АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- Нет!.. Тут надо еще тоньше.
- Сейчас куплю.
- Жалко денег...
- Слесарь больше возьмет. Давай челнок.
- Успокойтесь, батюшка, - умоляла дочь, вставая со скамьи и приближаясь
к старику. - Сударь, - обратилась она к гостю, - успокойте же отца...
Элюня!..
- Вы же видите, что я его успокаиваю, - ответил гость, делая за спиной
Гоффа жест, означающий сомнение.
- Отдай челнок! - крикнул Гофф, с выражением бешенства глядя на дочь.
- Пан Гофф, дорогой пан Гофф, - говорил гость, хватая его за плечи. -
Ну на что вам нужен челнок, раз нет подходящего напильника?
- Напильник я сейчас куплю. Давай! - крикнул он, топнув ногой.
- Батюшка! - умоляла дочь, протягивая к нему руки, - в доме последний
рубль... и неужели вы хотите, чтобы на завтра у Элюни даже кусочка хлеба не
было?
- Я этого хочу?.. - воскликнул несчастный безумец. - Я? Ты этого
хочешь, ты ее губишь... ты... дурная мать и дурная дочь!
- Успокойтесь, дорогой пан Гофф! - снова ввернул гость.
Глаза Констанции сверкнули.
- Так я дурная мать и дурная дочь потому, что не хочу выбрасывать
деньги за окно?..
- Успокойтесь, дорогая пани Голембевская, - сдерживал ее гость.
Гофф схватил ее за руку и, глядя ей в глаза, сдавленным голосом
спросил:
- Отдашь или нет?
- Не отдам! - решительно ответила она.
Старик стиснул ее пальцы.
- Не отдам! - крикнула она, рыдая. - Пустите меня, батюшка!
- Не пущу, тигрица! Не пущу, пока не отдашь челнок, - шептал старик,
усмехаясь и приближая лицо к лицу дочери.
Бедная женщина попятилась. Гофф шел за ней, продолжая сдавливать ее
руку. В этот миг заплакал ребенок.
- Пустите меня, отец!
- Не пущу!
- Ну, возьми! - молвила она, доставая челнок из кармана. - На, сожри
нас всех!..
Старик схватил челнок и прибавил:
- Где деньги?
Минуту спустя и последний рубль очутился в его руках.
Взяв, что хотел, Гофф кинулся к дверям.
- Пан Фридерик, а шапка? - напомнил гость.
Шапка висела на гвозде, Гофф нахлобучил ее на голову и сел на стул.
- А! Дурная дочь! - пробормотал он, дико глядя на женщину. Констанция,
казалось, не замечала этого, занятая убаюкиванием ребенка.
Когда безумец ушел, гость несколько оживился, выглянул в окно, послушал
у двери и, наконец, усаживаясь к столу, сказал:
- Странный темперамент. Иной раз спокоен, как каменный, а сегодня вдруг
так вышел из себя. Необыкновенный человек!
И принялся кусать ногти.
- О боже! За что ты так караешь нас? - говорила, рыдая, бедная женщина.
- Не так! Не так, дорогая пани Голембевская! Надо говорить: "Боже, да
будет воля твоя! Я, грешная, с избытком заслужила кару и гонения". Все мы
грешны, дорогая моя пани Голембевская.
- Уж, кажется, нет людей несчастней нас.
- Никому не живется на свете без какого-нибудь горя или огорчений, будь
он хоть король, хоть папа римский.
- Все точно сговорилось: нищета, болезни, да теперь еще такое
беспокойство в доме.
- Это хорошо, что мы хоть иногда испытываем горе и лишения. Да и разве
одни мы страдаем?.. Взять, к примеру, хоть этого беднягу Ендруся...
- Что? - крикнула Констанция, всматриваясь в гостя.
Глаза ее мгновенно высохли.
Гость спокойно достал табакерку, обернул ее несколько раз в пальцах,
щелкнул по крышке и прибавил:
- Несчастный парень! Мало того что такой больной, голодный,
беспокойный, приходится еще скрываться от человеческой суровости.
- Значит, его выпустили? - спросила Констанция, отодвигая от себя
ребенка.
Гость флегматично понюхал табак.
- Хуже, дорогая панн Голембевская, хуже: сам сбежал.
Губы Констанции побелели.
- Ищут его добрые люди, как евангельская жена потерянный динар, а он
тем временем, бедняжка, ночует на берегу Вислы, живет в глиняных ямах, а что
ест - уж и не знаю, потому что у нас, в нашей дорогой Варшаве, нет даже
акридов и дикого меда.
Констанция оперлась спиной о подоконник, руки ее опустились, голова
склонилась к плечу.
- Был, бедняга, у меня вчера ночью, маленько меня даже, по правде
сказать, напугал, и вот дал письмецо к вам, сударыня.
Сказав это, гость вынул из бокового кармана грязное, измятое письмо и
положил его на стол. Констанция даже и не глянула.
- Легкомысленный мальчик! В таком несчастии, а все шалости на уме.
Взгляните, сударыня, как адресовано письмо: "Ясновельможной Констанции,
урожденной Гофф, по первому мужу Голембевской, почетной гражданке и
домовладелице".
- "Дражайшая жена!.." - Ах, боже мой, вам дурно, дорогая пани
Голембевская?
- Прочтите, сударь! - ответила она тихо.
- Тут, правда, есть семейные секреты, ну да кому ж о них и знать, как
не испытанному другу?
Сказав это, он развернул письмо, стал читать:
- "Сердца Моего и души Моей дражайшая Жена Констанция!!! Десница
господня освободила меня от этих роковых терзаний, а теперь принужден я
давать деру в Америку, потому как ежели меня опять засадят в яму, то уж
крышка!!! По этой причине требуется мне монета, рублей хоть десять, ежели не
желаешь, чтобы я повесился на сухой ветке под твоим окном, на твоих
собственных веревках!!!
Делай что хочешь, грызи голову старику, продай что-нибудь, хоть укради,
только бы поскорей получить монету, потому меня уже холера берет, так
припекло!!!
Целую твою мордашку миллион раз и еще пятнадцать!!! Элька пусть ведет
себя хорошо, чтобы, боже упаси, не осрамила Отца.
Любящий вас Ендрусь, отец и муж, которому в мышеловке тесно стало!!!
Если сейчас же не дашь, я сам приду к старому скупердяю и скажу ему:
или давай, или я у тебя из глотки вырву, потому я твой зять и твоей дочери
муж, и так далее!!!"
Окончив чтение, пан Лаврентий пробормотал:
- Способный парень, ничего не скажешь! Обладает слогом, да ведь что с
того?..
Он поднял свои темно-синие очки на лицо недвижно сидящей Констанции,
но, не дождавшись ответа, прибавил:
- Можно сделать и так: ничего не давать, дожидаться, чтобы он сам
пришел, а пока уведомить полицию.
Женщина вздрогнула.
- Старые вещи покупаю, старые вещи, старые вещи! - раздался на улице
гнусавый голос. - Покупаю, продаю, меняю!..
- Надо позвать старьевщика, - сказала, вставая, женщина.
Пан Лаврентий вскочил с места.
- Зачем? Я знаю человека, который даст вам в долг под расписку.
В окне на улицу промелькнул еврей. Констанция постучала ему в окно.
- Пани Голембевская, ну что это, зачем? - уговаривал ее гость.
Еврей вошел и зорко оглянул комнату.
- Какая порывистая женщина! - пробормотал Лаврентий, прохаживаясь взад
и вперед и грызя ногти.
Констанция опустила руки и молчала.
- Может, старые платья? - спрашивал еврей.
- И зачем это нужно? - разговаривал сам с собой гость.
- Старая обувь, старое белье, бутылки?
- Как только человек начинает неумеренно желать чего-нибудь, так тотчас
становится беспокойным в душе своей.
- Может, мебель или постель?
- Постель, - ответила Констанция.
Лаврентий окончил свой монолог и подсел к ребенку.
- Какая постель? Где она? - спрашивал еврей.
Констанция ушла за ширму и медленно вытащила три подушки.
- И сколько за это?
- Пятнадцать рублей.
- Стоит того, - ответил покупщик, - только не для меня.
- А сколько вы дадите?
- Шесть.
- Не продам.
- Ну, зачем в торговле сердиться... А последнее слово?
- Пятнадцать.
- Не могу, чтоб я так здоров был!
- Двенадцать.
- Я вам дам шесть с полтиной... верьте совести!
- Постыдились бы вы, старозаветная душа, - вмешался гость, - так
Страницы: 1 2 3 4 [ 5 ] 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
|
|