а
сам он в цехе и так и сыплет вопросы и сует всюду нос. Чарли знал, что
если Оглсби застанет его спящим, то со следующей недели его ждет очередь
на бирже труда, и кто скажет, когда и где он получит новую работу. В такую
ночь, когда так хочется спать, Оглсби обязательно нагрянет. Так всегда
получается. В этом Чарли нисколько не сомневался. Он скорее подопрет веки
спичками, чем станет рисковать работой.
Чарли. Первый механически, словно автомат, двигался по цеху и, выполняя
свои обязанности, посматривал на красные указатели или поворачивал
какой-нибудь регулятор. Второй был маленький, но отчаянный и волевой
человечек. Он напрягал все силы чтобы не дать первому Чарли превратиться в
третьего. Третий был медлительным, сонным и неопределенным существом,
которое находилось где угодно, но только не на заводе АКП. Оно моргало,
видя куски неизвестно откуда появлявшегося бесконечного фильма - прогулки
с Дейей Холстед, отпасованный мяч к центру поля в ноги левому
полусреднему, разговоры о России и изобретениях, и все старалось какими-то
хитрыми уловками отцепить от себя остальных двух и утопить их во сне.
который следил за таинственной фигурой в плаще и мокрой насквозь фетровой
шляпе, надвинутой на глаза. Но вот шляпа отделилась от головы, покачалась
в воздухе, и перед Чарли предстал Кибворс, коммунист.
лице еще резче проступила усталость.
незаметно скрыться. Тебе придется разрешить мне побыть здесь. Никто не
знает, что я на заводе, и никому в голову не придет искать меня здесь.
Разреши мне побыть в каком-нибудь укромном местечке пару часов, мне надо
передохнуть и обсушиться. Два часа я был под дождем, промок до нитки и
очень устал, честное слово, товарищ. В прошлом году у меня было воспаление
легких, и если я опять заболею, тогда мне крышка. Никто не узнает, что я
был здесь. Через десять минут и ты не будешь знать, если разрешишь мне
спрятаться где-нибудь в теплом углу. Я вздремну час-другой, обсушусь и
уйду, и ты даже не заметишь. Ты вообще не знаешь, что я здесь. Забудь обо
мне, дружище. Это все, что мне надо. А если меня найдут - а меня не найдут
- но даже если найдут, я не знаю тебя, ты не знаешь меня. Мы никогда друг
друга не видели. - Он вздрогнул. - Брррр, холодно.
хватило духу - у парня был такой жалкий вид, беднягу, кажется, совсем
загоняли.
осторожными. Мастер на другом конце, он следит за большой печью, но иногда
заходит. Дай-ка я подумаю, - и Чарли стал задумчиво тереть подбородок.
Предоставь все мне. Чем меньше ты знаешь обо мне, тем лучше.
особенно аккуратным. Ни спичек, ни курения.
прошли по коридору в цех, где в большой цистерне хранился каолин. Кибворс
остановился, взглянул на стену и обернулся к Чарли.
просто хотел похвастаться: он когда-то был инженером-электриком, но Чарли
не имел ни малейшего желания выступать в роли его слушателя.
видел меня.
парой слов со стариком Хиндсом, который дремал в своей деревянной
сторожке. Несколько минут он чувствовал себя бодрее, но не надолго. Второй
приступ дремоты был куда сильнее первого. К тому же устали и ноги, и он
должен был сесть. В углу стоял перевернутый ящик, на котором он обычно
съедал ужин. Ужинать было еще рано, но через несколько минут он все же
присел. Голова его откинулась и, насколько это было возможно, удобно
устроилась в углу, образованном двумя стенами. Глаза закрылись, рот
приоткрылся. Он уснул.
или, может быть, от запаха гари. Слух и обоняние извещали его, что в мире
происходят что-то ужасное. Несколько секунд он оставался недвижим,
напряженно прислушиваясь и вдыхая запахи, потом метнулся за угол и побежал
по коридору. Коридор был полон дыма. Мимо него мелькнула человеческая
фигура. Человек крикнул что-то непонятное и исчез. Чарли растерялся, от
запаха гари его начало тошнить, а вокруг него был дым и тлело дерево. В
руках у него оказался топор. Левый рукав пиджака тлел. Он попытался
крикнуть, но закашлялся, давясь мокротой. Он ничего не видел, так как дым
разъедал глаза, и они слезились. Он попытался сдернуть горящий рукав,
потому что руку кололи миллионы накаленных иголок, неудачно взмахнул
топором и ударил им по ноге. Все это произошло в первые несколько
секунд...
2. ПРЕССА
курир" как Хэл Кинни, сидел в углу вагона первого класса дневного
экспресса, отправлявшегося от Сент-Панкрас [один из вокзалов Лондона],
отдаваясь громадным, захватывающим его всего душевным я телесным мукам,
испытывая при этом своеобразное наслаждение. Часть этих мук приходилась на
долю несварения желудка: он наспех съел плотный ленч и пропустил несколько
рюмок, непростительно глупо забыв взять в дорогу таблетки бикарбоната.
Другая часть мук была результатом его темперамента: он почти всегда
находился в состоянии беспокойства. Сейчас же, помимо всего, существовали
и дополнительные обстоятельства, над которыми он раздумывал. Начать с
того, что ему был не по душе тон, каким утром с ним говорил редактор
Сертаков Виталий
Ильин Андрей
Маккарти Кормак
Акунин Борис
Контровский Владимир
Смоленский Вадим