Чтение 5–й страницы книги ~Возлюби ближнего своего~

- Нет.

- Вы должны есть.

Скрипач не ответил. Он зажег сигарету и начал жадно курить. Потом отодвинул тарелку в сторону.

- Так нельзя больше жить, - наконец выдавил он.

Керн посмотрел на него.

- У вас нет паспорта? - спросил он.

- Есть. Но... - Скрипач нервно загасил сигарету. - Но так же нельзя жить. Без всего. Без почвы под ногами.

- О, боже! - воскликнул Керн. - У вас же есть паспорт и есть скрипка.

Скрипач поднял голову.

- Какое это имеет значение, - ответил он со злостью. - Вы что, не понимаете?

- Понимаю.

Керн был в высшей степени разочарован. Он думал, что у человека, умеющего так играть, можно кое-чему поучиться. Но человек, сидевший перед ним, казался Керну озлобленным, упрямым ребенком, несмотря на то, что был старше его по крайней мере лет на пятнадцать. Первая стадия эмиграции, подумал он. Скоро успокоится.

- Вы действительно не будете есть суп? - спросил Керн.

- Нет.

- Тогда дайте его мне. Я еще голоден.

Скрипач придвинул ему тарелку. Керн ел медленно. Каждая ложка означала новые силы, которые помогут противостоять трудностям, и он не хотел терять ни капли. Затем Керн поднялся.

- Спасибо вам за суп. Но было бы лучше, если б вы съели его сами.

Скрипач посмотрел на него. Его лицо было все в морщинах.

- Вы, наверное, еще этого не понимаете, - сказал он недовольно.

- Это легче понять, чем вы думаете, - ответил Керн. - Вы несчастны - и больше ничего.

- Больше ничего?

- Ничего. Первое время вам будет казаться, что это что-то особенное. Но потом, когда вы дольше пробудете в изгнании, вы заметите, что несчастье - самая распространенная вещь на земле.

Керн вышел из столовой. К своему удивлению, он увидел, что по другой стороне улицы расхаживает профессор. У него была все та же характерная походка, что и раньше, когда он расхаживал перед кафедрой и объяснял какое-нибудь открытие в области раковых исследований, - заложив руки за спину и немного наклонившись вперед. Разница заключалась, наверное, только в том, что сейчас он думал о пылесосах и граммофонах.

Секунду Керн стоял в нерешительности. Он никогда не заговорил бы с ним. Но сейчас, после встречи со скрипачом, он перешел на другую сторону улицы и подошел к профессору.

- Господин профессор, - сказал он, - извините, что я осмелился заговорить с вами. Я бы никогда не поверил, что смогу дать вам когда-нибудь совет. Но сейчас я хотел бы это сделать.

Профессор остановился.

- Прошу вас, - сказал он рассеянно. - С большим удовольствием. Я буду благодарен за любой совет. Как же вас звали?

- Керн. Людвиг Керн.

- Я буду благодарен за любой совет, господин Керн. Чрезвычайно благодарен!

- Это едва ли можно назвать советом. Только немного опыта. Вы пытаетесь продавать пылесосы и граммофоны. Оставьте, это напрасная трата времени. Здесь продают пылесосы сотни эмигрантов. Заниматься этим так же бессмысленно, как пытаться заключать договоры страхования жизни.

- А я как раз и хотел потом заняться страхованием жизни, - оживленно перебил его профессор. - Мне кто-то сказал, что это очень легко и можно кое-что заработать.

- И он предложил вам большие комиссионные за каждый договор, правда?

- Да, конечно, большие комиссионные.

- А больше ничего? Он не обещал вам ни постоянной зарплаты, ни выплаты издержек?

- Нет. Не обещал.

- Такие условия могу предложить вам и я. Это значит - вообще ничего не предложить. Господин профессор, вы уже продали хоть один пылесос? Или граммофон?

Профессор беспомощно посмотрел на него.

- Нет, - сказал он, сильно смутившись. - Но я надеюсь, что в ближайшее время...

- Бросьте это, - ответил Керн. - Вот мой совет. Купите связку шнурков для ботинок. Или несколько баночек мази для сапог. Или несколько пакетиков английских булавок. Любую мелочь, которая нужна каждому. И торгуйте ею. На этом вы много не заработаете. Но иногда вы все-таки что-нибудь продадите, несмотря на то, что этими вещами тоже торгуют сотни эмигрантов. Английские булавки продать легче, чем пылесосы.

Профессор задумчиво посмотрел на него.

- Об этом я еще не подумал.

Керн смущенно улыбнулся.

- Я знаю. Но вы подумайте. Так будет лучше. Я уже испытал. Раньше я тоже хотел заняться пылесосами.

- Может быть, вы правы. - Профессор подал ему руку. - Спасибо вам. Вы очень добры... - Его голос внезапно стал до странности тихим, почти покорным, словно у ученика, плохо выучившего уроки.

Керн прикусил губу.

- Я посещал все ваши лекции...

- Да, да, - профессор сделал какой-то неопределенный жест. - Я благодарю вас, господин... господин...

- Керн. Но это не важно.

- Нет, это важно. Господин Керн. Извините, пожалуйста. В последнее время я стал забывчив. И примите мою большую благодарность. Я думаю... Я попытаюсь этим заняться, господин Керн.

Отель "Бристоль", маленький полуразвалившийся дом, был сдан внаем комитету помощи беженцам. Керн получил койку в комнате, где разместились еще двое. После обеда он почувствовал, что очень устал, и сразу улегся спать. Двух других жильцов еще не было, и он не слышал, когда они пришли...

Среди ночи он проснулся. Он услыхал крики и тотчас же вскочил. Не раздумывая, он схватил чемодан и белье, выскочил в дверь и помчался по коридору.

Там было тихо. На лестнице он остановился, поставил чемодан и прислушался. Потом потер руками лицо. Где он? Что случилось? Где полиция?

К нему медленно возвращалась память. Он посмотрел на себя и облегченно улыбнулся. Он был в Праге, в отеле "Бристоль", и у него было разрешение на четырнадцать дней. И пугаться нечего. Наверняка ему что-то приснилось. Он повернул назад. Это не должно повториться, подумал он. Не хватает, чтобы у меня еще сдали нервы. Тогда все погибло. Он открыл дверь в комнату и ощупью отыскал свою кровать. Она стояла с правой стороны, у стены. Он тихо поставил чемодан на пол и повесил белье на спинку кровати. Потом нащупал одеяло.

Внезапно, когда Керн уже хотел лечь, он почувствовал под своей рукой что-то мягкое, дышащее и вскочил, выпрямившись, словно жердь.

- Кто здесь? - спросил сонный женский голос.

Керн продолжал стоять, он чувствовал, как по телу катятся капли пота.

Через некоторое время он услышал вздох и какой-то шорох, будто человек поворачивается на другой бок. Он выждал еще минуту. Все стихло, в темноте слышалось только ровное дыхание. Керн бесшумно взял свои вещи и выскользнул из комнаты.

В коридоре стоял человек в одной рубашке. Он стоял перед комнатой, где жил Керн, и пристально смотрел на него сквозь очки. Он видел, как Керн вышел с вещами из соседней комнаты.

Керн был слишком смущен, чтобы пускаться в объяснения. Он молча прошел мимо человека, который не посторонился, в открытую дверь, положил свои вещи и лег на кровать. До того как лечь, он из предосторожности провел рукой по одеялу. Под ним никого не было.

Человек еще постоял несколько минут в рамке двери. Его очки мерцали в слабом свете коридора. Потом он вошел в комнату и с сухим стуком захлопнул дверь.

В это мгновение вновь раздались крики. Теперь Керн различил слова:

- Не бейте! Не бейте! Ради бога, не бейте. Пожалуйста, прошу! О-о!

Крики перешли в страшное клокотание и замерли. Керн поднялся.

- Что это? - бросил он в темноту.

Щелкнул выключатель, стало светло. Сосед в очках встал и подошел к третьей кровати. На ней лежал человек, весь в поту, он задыхался, его глаза дико блуждали. Сосед взял стакан, налил воды и поднес его ко рту человека.

- Выпейте! Вам приснилось. Здесь некого бояться.

Мужчина жадно пил. Кадык перекатывался по его худой шее. Потом он в изнеможении упал на подушку, глубоко вздохнул, закрыл глаза.

- Что это? - спросил Керн еще раз.

Мужчина в очках подошел к его кровати.

- Что это? Это человек, которому снится... Громкий бред. Две недели тому назад его выпустили из концлагеря. Нервы, понимаете?

- Да, - ответил Керн.

- Вы здесь живете? - спросил человек в очках.

Керн кивнул:

- Я тоже, кажется, становлюсь немного нервным. Когда он закричал первый раз, я выбежал за дверь. Думал: в отеле полиция. А потом перепутал комнаты.

- Ах, вот как...

- Извините меня, - сказал третий мужчина. - Я больше не буду спать. Извините меня.

- А, пустяки. - Человек в очках вернулся к своей кровати. - Нам не помешает, если вы немного поговорите во сне. Правда, молодой человек?

- Конечно, - подтвердил Керн.

Щелкнул выключатель, и снова стало темно. Керн вытянулся. Он долго не мог заснуть. Удивительно, как все вышло, там, в соседней комнате. Мягкая грудь под тонким покрывалом. Он все еще продолжал ее чувствовать, словно рука его изменилась от этого прикосновения.

Позднее он услышал, как мужчина, который кричал, встал и сел у окна. Его опущенная голова выделялась темным пятном на фоне светлеющего неба, словно темный монумент раба. Керн долго смотрел на нее. Потом им овладел сон.

Йозеф Штайнер легко вновь перешел границу. Он ее хорошо знал и, как старый солдат, привык делать вылазки в тыл врага. Штайнер был командиром роты и в 1915 году получил железный крест за трудную разведку, из которой вернулся, захватив пленного.

Через час он уже был вне опасности. Он отправился к вокзалу. В вагоне было мало народу. Проводник посмотрел на него:

- Уже обратно?

- Билет до Вены, - сказал Штайнер.

- Быстро же вы, - продолжал проводник.

Штайнер поднял глаза.

- Мне это знакомо, - сказал проводник, - каждый день приезжает несколько таких групп, поэтому чиновников быстро узнаешь... Какое несчастье! Вы приехали в этом же вагоне; наверно, вы уже и не помните этого.

- Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.

Проводник рассмеялся.

- Скоро поймете. Идите в конец состава, на платформу. Если пойдет контролер, вы спрыгнете. Но думаю, что в такое время он не пойдет. Этим вы сэкономите деньги за проезд.

- Спасибо.

Штайнер поднялся и прошел в конец поезда. Он чувствовал лицом ветер и видел мелькающие огоньки проносившихся мимо деревушек. Он глубоко дышал и наслаждался самым крепким ароматом, который только есть на земле, - ароматом свободы. Он чувствовал кровь в своих венах и теплую силу своих мышц. Он жил. Он не был в заключении. Он жил, он вырвался из их рук.

- Возьми сигарету, браток, - сказал он проводнику, который тоже пришел в конец поезда.

- Спасибо. Но только мне сейчас нельзя курить. Служба.

- Ну, а мне можно?

- Да. - Проводник добродушно засмеялся. - В этом отношении тебе лучше, чем мне.

- Да. - Штайнер вдохнул в себя пряный аромат сигареты. - В этом отношении мне лучше.

Он отправился к пансиону, в котором его арестовала полиция. Хозяйка все еще сидела в бюро. Увидев Штайнера, она вздрогнула.

- Вы не сможете здесь больше жить, - быстро сказала она.

- Смогу. - Штайнер снял свой рюкзак.

- Господин Штайнер, это невозможно. Полиция может нагрянуть снова в любой момент. И она закроет мой пансион.

- Луизхен, - спокойно сказал Штайнер. - Самым лучшим убежищем во время войны была свежая воронка от снаряда. Почти никогда не случалось, чтобы в нее сразу попал другой. Поэтому ваша комнатушка - сейчас самая надежная в Вене.

Хозяйка в отчаянии запустила руки в свои светлые волосы.

- Вы погубите меня! - воскликнула она с пафосом.

- Как чудесно! Я всегда мечтал об этом - погубить кого-нибудь! У вас романтическая натура, Луизхен. - Штайнер огляделся. - У вас найдется еще чашка кофе? И рюмка водки?

- Кофе? И водки?

- Да, Луизхен. Я знал, что вы меня поймете! Какая вы чудесная женщина. Ну как, есть еще сливовица в стенном шкафу?

Хозяйка беспомощно посмотрела на него.

- Да, конечно, - сказала она.

- Как раз то, что нам нужно. - Штайнер достал бутылку и две рюмки. - Вы тоже выпьете?

- Я?

- Да, вы, кто же еще?

- Нет.

- Выпейте, Луизхен! Доставьте мне удовольствие. Пить одному как-то скучно. Вот... - Он наполнил рюмку и протянул ей.

Хозяйка минуту колебалась. Потом взяла рюмку.

- Хорошо, ладно! Но вы не будете здесь жить, правда?

- Только пару деньков, - сказал Штайнер успокаивающе. - Не больше, чем пару деньков. Вы принесете мне счастье. У меня есть кое-какие планы. - Он улыбнулся. - Ну, а теперь кофе, Луизхен.

- Кофе? У меня здесь нет кофе.

- Есть, детка. Вон он стоит там. Спорю, что он превосходен.

Хозяйка сердито засмеялась.

- Ох, вы какой. Кстати, меня зовут не Луиза. Меня зовут Тереза.

- Тереза! Не имя, а мечта!

Хозяйка принесла ему кофе.

- Тут еще лежат вещи старика Зелигмана, - сказала она, показывая на чемодан. - Что мне с ними делать?

- Это еврей с седой бородкой?

Хозяйка кивнула.

- Я слышала, будто он умер. Больше ничего...

- Вы слышали достаточно. С меня хватит и этого. Вы не знаете, где его дети?

- Откуда же мне знать? Ведь не буду же я еще заботиться и о них?

- Конечно, нет. - Штайнер вытащил чемодан и открыл его. Оттуда выпало несколько мотков пряжи и ниток. Под ними лежал, тщательно упакованный, пакет со шнурками. Далее - костюм, пара башмаков, книга на древнееврейском языке, немного белья, несколько картонок с роговыми пуговицами, маленький кожаный кошелечек с монетами достоинством в один шиллинг, два молитвенных ремня и белая накидка для молитвы, завернутая в шелковистую бумагу.

- Немного вещичек-то, не правда ли, Тереза? - сказал Штайнер.

- У некоторых и того меньше.

- Тоже правильно. - Штайнер осмотрел книгу на древнееврейском и заметил листочек бумаги, вложенный между внутренними стенками переплета. Он осторожно вытащил его. На нем был адрес, написанный чернилами.

- Ага! Ну, туда я загляну. - Штайнер поднялся. - Спасибо за кофе и сливовицу, Тереза. Сегодня я вернусь поздно. Лучше всего, если вы поселите меня на первом этаже, и чтобы окна выходили во двор. Тогда я смогу быстро смыться.

Хозяйка хотела еще что-то сказать, но Штайнер поднял руку.

- Нет, нет, Тереза! Если дверь окажется закрытой, я вернусь сюда со всей венской полицией. Но я уверен, что она будет открыта. Скрывать бездомных - это заповедь господа бога. За это вы получите на небесах тысячу лет величайшего блаженства. Рюкзак я оставлю здесь.

Он ушел. Он знал, что продолжать разговор бесполезно, знал он и о том удивительном влиянии, которое оказывают оставленные вещи на простых мещанок. Его рюкзак сделает за него то, что сам Штайнер не смог бы добиться. Его рюкзак сломит последнее сопротивление хозяйки одним своим молчаливым присутствием.

Штайнер отправился в кафе "Шперлер". Он хотел встретить там Черникова, русского, с которым сидел в камере. Во время ареста они договорились ждать там друг друга после полуночи в первый и второй день после освобождения Штайнера. У русских беженцев практика была на пятнадцать лет больше, чем у немцев. Черников обещал Штайнеру узнать, нельзя ли купить в Вене подложные документы.

Штайнер уселся за столик. Он хотел чего-нибудь выпить, но кельнер не обращал на него внимания. Делать заказ было здесь чем-то необычным. Большинство было без денег.

Кафе представляло собой настоящую биржу эмигрантов. Оно было забито до отказа. Люди сидели на скамейках и стульях, спали; другие лежали прямо на полу, прислонившись спиной к стене. Они использовали возможность бесплатно поспать до закрытия кафе. А с пяти утра до полудня они отправлялись на прогулку и ждали, пока оно снова откроется. В основном это были интеллектуалы. В такой жизни они слабо ориентировались.

К Штайнеру подсел мужчина в клетчатом костюме, с лицом, похожим на луну. Минуту он рассматривал его живыми черными глазами.

- Что-нибудь продаете? - спросил он. - Драгоценности? Можно и старое. Плачу наличными.

Штайнер покачал головой.

- Костюмы, белье, ботинки? - Мужчина настойчиво смотрел на него.

- Убирайся вон, ты, стервятник! - зарычал Штайнер. Он ненавидел дельцов, которые за гроши выманивали у беспомощных эмигрантов их последние вещи. Он окликнул проходившего мимо кельнера: