Чтение 5–й страницы книги ~Шпора дракона~

– Огненные Клинки. Это хорошая новость. Я помню, когда Его Величество разогнал эту шайку. С тех пор они постоянно угрожают ему. Чтоб они пропали, – провозгласил он и выпил еще эля.
Джиджи поступил также. Тепло от выпитого дополнялось теплым чувством от присутствия Садкара.
Джиджи и Садкар выпивали и разговаривали о Вестгейте, пока к ним не подошел и не кашлянул Лем. Джиджи посмотрел по сторонам и понял, что остальные столы уже пусты, а слуги убирают стулья и скамьи.
Два дворянина были последними посетителями в таверне, и Лем ждал только Садкара. Лорд оставил несколько золотых на столе, встал и вышел. Джиджи последовал за ним.
Большинство уличных фонарей погасло из-за того, что в них кончилось масло или от того, что ветер погасил их, но луна светила достаточно ярко.
Они остановились перед статуей «Триумф Азуна».
– Послушайте, – сказал Джиджи, – Я болтал так долго, что у вас не было случая рассказать мне о моем отце.
Садкар улыбнулся – Это часть моего хитрого плана. Теперь тебе придется прийти ко мне еще раз, – сказал он.
– Это мне нравится, – согласился Джиджи.
– Мы поищем твой кошелек. Тебе следовало бы завести заколдованный. Такой, чтобы поднимал шум, если кто-нибудь дотронется до него.
– Он был заколдован. Но дело в том, что если я его где-нибудь забывал, а слуги брали его, то он поднимал ужасный шум. Дядя Дрон сделал так, чтобы заклинание действовало только, когда кто-нибудь кроме меня откроет его.
– И что должно случиться?
– Я помню, дядя Дрон сказал, что это сделает вора дураком или что-то вроде этого.
– Ну, я велю своим людям присматривать за всякими дураками.
Джиджи расхохотался.
– Не хотел бы я быть арестованным за кражу своего собственного кошелька.
Садкар неодобрительно нахмурился и ткнул пальцем в Джиджи.
– Не надо так о себе думать, парень. Его Величество не доверил бы тебе такое поручение, если бы ты был недостоин. В самом деле, ты и твои двоюродные братья выросли, и Азуну скоро понадобятся ваши услуги, как в свое время услуги твоего отца и его братьев. Когда ты выяснишь это недоразумение со шпорой, пора тебе будет начать служить королю, что является обязанностью дворянина.
– Мне? – выдохнул Джиджи.
– Тебе, – ответил Садкар, усмехнувшись его реакции.
Джиджи думал, что его отправили в Вестгейт только потому, что он мог опознать Элию. Он никогда не предполагал, что король поручит ему другие задания.
Очевидно, что даже если Джиджи найдет шпору, это не гарантирует, что его жизнь снова станет такой же, какой была до прошлой весны.
– Подождите. А как вы узнали о шпоре? – поинтересовался Джиджи у Садкара.
– Вы говорили, что тетя Дора ничего не сказала об этом.
– Секрет, – ответил Садкар, подмигнув ему. Пожалуй, уже поздно. Пора идти.
Он похлопал Джиджи по спине и пошел на юг к Краснокаменному замку.
Перед тем, как раствориться в темноте, он сказал:
– Спокойной ночи, Джиджиони.
Автоматически Джиджи ответил:
– Спокойной ночи, Садкар.
Слова Садкара взволновали и смутили Джиджи. Молодой Драконошпор пошел к своему дому.
Пьяный и уставший, дворянин забыл предупреждение Дрона о возможной опасности. Тем более он не мог услышать сердитый стук копыт маленького серого животного, которое двигалось за ним по мостовой.
Глава 5
Ошибка
После того, как Безымянный не смог опознать Оливию в ее новом облике, он продолжил свои поиски. Он методично хлопал дверьми стойл, не произнося ни звука. Оливия чувствовала кипящую в нем злость. Вытащив из-за пояса кинжал, Безымянный начал тыкать в те мешки с зерном, которые были достаточно велики, чтобы хафлинг могла в них спрятаться.
Наконец, когда Оливия уже начала бояться, что он повнимательней присмотрится к ней и поймет-таки, в чем дело, послышался звук открывающегося засова. Безымянный выругался и стал произносить заклинания.
Дверь открылась, и вошла молодая женщина с фонарем в руке. Оливия узнала Лиззи Торп, хозяйку конюшни. Когда Лиззи заметила человека в плаще, то закричала. Человек исчез. Лиззи выбежала, громко крича о помощи.
Оливия заметила, что солома на полу там, где только что стоял Безымянный зашевелилась, потом хафлинг увидела, как прогибаются и поскрипывают доски под тяжестью человека.
«Он стал невидимым, – поняла Оливия. – Но, кажется, он уходит». Лиззи вернулась через минуту с двумя стражниками.
– Он стоял здесь, когда я вошла, – сказала она, указывая на место, где Безымянный стал невидимым. Лиззи и стражники начали обыскивать конюшню, делая это столь же Методично, как Безымянный, хотя и гораздо спокойнее.
Все еще прячась за мешками с зерном, Оливия услышала крик Лиззи:
– Посмотрите, что он сделал с моей стеной. Огромная дыра, через которую можно было вывести жеребца!
Стражники направились к стойлу Змееглазика.
– Дерево исчезло, а края гладкие, как масло, отрезанное горячим ножом, – заметил старший из них. Похоже, поработал какой-то волшебник. Но магия это или что другое, эту стену можно отремонтировать за час-два.
Прежде, чем хозяйка успела заметить лишнего осла в своей конюшне, Оливия взяла в зубы кошелек Джиджиони и тихо вышла на улицу.
Хафлинг ждала, пока Джиджи выйдет из «Великой харчевни». Ей показалось, что ожидание тянулось целую вечность. Оливия надеялась, что никто не заметит ее в тени, а если и заметит, то не обратит особого внимания на маленького ослика.
Так или иначе, но никто не заинтересовался ею.
Оливия поняла, что волшебный кошелек Джиджи спас ей жизнь, но время шло, становилось все холоднее, и это раздражало хафлинга. Хотя ее жизни сейчас уже ничего не угрожало, ее положение было незавидным. Когда, наконец, Джиджи вышел и направился по улице, Оливия со злостью посмотрела не него.
Хафлинг поняла, что не следует на улице устраивать свару с Драконошпором, и решила дойти с Ним до его дома. К несчастью, Джиджи не хотел возвращаться домой. Он прогулялся вдоль озера. Затем звуки музыки, доносившиеся из «Пяти Рыб» привлекли его внимание. Джиджи направился в таверну.
Оливия представила сколько рыбы, картошки и эля сейчас в «Рыбах», но, видимо, это не заинтересовало Джиджи. Он вышел через несколько минут и побрел к базару, где остановился рядом со статуей и стал разговаривать с каменными разбойниками.
«Здорово, – саркастически подумала Оливия. – Моя судьба находится в руках идиота, который беседует со статуей». Она спряталась в тени и увидела, что когда, Джиджи запел одну из песен, сочиненных Оливией, из таверны вышел Самтаван Садкар и позвал его.
Лорд всегда обращался с Оливией крайне обходительно. Но в его задумчивом взгляде было что-то, из-за чего та решила, что он ее в чем-то подозревает.
Хафлингу не хотелось, чтобы Садкар увидел ее с кошельком Драконошпора, даже и в ослином обличий.
Оливии пришлось снова очень долго ждать их появления. Они были последними, кто вышел из таверны, и Лем запер за ними дверь. Беседуя, Джиджи и Садкар направились к статуе. Оливии хотелось подкрасться и подслушать, но она очень боялась Садкара. Наконец, лорд покинул Джиджи и направился на юг.
Джиджи пошел к западу. Душа Оливии пылала праведным гневом. Она побежала, стуча копытами по мостовой, за длинноногим Драконошпором. Она больше не пыталась скрыть свое присутствие. Раскеттл уже представляла, как скажет Джиджи о том, что только безответственный дурак может оставить свой кошелек в грязи, там, где его может найти бедный, беззащитный хафлинг. Хотя перед этим ей нужно было превратиться в бедного талантливого хафлинга, которым она была раньше.
Джиджи остановился перед большим домом, окруженным высокой железной оградой. Драконошпор пробормотал что-то себе под нос, отпер засов и вошел в ворота.
Оливия вбежала вслед за Джиджи. Ворота со щелчком закрылись сразу за ней.
Раскеттл оказалась в маленьком саду. Земля была покрыта соломой, виноградная лоза взбиралась по решеткам, стоящим вдоль дорожки, ведущей к дверям дома. Вид сада при лунном свете заставил Оливию вздрогнуть.
– Пора мне показаться ему, – решила она. Оливия открыла рот, отчего кошелек Джиджи со шлепком упал на землю, и громко заржала.
Джиджи вскрикнул от неожиданности и обернулся. Увидев маленького осла, он рассмеялся.
– Какой славный ослик, – сказал Драконошпор.
Он протянул руку, чтобы погладить ее, но Оливия отпрянула назад. Передней ногой она подтолкнула кошелек Джиджи.
– Что это? Мой кошелек! – рассмеялся он, поднимая кошелек и отряхивая его от грязи. Его вовсе не украли. Я выронил его из кармана, выходя из дома. – Джиджи сунул его в карман, снова оставив шнурок висеть снаружи.
«Нет! – подумала с тревогой Оливия. – Это я принесла его тебе, идиот! Ты должен превратить меня обратно в хафлинга». Она попыталась схватить зубами шнурок, но Джиджи шлепнул ее по морде, и Оливия промахнулась.
– Глупое животное. Это не для того, чтобы есть, – сказал он, запихивая шнурок в карман. А почему ты бродишь в моем саду? А?
Оливия расстроенно смотрела на Драконошпора.
– Это Томас, видимо, купил тебя. Значит были причины. Он всегда с умом тратит мои деньги.
Оливия хотела сказать, что Томас не покупал ее, но, конечно, смогла только заржать. Зато уж заржала она громко.
– Тихо. Ты разбудишь соседей. Томасу не следовало оставлять тебя здесь.
Ты, наверное, сжевала свою веревку. Лучше отвести тебя в стойло. С этими словами он расстегнул пряжку своего ремня.

Глаза Оливии расширились, она отскочила от молодого дворянина. Она снова заржала, на этот раз от страха. Оливия ударила ногами в ворота, но они не открывались. Она дернулась вправо, но Джиджи успел сделать из своего ремня петлю и набросил ей на шею.
Оливия прыгнула, надеясь вырваться, но рука Джиджи оказалась слишком твердой. Оливия начала задыхаться.
Это точно была худшая ночь в ее жизни. Она увидела, как убили ее лучшую подругу. Когда Оливия узнала убийцу, это стало для нее ударом. Теперь ее перепутали с животным. Совсем унизительно. Худшим было то, что она была вынуждена послушно идти рядом с Джиджи в его сарай.
– Ромашка, – тихо сказал Драконошпор, открывая дверь и заводя Оливию внутрь, – я привел тебе подружку.
Джиджи зажег масляную лампу рядом с дверью. При свете сарай казался теплым и удобным. Своими ослиными глазами Оливия увидела легкую коляску, выкрашенную зеленым и желтым и два стойла, в одном из которых стояла гнедая лошадь.
Второе стойло было пусто, и Джиджи повел Оливию туда. Он суетился, как хозяин, пытающийся поудобнее устроить гостя. Но в его не слишком трезвом состоянии это получалось не очень хорошо.
Он положил только половину от необходимого Оливии количества соломы, зато насыпал вдвое больше зерна, чем лошадь может съесть за день, и расплескал по полу воды больше, чем налил в ее корыто.
Оливия сунула морду в лохань и стала жадно пить. Напившись, она лениво оглянулась вокруг.
На стене висел портрет мужчины с орлиным носом, темными волосами и пронзительными голубыми глазами. В руках он держал лютню. На плаще был серебряный значок. Глаза мужчины на картине смотрели на Оливию, проникая прямо в ее душу. Инстинктивно Оливия попятилась назад и тревожно заржала. джиджи посмотрел, что так испугало ослика. Было похоже, что портрет слегка испугал и его, но только на секунду. Потом он рассмеялся, подошел к стене и снял картину.
– Нечего пугаться, – успокаивающе сказал Джиджи. – Посмотри, глупая. Он поднес картину к ее морде.
– Это всего-навсего мой древний предок. Он давно умер. Нечего его опасаться.
«Нет, – подумала Оливия. – Он вовсе не мертв, и это не какой-нибудь предок, и он очень опасен. Это Безымянный Бард, сумасшедший убийца».
– Его имя было где-то здесь, – пробормотал Джиджи рассматривая холст, – как странно, имя закрашено.
«Да, арферы постарались, чтобы люди забыли его имя», – подумала Оливия.
– Неважно, – сказал Джиджи. – Это какой-то Драконошпор. Все Драконошпоры так выглядят. Кроме меня, конечно. Я, видишь ли, в свою мать.
Джиджи повесил картину обратно и предложил Оливии горсть овца, подслащенного мелиссой.
– Видишь? Ням-ням, – сказал он.
Превращенная в осла хафлинг фыркнула и отказалась.
– Не хочешь? Ну я оставлю его здесь на случай, если ты ночью проголодаешься.
Джиджи ссыпал овес обратно в ведро и оставил ведро около стены.
– Спокойной ночи, – сказал он и пощекотал Оливию за ушами, прежде чем та успела отскочить. Он снял с нее ремень и вышел из стойла, заперев за собой дверь. Перед тем как выйти из сарая, Джиджи погасил лампу.
Оставшись в темноте, Оливия задумалась.
«Мне нужно найти способ выбраться отсюда. Надо найти кого-нибудь, кто превратит меня снова в хафлинга. Мне нужно отомстить за смерть Джейд».
Она могла думать только о Джейд.
Ей было выгодно находиться рядом с Джейд как ни с кем другим раньше.
Конечно, это была практическая выгода. Как и Элию, Джейд нельзя было найти с помощью волшебства, это распространялось и на ее спутников. Джейд с удовольствием слушала песни Оливии, не то что Элия, любившая сама петь гораздо лучшие песни, чем постоянно возбуждала ревность хафлинга. А самым важным было то, что Джейд была лучшей подругой Оливии.
Девушка являлась превосходным спутником. Ей нравилось все, что делала Оливия: торжества с едой и выпивкой, сплетни, путешествия – и не только при хорошей погоде – встречи с новыми людьми. Оливия однажды подумала, что если Элия получила дух и душу от паладина, то Джейд получила все это от хафлинга.
Это объясняло, почему Оливию так тянуло к девушке. Так это или нет, но шесть дней, пока Джейд с ней не было, Оливия чувствовала себя так одиноко, как никогда.
Она не только скучала по девушке. Оливия очень беспокоилась за нее.
Хафлинг предполагала только одну причину, по которой Джейд могла пропасть, но ей не хотелось подходить к лорду Садкару и спрашивать: «Вы арестовали мою подругу Джейд за то, что она украла кошелек»? Тем более, это никак не помогло бы Джейд. Оливия обыскала весь город. Хафлингу не хотелось, чтобы подруга заподозрила, что Оливия следит за ней, но она ощущала ответственность за судьбу девушки.
Оливия почувствовала эту ответственность, когда первый раз увидела Джейд в городе Арабеле. Та попыталась увести кошелек у пурпурного дракона. Техника Джейд была великолепна, но драконы не расплачиваются ничем, кроме королевских расписок, которые штатским иметь запрещено. «Если никто не предупредит об этом девушку, – подумала Оливия, – ее талантливые пальцы пропадут зря». Хафлинг поняла, что является лучшей кандидатурой на роль наставницы, подобно тому, кем был для Элии паладин-сауриал. «Кто может сделать это лучше меня? – решила Оливия. – Ведь я знаю о ней, наверное, больше, чем она сама о себе знает, а кроме того, мы занимаемся одинаковым промыслом».
Тем не менее Оливия была удивлена тем, как быстро Джейд приняла предложение стать ее ученицей и тем, насколько девушка доверяла ей. Поэтому Оливия думала о Джейд, как о собственной дочери. Очень большой, но горячо любимой дочурке.
Когда Джейд сказала ей, что навещала семью, Оливия почувствовала приступ ревности. Что это за родственник, который держал у себя Джейд шесть дней, соблазняя ее волшебными мешками и черт знает чем еще? А теперь из-за него Джейд убита.
«Джейд погибла из-за тебя, – упрекала себя Оливия. – Ты же поняла, что в этом человеке было что-то темное. Почему ты не остановила ее? Если бы ты была настойчивее, она осталась бы жива. Ты больше никогда ее не увидишь».
В своем ослином обличий Оливия не могла плакать и от отчаянья начала биться головой о дверь. Ромашка тревожно заржала.
С трудом Оливия взяла себя в руки. Или в копыта. Она вздохнула и выпила еще воды.
«Это не только из-за меня, – зло подумала Оливия. – Ведь это Безымянный убил ее. Хотя зачем ему нужно было убивать одну из копий Элии?»
«Вспомни, Оливия, – сказала она себе, – он всегда был ненормальным. И у него были свои ненормальные причины».
Первым, что пришло в голову Оливии была мысль о том, что Безымянный разозлился на Джейд, за создание которой был частично ответственен из-за того, что та стала воровкой.
«Ты убежала», – сказал он Джейд. Может это он держал ее последние шесть дней? Что Джейд имела в виду под «навещала семью»? Все-таки Безымянный – родственник Джейд. Он думал о себе, как об отце Элии, а Элия старшая сестра Джейд, в некотором роде, конечно. О ком еще Джейд могла говорить?
«Конечно! – вздрогнув, поняла Оливия. – Она могла это сказать про одного из родственников Безымянного! Если на портрете изображен Безымянный, а в этом Оливия была уверена, и если, как утверждал Джиджи, человек на портрете его предок, значит Безымянный – Драконошпор, а Джейд тоже родственница Драконошпоров, по крайней мере настолько, насколько родственница Безымянному».
Тут Оливия догадалась, что если на портрете кто-то из Драконошпоров, и они все выглядят так, то убийцей Джейд может быть вовсе не Безымянный, а какой-то другой Драконошпор.
При этой мысли Оливия почувствовала некоторое облегчение. Ей почему-то не хотелось, чтобы Безымянный был убийцей. С тех пор, как Оливия освободила его из подземной тюрьмы колдуньи Кассаны, хафлинг отдавала должное его таланту барда и сочувствовала рассказу о том, как стерли его имя из памяти людей. Конечно, Оливия не одобряла ужасного способа, которым Безымянный хотел создать бессмертного хранителя своих песен. Но с другой стороны, арферы поступили с ним тоже слишком жестоко. Сослать его было уже вполне достаточно, но запретить его песни – непростительно. Хафлинг восхищалась тем, что Безымянный снова бросил вызов арферам. Его план был сумасшедшим, но он окончился созданием Элии и Джейд. Безымянный все-таки нравился Оливии.
И хафлинг была уверена, что она ему тоже. После того, он провел долгое время, обучая ее новым песням. И он дал Оливии значок арферов, такой же, как нарисован на портрете. Брошь с полумесяцем и арфой была приколота в кармане жилета и не известно, куда она могла подеваться. Кто-нибудь мог сказать, что Безымянный подарил значок вороватому хафлингу, чтобы поддразнить арферов, но Оливия предпочитала думать, что это ее награда за помощь в освобождении Элии.
Теперь Оливия вспомнила, что убийца Джейд был не совсем похож на Безымянного. Волосы у того были черные, как на портрете Барда, но картину нарисовали двести лет назад. Когда Оливия последний раз видела Безымянного, его волосы были покрыты сединой. Значит это не Бард, по крайней мере если он не нашел какой-нибудь эликсир молодости.
Оливия тряхнула головой. Она не хотела верить, что Безымянный способен на такое вероломство. Это какой-то другой Драконошпор, и Джиджи должен знать, кто это может быть. «И лучше всего мне оставаться с ним, если я хочу узнать, кто убийца. А когда я узнаю, кто убил мою Джейд, – подумала Оливия – я смогу отомстить за ее смерть».
Выяснив для себя эти вопросы и поняв, что ее новая внешность дает некоторые преимущества, Оливия подумала о вещах более насущных. В ее животе давно урчало.. Она не обедала сегодня, а от превращения ее аппетит вовсе не уменьшился. Она осторожно обнюхала ведро с овсом.
* * * * *
Джиджи тяжело ворочался во сне. Ему снилось, что он летит над весенним лугом. Он знал, что это сон. Ведь летать можно только во сне. Кроме того, этот кошмар он уже видел. Поэтому и ворочался так тяжело. Если большинство людей нашли бы этот сон забавным, Джиджи слишком хорошо знал, чем это кончится.
Его гнедая лошадь, Ромашка, скакала под ним. Джиджи кинулся вниз, как сова на кролика. Он вонзил когти в бок кобыле, впился зубами в ее шею и оторвал добычу от земли.
Он поднимал Ромашку в воздух. Сначала лошадь ржала от ужаса и боли, затем затихла.
Джиджи снова опустился на луг. Из шеи и бока Ромашки лилась кровь.
На этом месте молодой Драконошпор проснулся. Его трясло от страха.
– Почему я? – простонал он.
Этот вопрос он задавал себе с тех пор, как вырос и ему стал сниться этот сон. Поначалу жертвами были дикие животные – олени, кабаны, горные козлы. По крайней мере Джиджи приходилось охотиться на них наяву, конечно, с помощью лука. Но после того, как прошлой весной дракониха сожрала первую Ромашку – не Ромашку-2, которая стояла в сарае – добычей Джиджи стала собственная гнедая.
Как и все кормирские дворяне, Джиджи любил своих лошадей. Мысль о том, чтобы убить и сожрать их, пугала его.
Чтобы успокоиться, Джиджи подошел к окну и взглянул на сарай, где стояла Ромашка-2. Силуэт лошади был хорошо виден. Луна зашла, но небо уже светлело.

Приближался рассвет.
– О, черт. Мне же надо в склеп, – вспомнил Джиджи.
* * * * *
Томас проснулся от грохота, сопровождаемого клацаньем металла о металл, как будто гладиаторы бились на арене. Он прислушался повнимательнее, пытаясь определить, откуда исходит этот звук. Возможно, это буянят пьяные путешественники, не уважающие покой мирных жителей. Снова послышался грохот.
Теперь Томас мог уверенно сказать, что шумят в доме, а точнее в кухне.
Рассвет только начинался и небо только начало светлеть. Предположив, что это грохочет какой-то неосторожный взломщик, слуга прихватил кочергу из камина и тихонько приоткрыл дверь своей спальни. В кухне горел яркий свет. «Очень наглый взломщик», – подумал Томас, подкрадываясь к кухонной двери и осторожно заглядывая внутрь.
В кухне был полнейший беспорядок. Подносы и горшки были разбросаны по полу. Все шкафы были открыты, а содержимое большинства из них было вывалено на пол и на столы. Один из подносов стоял на краю сундука с простынями, казалось, стоит подуть легкому сквозняку, и все тарелки окажутся на полу, но уже в виде многочисленных осколков. В центре этого хаоса стоял тощий юноша с длинным острым ножом в руках. Глаза слуги широко раскрылись от удивления.
Джиджи поднял глаза и увидел Томаса, который стоял в дверях с открытым ртом и кочергой в руке.
– О, доброе утро, Томас, – приветствовал его Джиджи. – Не хотел тебя будить. Решил приготовить себя чаю. А чего это ты размахиваешь кочергой?
– Я-я-я думал, что вы – взломщик, сэр, – объяснил слуга, пряча кочергу за спиной.
– Почему это ты так решил? Ты же знаешь, что у меня куча денег. Зачем мне воровать?
– Нет, сэр. Я услышал шум в кухне и подумал, что это воры. Вам не спится, сэр?
Джиджи фыркнул.
– После того, как я пил всю ночь, то с удовольствием спал бы до полудня.
– Опять плохой сон? – предположил Томас.
Джиджи хотел поскорее забыть о ночном кошмаре и тряхнул головой.
– Я проснулся так рано, – объяснил он, – потому что тетя Дора приказала мне участвовать в поисках в склепе. Мне нужно принести еду, и поэтому я вскипятил воду для чая и теперь режу этот кусок сыра. Я немного тут переставил, пока искал глиняный кувшин. Но, кажется, с этим у меня возникли трудности. Раз уж ты проснулся, то, может быть, поможешь? – Молодой дворянин протянул слуге нож.
Томас осторожно пробрался к столу, подвинув по дороге стоявший на углу сундука поднос. На столе валялись здоровенные ломти чеддера, но вряд ли хоть один из них можно было использовать для сэндвича. Слуга взял остаток одной из сырных головок и аккуратно его порезал.
– Этого достаточно, сэр?
– Великолепно, – ответил Джиджи, укладывая кусочки сыра между ломтями хлеба. – А не порежешь ли ты их треугольниками, как обычно делаешь к чаю?
Томас порезал сэндвичи, завернул их в бумагу и положил в непромокаемый пакет. То, что его хозяин в этот ранний час не только проснулся, но и оделся и побрился, необычайно смутило Томаса, а попытки Джиджи приготовить себе еду совершенно изумили слугу.