Чтение 5–й страницы книги ~Путь Императора~

Кот забыл о своей беспомощной добыче. Забыл о втором человечке. Хищник
напрочь позабыл о голоде. Не отрываясь, кот глядел на зеленую плоскую голову с
горящими глазами, и сиплый мяв вибрировал в его глотке...

Широкая змеиная пасть распахнулась, и оттуда вырвался свист.
Человеческие уши его не могли услышать, но кота он хлестнул, как кнут.
Подпрыгнув, хищник развернулся в воздухе, вцепился когтями в ветку, перемахнул
на соседнее дерево и с воем умчался прочь.

- Ага-а! - в восторге завопил Фаргал. Плоская голова опустилась ниже,
почти коснувшись его макушки. Черный раздвоенный язык плясал между
кинжалоподобных зубов.

Так продолжалось мгновение, а потом страшная пасть над головой мальчика
беззвучно сомкнулась, и существо, повергшее лесного кота в такой ужас,
стремительно и бесшумно кануло в чаще.

- Где? Что?

Большой с топором в руке проломился сквозь кустарник и застыл, увидев
лежащего на земле Бубенца.

- Эй, подвинься, бегемот! - Налус протиснулся мимо бывшего солдата
перегородившего тропу, и бросился к сыну. Большой озирался, тиская в руке
топорище. Но драться было не с кем.

Бубенец застонал и открыл глаза.

- Что случилось, сынок? - бережно придерживая ладонью голову мальчика,
спросил Налус.

- Я стрелял в оленя, па, - пробормотал Бубенец. - Я попал, а он на меня
прыгнул.

Появился Тарто. Он тяжело дышал: возраст не позволял ему соревноваться
в беге с молодыми.

Убедившись, что явной опасности нет, он первым из взрослых обратил
внимание на Фаргала.

Малыш стоял в стороне, все еще сжимая лук.

Тарто обнял его и почувствовал, что мальчика трясет.

- Ну все, все, не бойся! - ласково проговорил старшина. - Мы уже здесь.

- А я и не боюсь, - дрожащим голосом ответил Фаргал. - Это я прогнал
его.

- Оленя? - спросил Налус.

Фаргал замотал головой.

Большой, наклонившись, высматривал в траве следы.

- Кто это был? - спросил Тарто, покрепче прижимая к себе мальчика.

- Такой, пятнистый, с зубами! - возбужденно проговорил Фаргал. - И
шерсть у него такая! - Мальчик растопырил пальцы.

Налус хмыкнул.

- Он повалил Бубенца, - Фаргал перестал дрожать, - и хотел его укусить!
А я так замахнулся... - мальчик тряхнул луком, - как закричу на него и он
убежал!

- Ха - воскликнул Большой выпрямившись. - Лесной кот! Глянь, какая
лапища!

Тарто отпустил Фаргала и подошел к внуку. Убрав окровавленные лохмотья
рубашки, он оглядел глубокие борозды, исполосовавшие грудь мальчика.

- Да, - сказал он. - Налус, дай-ка рубаху, надо забинтовать. Это точно
лесной кот.

Трое мужчин разом посмотрели на Фаргала.

- Ну-ка, покажи нам еще раз, что ты сделал, - попросил старшина.

- А вот, - охотно откликнулся малыш, - вот я поднял лук, он тут лежал,
вот так замахнулся: "Пошел вон! Не смей его трогать!"

Глазенки у Фаргала разгорелись.

- А он вот так сделал шерстью, - малыш растопырил пальцы, - зашипел,
подпрыгнул и убежал. Вон туда.

- Чудеса, - сказал Налус, стаскивая рубашку. Тарто взял у Налуса
рубаху, разорвал и крест-накрест обмотал грудь внука.

- Ну ладно, пошли! - распорядился он. - Бери парня, Налус!

Большой сунул за пояс топор, подошел к Фаргалу и протянул ему руку.

- Ты - храбрец! Давай пять! Ручонка Фаргала была раз в десять меньше
ладони Большого.

- А ты покатаешь меня на шее? - спросил малыш, полагая, что
расположением Большого надо воспользоваться, не откладывая.

- А как же!

Бывший солдат одним движением забросил Фаргала на плечи. Мальчик
вцепился ему в шевелюру и засмеялся.

Так они и появились в лагере. Первым - Налус с раненым сыном на руках,
вторым - Большой с Фаргалом на загривке. Последним - Тарто, погруженный в
размышления.

Раны Бубенца оказались довольно серьезными, но мази Нифру помогли,
через несколько дней раны затянулись. Правда, шрамы на груди у Бубенца остались
на всю жизнь.

А лук он подарил Фаргалу. Только стрелы пришлось сделать новые - старые
потерялись в лесу.

Глава четвертая

Когда позже Фаргал вспоминал о своем раннем детстве, то первое, что
всплывало в памяти, - бесконечные дороги, выкрашенные в красный цвет лошадиные
гривы и негромкий голос Тарто, рассказывающий одну из бесчисленных своих
историй. Или лесной лагерь, костер, вкусный запах и "так-так-так" маленького
барабана, отмеряющего ритм гимнастам. А вот тренировки почему-то запомнились
хуже, хотя упражнениями цирковые себя изнуряли непрестанно. Никто не увиливал,
даже ленивый Бубенец. Это называлось - работа. Но Фаргалу все было легко, все -
в удовольствие.

- Прирожденный цирковой, - с удовлетворением говорил Тарто.

А еще были большие красивые города, и были маленькие поселки, где все
жители без исключения выходили поглядеть на заезжий цирк. Очень хорошо помнил
Фаргал, как первый раз вышел на подмостки. И как ему хлопали. Это была -
радость. Да, были в жизни цирковых большие и маленькие радости, и горе тоже
было. И смерть. Но больше всего было именно дорог. Дорога и лес вокруг, день,
два, двадцать дней... пока не возникала впереди застава и важный стражник не
вставал перед лошадьми: плати!

День-два город. И снова лес, лес и дорога. И тренировки. Мягкая трава
приятней ладоням, чем сухая хвоя. Но там, где лес гуще и пестрей, куда больше
надоедливых насекомых. Зато ближе к горам их почти нет. Но там холодно.

За десять лет Фаргал пересек Эгерин не меньше пятнадцати раз. На
некоторых трактах он знал каждый поворот и каждый придорожный камень. Даже
спустя тридцать лет он мог бы запросто провести армию от берега Карна в любое
место Империи Эгерин. Но не сделал этого. Почему? Об этом знают боги. И сам
Фаргал.

Пятилетний Фаргал, стоя на мелководье, пытался ловить руками рыб,
идущих вверх по течению, на нерест. Мальчику хватало быстроты, чтобы схватить
рыбу. Но каждый раз серебристое тяжелое тело выворачивалось у него из рук и с
плеском падало в воду.

Шагах в сорока от Фаргала, ниже по течению, трудилась Мили. Рядом с
ней, на камне, высилась целая гора выстиранного белья. Правда, половина работы
была чуть раньше сделана Нифру, которая сейчас нежилась в солнечных лучах,
сверкающих на вытатуированных виноградных листьях так, словно они были
настоящими.

- Ма, - сказала Милли, выпрямляясь и растирая затекшую поясницу. -
Когда будем в Верталне, давай сделаем мне татуировку. Я уже придумала какую.

Нифру легко перевернулась на живот и поглядела на дочь. Милли и Налус
пошли не в нее, а в отца. Никто не верил, что это ее дети. Может, оттого, что
сама Нифру выглядела ровесницей дочери.

- Забудь, - сказала фетсианка.

Темно-коричневая хищная птица шевельнулась у нее на спине. Атакующий
сокол: полусложенные крылья, вытянутые растопыренные хищно лапы. А под ним -
изумрудный змей в золотой короне, широко открывший пасть. Хвост змея прятался
между ягодицами Нифру.

- Почему "забудь", мама?

По лицу Мили видно было: сейчас обидится.

- Потому что это больно.

- Я уже слышала! Не беспокойся, я вытерплю!

- Еще нужен настоящий мастер... Нет, дай мне договорить - и услышишь
то, что раньше не слышала.

Нифру с удовольствием наблюдала, как меняется выражение лица дочери.

- И еще, - торжественно проговорила она, - мастер должен любить тебя.
По-настоящему. Иначе ты просто испортишь кожу, - заключила фетсианка и снова
перевернулась на спину.

Мили соскочила с камня, подбежала к матери и присела рядом, обхватив
мокрыми руками колени.

- Послушай, а расскажи, как это?

- Что? - лениво спросила Нифру.

- Как он любил тебя!

Ее мать прищурила глаза, посмотрела на взрослую дочь сквозь густые
загнутые ресницы.

"Какая ты глупышка", - подумала она и быстро пробежалась смуглыми
пальцами по голому боку Мили.

Та хихикнула и слегка отодвинулась.

- В другой раз, девочка, - произнесла Нифру. - Фаргал! - крикнула она,
приподнимаясь. - Так у тебя ничего не выйдет. Постарайся схватить под жабры.

- Ловкий мальчуган. - Нифру улеглась щекой на согнутую руку и закрыла
глаза.

- Угу. - Мили встала и побрела к недостиранному белью. - Только ничего
он не поймает.

Конечно, мать научила ее многому. Танцевать, например, или обращаться с
мужчинами. Но волшебству учить отказалась наотрез. И вот с татуировкой то же
самое. И никогда не поймешь, то ли она говорит серьезно, то ли смеется над ней.