read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Святозар, не раз проинструктированный и воеводой Вячеславом, и Торопыгой, и Евпатием Коловратом, не говоря уж об отце, бдительности не терял, особенно в первое время.
Однако Бату вел себя весьма дружелюбно. Он по-прежнему частенько посылал к Святозару гонцов, вызывая друга для приятного времяпровождения. Более того, хан не раз предупреждал князя о том, что вот, мол, не сегодня-завтра прибудут в эти места тумены, посланные его дядей Чагатаем, вместе с которыми он собирается ударить по братьям, злоумышляющим против него.
А пока войска дядюшки задерживались, Святозар и сам получил наглядное доказательство того, что ближайшие родичи Бату строят против него козни. Это произошло, когда хан повез князя на охоту.
Случилось так, что они остались почти одни, не считая двух десятков ханских телохранителей. Воины, налетевшие на них, по своему внешнему виду практически ничем не отличались от ханских, но зато их оказалось очень много. Так много, что принимать бой было безумием. Спасти могло только бегство.
Нападавшие сходились двумя клиньями, истошно визжа на скаку «Орду! Орду!» – слева и «Шейбани! Шейбани!» – справа. Не надо было быть стратегом, чтобы понять – их хотят взять в клещи, чтобы потом раздавить наверняка.
Бату затравленно посмотрел по сторонам в надежде, что сможет увидеть своих воинов, участвовавших в большой облаве, но затем, коротко выругавшись, махнул своим нукерам, давая команду уходить. Отчаянная скачка длилась недолго. Уже через несколько минут стало понятно, что кони монголов, поджидавших хана и его телохранителей в засаде, намного свежее. Расстояние до беглецов с каждым мгновением сокращалось все больше и больше.
Наконец в их сторону полетели первые стрелы, и раздались жалобные крики раненых. То один, то другой воин на полном скаку вылетал из седла, падая в густую траву, которая никогда не бывает в степи такой высокой и сочной, как по весне. Святозар почувствовал, как две стрелы ударились в его кольчугу и беспомощно отскочили от металла. Изделие ожских кузнецов пока спасало своего владельца.
«Пока. До поры до времени», – мелькнуло в голове Святозара, но он отогнал эту мысль прочь, чтоб не мешала.
О том, что спасение маловероятно, скорее всего, подумал и хан, скакавший рядом. Выпрямившись в седле, он бросил двум нукерам:
– Князя сберегите. Чтоб ни один волос с его головы не упал. А я их задержу, – и, резко поворачивая коня влево, бросил на прощание, смешно коверкая трудное русское имя: – Удачи тебе, Свитозара. Помни, что…
А вот дальше князь не разобрал. Ветер унес последние слова Бату. Святозар поначалу попытался было устремиться следом за ханом – негоже гостю бросать хозяина в такой трудный час, но повернуть не смог. Два нукера, скакавшие бок о бок со Святозаром, выполняя ханский приказ, не дали ему ни малейшей возможности это сделать.
Погоня и впрямь отстала, устремившись следом за Бату и не обращая внимания на трех всадников, беспрепятственно добравшихся до становища, которое через минуту встревоженно загудело, словно пчелиный улей. Тут же почти тысяча воинов, во главе которых скакал Святозар, вихрем вылетела туда, куда ускакал хан с оставшимися в живых телохранителями.
Впрочем, скачка длилась недолго и закончилась радостной вестью, которую принесли всадники, высланные в передовой дозор. Оказывается, как рассказал все тот же Бурунчи, не уставая восхищаться своим ханом, Бату, даже в такой критический момент не потерявший самообладания, увел погоню именно в ту сторону, где предположительно должно было быть не меньше полусотни его воинов. Так оно и случилось.
Кроме того, высоко в воздух немедля взлетели три горящие стрелы, оставляя за собой отчетливый черный след дыма – знак тревоги и немедленного сбора. Повинуясь этому сигналу, хорошо различимому на расстоянии нескольких верст, со всех сторон к хану потянулись воины-загонщики, бросив облаву и выпуская зверье из смертоносного кольца.
Было их не так уж много – всего-то сотни три, но нападавшие, прекрасно сознавая, что совсем скоро из основного лагеря прибудет гораздо более существенная поддержка, после короткой жаркой схватки подались прочь, бесследно теряясь в степи.
Сам Бату оказался ранен в трех местах, но главное – жив. Лекарь успел наскоро перетянуть раны, и только пятна крови, выступившие на повязках, показывали, что они далеко не пустячные, хотя хан и утверждал обратное.
– Теперь ты сам видишь, как далеко у нас зашло, – морщась от боли и осторожно вытягивая левую раненую ногу поудобнее, заметил он князю.
Святозар понимающе кивнул, прикидывая, что именно, но главное – как именно сообщить отцу о сегодняшних событиях.
«Теперь государь непременно повелит мне не удаляться далеко от берега Яика и вообще наложит запрет на участие в любой охоте, – грустно думал князь. – А может, вообще ничего не сообщать? – пришла ему в голову спасительная мысль. – И то правда. Хан-то живехонек, я тоже, так к чему батюшку напрасно пугать?! Решено!»
– Ничего-ничего, – мрачно вздыхал тем временем Бату. – Скоро сюда придут тумены Чагатая, и тогда мы посмотрим, кто станет править. Вот только боюсь, что их сил не хватит. Как ты мыслишь, князь? – спросил он задумчиво. – Стоит ли мне дожидаться помощи, которую должен прислать великий каан Угедей? Конечно, тогда я их одолею наверняка, но Орду и Шейбани тоже будут уверены в том, что с малыми силами я побоюсь выступить навстречу их жалким туменам. Выходит, если я нападу только с теми, кого мне пришлет Чагатай, то для моих братьев это станет неожиданностью. Скажи, как поступил бы ты сам на моем месте?
Князь вздохнул, неторопливо пошевелил большой головней в костре, отчего пламя вспыхнуло еще ярче, и тихо произнес:
– Для начала я бы попытался замириться с братьями.
– Чтобы жить в постоянном ожидании отравы или стрел, которые осенней или зимней ночью пришьют меня прямо к кошме…
– А если они опасаются получить то же самое от тебя? – перебил его Святозар. – Не лучше ли поначалу встретиться с ними и попробовать решить все миром? Братья ведь.
Бату насмешливо крякнул и поучительно заметил:
– У чингизидов нет братьев. Есть только соперники. И кто думает иначе, тот долго не живет.
– Тогда думай сам, что окажется для тебя более выгодным – либо воспользоваться неожиданностью, либо бить, когда этого ждут, но все равно ничего не смогут поделать против твоих полков, – произнес Святозар. – Что из этого лучше, я не знаю.
– Ты уже ответил, сам того не подозревая, – хищно оскалился Бату. – Одолеть врага, пользуясь тем, что у тебя больше воинов, можно, но настоящий багатур поступит иначе. Он ударит малыми силами, но тогда, когда его не ждут, – смакуя каждое слово, произнес хан. – Хоп. Ты здорово мне помог. Вот только тумены Чагатая, – протянул он задумчиво и вновь нахмурился. – Здорово было бы, если бы половине или трети из них можно было перейти Яик, дабы их кони не передохли от голода.
– Если хочешь, я отпишу государю о твоей просьбе, – предложил Святозар.
– Нет, – решительно произнес Бату после недолгого раздумья. – Друг не должен досаждать другу своими просьбами. Степь довольно большая, хоть и с трудом, но мы в ней разместимся. И помни, князь, когда ты увидишь на берегах реки множество воинов, то это – мои люди, которые всегда придут на помощь лучшему другу своего хана. Не сразу, – тут же оговорился он. – Сперва я уведу их на восход солнца, чтобы разобраться со своими врагами. Зато потом ты можешь полностью рассчитывать на мои тумены.
– Они мне пока не нужны, но я все равно благодарен тебе за помощь, – учтиво ответил Святозар.
– Пока не нужны, – многозначительно подчеркнул Бату. – Только Вечному небу ведомо, что будет завтра и кому солнце осветит грядущий день. Я верю, что мы оба созданы для великих свершений.
Окровавленные повязки хан сорвал с себя, едва князь убыл обратно в крепость. Срывал он их небрежно, можно сказать, грубо, причем даже не морщился от боли, которую неминуемо должно было причинить такое неосторожное обращение со свежими ранами. Вот только ран… не было.
Подозвав к себе Бурунчи, Бату коротко распорядился:
– Всем, кто так красиво падал с коней, раздашь по золотой монете. Ну и тем, кто за нами гнался, – по серебряной. Остальное твое. – Он хмыкнул и несколько удивленно добавил: – А ты был прав, когда сказал, что монгол при всем старании не может промахнуться. Да и для конязя оно поубедительнее. Хорошо, что те, кто целился в уруса, били стрелами с тупыми наконечниками.
Бурунчи молча кивнул, на лету поймал туго набитый мешочек, брошенный ему ханом, взвесил его на руке и довольно осклабился, прислушиваясь к мелодичному позвякиванию монет.
Оставшись один, Бату задумался, рассеянно глядя, как яркие языки пламени жадно пожирают сухой хворост.
– Осталось последнее, – произнес он, размышляя. – И если проклятый шаман снова окажется прав, то к следующей весне у каждого моего воина будет по нескольку белых рабынь, они будут лежать в своих юртах не на драном войлоке, а на коврах и шелковых подушках. Каждый, – повторил он.
Предупреждение Бату относительно прибытия новых туменов, которые привели сын Чагатая Хайдар и внук Бури, оказалось кстати. Новоприбывшие заполонили всю бескрайнюю степь, разместившись повсюду, включая пространство непосредственно за Яиком. Их яркие костры особенно хорошо были заметны безлунными ночами. Однако монголы вели себя пристойно, пересечь реку никто из них даже не пытался.
Первую неделю Святозара напрягало такое соседство. Но через десять дней после их появления к нему помимо летучих конных отрядов башкир и половцев подоспели сразу двадцать пеших полков. Окончательно отлегло у него от сердца, когда Бату пригласил князя познакомиться поближе со своими союзниками и устроил по такому случаю большой той.
– Друзья моего брата Бату – мои друзья, – во всю глотку орал пьяный Бури, однако закончил свою речь непонятно: – Когда мы встретимся в бою, то я подарю тебе легкую смерть, потому что ты храбрый воин. А если ты согласишься служить мне, то я сразу дам тебе под начало сотню, а то и тысячу.
Святозар было насторожился, но Бату, оставшись с князем наедине, успокоил его:
– Он пьян. К тому же никто из них не знает, зачем на самом деле прислал их ко мне мой дядя Чагатай. Только тебе могу показать. – Нетвердо ступая, хан повел Святозара в другую юрту, которая пустовала, кряхтя, опустился на корточки перед красивым деревянным ларцом с хищным драконом на крышке и полез за пазуху.
– Только тебе, – повторил он важно, пьяно тыкая маленьким ключиком в замочное отверстие и постоянно промахиваясь.
Наконец очередная попытка увенчалась успехом, и хан, торжественно открыв ларец, достал из него лист пергамента, туго скрученный в трубку. Он небрежно освободил его из тугих объятий шелковых желтых шнуров, увенчанных тяжелыми висячими печатями, и протянул Святозару.
– Надо ли честь? – осторожно осведомился тот, не разворачивая свиток.
– Если у тебя есть тайна от друга, то либо ты сам – плохой человек, либо друг у тебя только по названию, – высокопарно произнес Бату. – Читай.
Князь пожал плечами, развернул пергамент, некоторое время вглядывался в него, затем с легким разочарованием вернул обратно.
– Прости, хан, эта грамота мне неведома, – несколько смущенно заметил он. – Да я же тебе сказывал, что иноземные письмена не разбираю.
– Правда? – изумился Бату. – Я и забыл.
Лгали оба. Святозар, правда, лишь самую малость, поскольку с первой строкой свитка сталкиваться ему уже доводилось. Была она стандартная. Князь впервые увидел ее лет пять назад и поинтересовался у отца, что это за чудные буквы. Константин охотно пояснил, что свиток доставлен ему очередным посольством, которое вернулось ни с чем из ставки великого хана Угедея.
– Пишет мне, будто даннику какому, – мрачно заявил тогда государь. – Видал, с чего начинает, – и отчетливо произнес, указывая пальцем на первую строку, которая была выведена красной киноварью гораздо крупнее, чем последующие строки: – Внимание и повиновение.
– А ты, батюшка? – робко переспросил Святозар.
– А что я – внимаю, как и сказано. Вот только повиновения он от меня навряд ли дождется, – и его мрачное лицо озарилось слабой улыбкой.
Он подмигнул сыну и продолжил:
– С этого великий хан все свои указы начинает. Важничает, собака. Ну– ну, пускай позабавится… пока, – загадочно закончил он.
Святозару почему-то запомнилось начертание этой строки. К тому же чуть позже он еще несколько раз видел подобные грамотки, начинавшиеся с точно таких же слов, так что узнал их сразу.
– Это от моего дяди, великого каана Угедея, да живет он вечно, – пояснил Бату. – Оно не мне, а этим глупцам, которые даже не умеют пить так, как подобает настоящим воинам, – много и не напиваясь. Когда придет время похода на Орду и Шейбани, я покажу им свиток, если кто-то из них заупрямится. Пока же они думают, что их тумены присланы для покорения стран, лежащих на закате солнца.
– А почему ты сразу не объяснишь им, для чего они сюда прибыли? – недоуменно спросил Святозар.
– Что знают трое, о том через три дня будет говорить даже байбак[40 - Байбак – суслик (монг.).] в степи. Тогда я не смогу неожиданно напасть на братьев, – спокойно пояснил хан и тут же поправился: – Хотя нет. То, что я расскажу этим двоим, байбак будет знать уже на следующий день, даже не вылезая из своей норы, потому что их языки длинней, чем их плети.
На самом деле его презрительная усмешка была адресована не двоюродному брату Хайдару и не своему двоюродному племяннику Бури, а человеку, стоящему перед ним, потому что и свиток, и текст, красиво вписанный в него грамотеем-уйгуром, были ложью от начала до конца. Подлинными были лишь печати, которые Бату позаимствовал с другого свитка, присланного ему тремя годами ранее.
«Придет время, и ты поймешь, против кого будут направлены все эти тумены, только вот вряд ли тебе доставит удовольствие, потому что знание хорошо лишь тогда, когда приходит вовремя», – насмешливо подумал он.
Вслух же он произнес лишь заключительную часть своей мысли о том, когда хорошо знание.
– Как говорят твои мудрые шаманы, во многая мудрости есть многая печали, а многие познания лишь умножают скорбь, – добавил он и торжествующе улыбнулся, заметив, как удивленно вытянулось лицо собеседника. – Мне очень понравились эти слова, а потому и запомнились. Я ведь и сам склоняюсь к тому, чтобы принять вашу веру, а своего сына Сар-така уже давно крестил. Сам понимаешь, от почитания чужих богов вреда быть не может, а потому я решил, чтобы каждый из моих сыновей обзавелся на небе покровителем, который при нужде может влить новые силы в его воинов и помочь ему убить всех своих врагов. Как мыслишь, твой Кристос прислушается к просьбе моего наследника, если он запалит в ваших священных юртах по сотне свечей?
Святозар уклончиво пожал плечами и заметил:
– Кто может знать, кому захотят помогать боги?
– Я могу, – безапелляционно заявил Бату. – Тому, кто сам сделал все, чтобы победить. Боги любят уверенных.
– А ты можешь сказать, что уверен в своих силах?
– Конечно, – хищно улыбнулся Бату и весело добавил: – Ты даже не представляешь, как неожиданно я нападу на своих врагов.
Святозар вспомнил его слова через несколько месяцев, когда Бату неожиданно появился под стенами Оренбурга. Вид у него был совсем не тот. От обветренного злыми степными морозами красноватого лица веяло унынием и печалью. Два десятка нукеров, сопровождавших его, выглядели не лучше.
– Они напали на меня, когда мы были еще в пути, – мрачно произнес он. – Мои люди оказались глупее трусливых зайцев, а про тумены, которые прислал мне Чагатай, я и вовсе не хочу ничего говорить, иначе боюсь захлебнуться злобой пены подобно бешеной собаке. – Он помолчал, затем вполголоса произнес: – Ты можешь отказать мне в гостеприимстве, чтобы гнев моих братьев не обрушился на тебя и твои крепости.
– Русь заключала договор с тобой, а не с твоими братьями, – возразил Святозар. – Плох тот, кто отворачивается от друга, когда ему тяжко. Ты сам всегда называл меня другом, так зачем же ныне обижаешь недоверием?
Бату удовлетворенно кивнул и замолчал. Князь не решался спросить о том, сколько воинов осталось у хана, но тот, не таясь, в тот же вечер откровенно рассказал Святозару, что даже после того, как ему удалось собрать остатки туменов воедино, у него в наличии не будет и десяти тысяч человек.
– У братьев же почти три тумена, – вздохнул Бату. – Не надо быть богом, чтобы предсказать исход следующей битвы. У меня остается лишь надежда на то, что они не станут гнаться за мной до самого Яика. Тогда я дождусь туменов Угедея и моего истинного брата Менгу, старшего сына дяди Тули.
– Даже если пойдут, у Оренбурга крепкие стены. К тому же, – решил не скрывать положение вещей Святозар, – всего в трех днях пути полки воеводы Вячеслава Михайловича.
– Их много? – оживился Бату. – Он сам их ведет? – И, заметив неуверенность князя, с горькой усмешкой успокоил его: – Я сегодня подобен месячному волчонку, которого даже трусливый джейран может убить копытом. Убить, растоптать и даже не заметить.
– У воеводы не меньше двадцати тысяч. Да и сами башкиры, саксины, половцы и прочие – тоже хорошие воины. Своими наскоками они не дадут спокойно осаждать Оренбург. Словом, можешь считать, что ты здесь в полной безопасности.
Бату упрямо мотнул головой:
– Только если сюда не придут тумены моих братьев. Неужели ты думаешь, что я брошу тех, кто даже после моего поражения не оставил поверженного хана? Если так, то я ошибался в тебе.
– Я мог бы разрешить твоим людям перейти реку, но зимой в степи голодно, а крепость сможет вместить от силы тысячу человек, – задумчиво произнес князь. – Чем же я тебе подсоблю?
– Чем? – усмехнулся Бату. – Если ты и вправду хочешь помочь мне, как своему другу, я могу сказать – чем, но проку от этого не будет. Ты все равно не согласишься, так что я лучше промолчу. Я пока надеюсь на лучшее. Как знать, может, твоя помощь и не понадобится.
Однако все надежды хана улетучились уже на пятый день пребывания Бату в Оренбурге. Очередной гонец из степи сообщил, что Орду и Шейбани уже в трех дневных переходах от Яика и твердо намерены до конца разбить своего ретивого братца.
Тогда-то хан и взмолился, чтобы Святозар дал ему свои тумены, без которых ему не отбиться.
– Мой отец и государь всея Руси Константин Владимирович строго-настрого воспретил мне соваться за реку. Да и в нашем с тобой мирном уговоре сказано то же самое.
– Но ты же не раз гостил в моей юрте, – возразил Бату.
– Это совсем иное дело, – ответил Святозар. – Я был без оружия и без воинов и шел с миром. Ты требуешь невозможного.
Долгие уговоры так ни к чему и не привели. Князь стойко стоял на своем, не собираясь отступать от царских повелений. Наконец Бату сдался и весь остаток вечера угрюмо молчал, вливая в себя одну чашу вина за другой.
Святозар тоже помалкивал, продолжая ломать голову над тем, как помочь хану и в то же время не нарушить сурового отцовского запрета. Он крутил и так и эдак, но ничего не получалось.
Князь продолжал размышлять и на следующий день, но идею высказал Бату, уже собравшийся уезжать к своему побитому войску.
– Я знаю, как ты можешь помочь и в то же время не нарушить запрета своего отца. В этом я вижу выгоду и для тебя самого, – многозначительно подчеркнул он.
– Если это и впрямь так, то я готов, – горячо заверил его Святозар, испытывая невольное чувство облегчения.
Наконец-то все разрешится ко всеобщему удовольствию и он перестанет терзаться подспудным чувством вины перед человеком, который однажды подарил ему жизнь, освободив из плена, а другой раз спас от смерти, уведя погоню за собой.
– Твой отец – хороший воин, – издалека начал Бату. – Я знаю, что вначале у него был маленький улус, много сильных врагов, но он одолел их всех и сумел встать во главе всей Руси. Потому я и заключил с ним мир. С сильным, если он еще и честный, лучше дружить, а не враждовать. Ты – достойный сын своего отца. Жаль, что он этого не знает. А не знает потому, что ты ни разу не показал себя в деле. Одолеть врагов в малой стычке может любой хороший воин, но в большой битве – лишь человек, который не только силен телом, но и умен. Я предлагаю тебе большую битву. Вместе с тобой мы одолеем моих братьев, отчего мир между нами упрочится, а твой отец поймет, что ошибался, ибо не всегда жеребенок, родившийся у кобылы первым, оказывается самым резвым. Мне кажется, он непременно задумается, тому ли сыну он завещал свой огромный улус.
– Ты уже говорил об этом вчера, – перебил его Святозар. – Но я все равно не могу повелеть полкам перейти Яик.
– А его и не надо переходить, – вкрадчиво произнес Бату. – Я начну битву, но скоро стану отступать, и мои воины сами перейдут к вам, будто спасаясь от гибели. Орду и Шейбани непременно ринутся следом. Они не подписывали с Русью мир, так что удержать их не сможет ничто. Дай им время прочно встать на вашем берегу, а потом встречай своими полками. Возбужденные азартом грядущей победы, они обязательно ринутся на тебя. Будет бой. Ты говорил, что твоих воинов никто не мог одолеть, даже когда они пеши, а враг на конях, не так ли?
– Говорил, и могу повторить, – утвердительно кивнул князь.
– У Орду и Шейбани хорошие воины. Стойкий враг их только возбуждает. Они не отступятся, а будут вгрызаться в твоих людей с отчаянием лисы, защищающей своих детенышей. Тебе надо выдержать всего один час. Пусть они как следует увязнут. А я тем временем незаметно обойду их и ударю в спину. Моих людей мало для битвы, но для этого удара их хватит. И тогда мы возьмем их в клещи. Ты одержишь победу, а я порву договор с Русью, но только для того, чтобы подписать новый. Уже не на три года и не на пять, а вечный, ибо благодарность за то, что русичи помогли вернуть мой улус, навсегда сохранится в моем сердце. А теперь подумай над моими словами.
Святозар задумался. Он чувствовал, что не имеет права принять такое серьезное решение, но ведь и впрямь получалось, что выгода от этого плана будет огромная, причем не одна, а сразу несколько.
Во-первых, он на деле покажет Бату мощь и несокрушимую силу русского войска. Во-вторых, после того как хан победит, он и впрямь станет испытывать благодарность за эту неоценимую помощь.
В-третьих, к хану перейдут все воины его братьев, и не лучше ли побить как можно большее их количество, пока они выступают в роли врагов. Тогда, даже если Бату захочет напасть на Русь, то все равно ему будет не с кем это сделать. Нужно выждать время, пока подрастет новое поколение, а отец сам говорил, что осталось выдержать каких-то три, от силы пять лет.
В-четвертых, Святозару вспомнилась бурная радость государя после подписания мирного договора и огромная благодарность, которую он испытывал к сыну. Если сейчас все получится так, как говорит хан, то отчего же еще раз не порадовать отца. И тогда, может, он и впрямь задумается…
«Стоп! А вот об этом думать не стоит. Никогда! – сам себя оборвал Святозар. – Я люблю своего брата, всех своих сыновцев[41 - Сыновец – племянник (ст.-слав.). Иногда для конкретизации говорили братанич (сын брата) или сестринич (сын сестры).], включая первенца Николая, я очень доволен своим отцом и всем прочим, включая свое нынешнее положение. К тому же совсем скоро, уже следующим летом, я вернусь на Русь, где меня ждет Милена, и тогда у нас будет не одна долгая ночь любви, а много. Она любит меня, и я хочу приехать к ней победителем. Здорово, когда любимая тобой гордится!»
И он согласился.
Остаток вечера ушел на разработку деталей.
Несколько тревожило князя лишь то, что он не имел никакого права объявлять войну, о чем откровенно поведал Бату, но хан и тут нашел нужные слова:
– Разве ты повелишь войску перейти рубежи? Нет, ты их будешь только защищать. А что до войны… – Хан тяжело вздохнул и мрачно произнес: – Они сами объявили войну Руси. Я не хотел пускать стрелу боли в твое храброе сердце, но людей, которых твой отец прислал в Сыгнак, больше нет. Когда братья захватили мой город, они учинили большую резню, в которой погибли все твои послы. Скорбная весть об этом долетела до моих ушей всего неделю назад.
– Но как же так? – растерянно спросил Святозар. – Разве у вас не принято даровать послам неприкосновенность?
– Возможно, они не знали, что это послы, – пожал плечами Бату. – Кто ведает, что было на самом деле. Прости, брат, что я не смог их увезти. Нападение было таким неожиданным, что я и сам еле успел уйти в степь с сотней нукеров.
– Ну что ж, тогда им придется ответить и за это, – твердо произнес князь.
Глава 6
Бой
Если прочь отступил пощадивший враг
Или честно сражается грудь на грудь —
Не смешите меня! Не бывало
Чтобы враг отказался ножик в спину воткнуть.
    Мария Семенова
У князя не было проблем с тем, чтобы убедить в правильности своего решения ростовчанина Лису-ню, возглавлявшего всю эту двадцатитысячную армию. Дело в том, что силы, выдвинутые к границе на время учений, в случае внезапного нападения со стороны соседей немедленно поступали в распоряжение начальника пограничной охраны восточных рубежей, то есть его, Святозара. Именно ему, хорошо знающему всю обстановку, а также особенности местности, доверялось право ставить задачи старшему воеводе Лисуне.
Ростовчанин не полностью терял права главнокомандующего. Правильнее сказать, они лишь несколько урезались, то есть за Лисуней во всех случаях оставалось не только право совещательного голоса. Он мог прийти к выводу, что решать эту задачу лучше не так, как говорит князь, а иначе, но – выполнить ее все равно был обязан.
Однако на сей раз седой грузный воевода посчитал, что Святозар все рассчитал правильно. Более того, проехав по предстоящему полю боя, внимательно осмотрев овраги, охранявшие фланги, и даже не поленившись взобраться на холм, с которого предполагалось наблюдать за сражением, он удостоил князя похвалы.
– Думаю, что даже наш главный воевода Вячеслав Михайлович лучшего места не подобрал бы, – солидно заметил он, неспешно поглаживая свои пышные, наполовину седые усы.
Юный племянник Святозара Николай Святославич, присутствующий при этом разговоре, лишь завистливо покосился на своего дядьку. А завидовать и впрямь было чему. На сколько лет тот старше? Да всего-то на семь-восемь, а уже командует ратями, выбирает места для битвы.
Он же, Николай, дожив до цельных семнадцати годков, так ничем и не успел отличиться, а потягаться со своим стрыем[42 - Стрый – так у славян того времени именовался брат отца. Брат матери для племянников был уй.] мог разве что по количеству собственных детей. Святозар только-только получил разрешение на брак в награду за подписанный с ханом мир, а вот самого Николая женили совсем юнцом, аж два года назад.
В невесты ему подобрали дочку польского князя Конрада I Мазовецкого. Девица была на три года старше самого Николая, и не прошло и года, как она подарила юному супругу сына, которого назвали Константином, а теперь, по слухам, вроде бы вновь ходила на сносях.
Однако творить подвиги в постели, стругая царских наследников, – дело нехитрое, а вот опробовать себя в жарких схватках и сечах – совсем иное. Тут Николаю похвастаться было нечем. Уж больно берегли его согласно царскому повелению. Как-никак, случись что со Святославом – ему садиться на великий трон в Рязани, ему править всей могучей державой, раскинувшейся с юга на север от моря до моря и с запада на восток от гор до гор.
Потому Николай и завидовал своему стрыю, потому так горячо и поддержал его с самых первых минут, едва услышав разговор о предстоящем сражении.
«Уж тут-то и мне не откажут, дадут возможность скрестить сабельку с басурманами», – мечтал он.
Однако все вышло несколько иначе.
Поначалу Святозар принял решение лично возглавить полки для отражения монгольского удара. С большим трудом Бату сумел уговорить князя не делать этого. Решающую роль сыграло то обстоятельство, что и его отец, царь и великий князь всея Руси Константин I никогда не принимал личного участия в крупных сражениях.
– Дело мудрого полководца – следить за всем издали, чтобы иметь возможность вовремя послать подкрепление туда, где твоим воинам приходится особенно тяжко, – убеждал хан. – Меня никто не отважится назвать трусом, однако я уже лет пять, а то и семь не бился в одном ряду со своими воинами.
Но Святозар и тут еще колебался. Главную роль в его отказе сыграл именно Николай. Получалось и в самом деле несправедливо, если он примет участие в битве, а его племянник – нет.
О том же, чтобы разрешить драться и Николаю, не могло быть и речи. В секретной грамотке от государя, которую имел при себе Лисуня, и вовсе говорилось, чтобы в случае каких-либо боевых действий, если таковые приключатся, старший внук был незамедлительно отправлен обратно в Рязань.
Если же возникнет опасность того, что княжича могут по пути перехватить враги, то надлежит его оставить в Оренбурге, но держать со всяческим бережением, не допуская ни к битвам, ни даже к легким стычкам.
Святозар и так уговорил Лисуню дать согласие на то, чтобы оставить Николая при войске. Как знать, вдруг не все силы Шейбани и Орду стоят впереди. А если одна или две тысячи бродят где-нибудь по степи – что тогда? Надежнее оставить парня подле себя. Опять же, почти рядом, всего в десятке верст – Оренбург, где можно будет укрыться.
На самом же деле ему просто стало жаль племянника. Сам ведь таким был всего семь-восемь лет назад. Да и берегли его хоть и не столь сурово, но близко к тому. Пусть не наследник престола, как Святослав, но ведь сын Константина. Случись что – такую вину, хоть всю руду пролей, государь не простит.
Прекрасно понимая весь этот нехитрый обман, старый Лисуня тем не менее дал согласие на то, чтобы оставить княжича. А чтобы у того не было ни единого довода в пользу своего непосредственного участия в битве, Святозар и сам скрепя сердце отказался от участия в битве, назидательно приведя в пример Николаю те доводы, которыми его накануне потчевал Бату.
И вот теперь они все трое стояли на вершине небольшого холма, наблюдая за тем, что творится внизу. Стояли не одни – рядом находилась сотня дружинников и тысяча ханских телохранителей вместе с самим Бату.
Основные снега еще не выпали, и белый покров, закрывавший подмерзшую землю, напоминал старое ветхое одеяло с дырами, сквозь которые чернели темные бугорки и кочки. Мороз был ощутимый, но тоже из разряда терпимых. Впрочем, его было вполне достаточно для того, чтобы лед на Яике оказался надежным мостом для копыт монгольских коней.
Орду и Шейбани во главе своих туменов форсировали реку еще два дня назад. Поначалу они выслали к Святозару послов и потребовали объяснений. Держались послы кичливо, можно сказать, нагло. Даже в разговоре с князем они так надменно цедили слова, будто каждый из них имел должность не ниже темника. Требования же их были просто абсурдны. Однако князь держался спокойно, выдать Бату со всеми его людьми он отказался наотрез, да и на все остальное так же решительно отвечал «нет».
– Я вижу, ты не хочешь мира с могущественными ханами, – напоследок заявил пожилой монгол с багровым шрамом, шедшим от низа правого уха до уголка рта. – Тогда готовься к тому, что завтра тебя бросят на землю перед конями великого Орду-хана и могучего Шейбани-хана, ибо их тумены непобедимы и не твоим светловолосым воинам дано удержать их сабли.
«Ишь, какой глазастый, – невольно восхитился Святозар. – И когда только успел углядеть цвет волос?»
Русские полки, присланные на всякий случай поближе к Яику, на самом деле было трудно назвать русскими в полном смысле этого слова. Двенадцать из двадцати прибыли в степь с западных окраин Руси. Леты, ливы, куроны, семигалы, эсты – кого только не было в тех рядах.
Одних только литвинов, ведомых Миндовгом, Житобудом и еще двумя вождями, насчитывалось три тысячи человек. Правда, чуть ли не половину из них воинами назвать можно было лишь с огромной натяжкой. Кто-то и вовсе чуть ли не впервые в жизни взял в руки копье и меч, а для кого-то такого рода учения были всего вторыми или третьими.
Разумеется, хватало и опытных бойцов, включая ветеранов, с которыми тот же Миндовг, ныне осуществлявший общее руководство всем трехтысячным корпусом, опрокинул рыцарей-крестоносцев в холодные воды Балтики.
В русских полках, пришедших преимущественно с бывшей Владимиро-Суздальской Руси, картина была примерно такая же. На каждого новичка приходилось по одному ветерану.
Разумеется, если бы великий воевода, как теперь официально звучал титул главнокомандующего, знал, что полкам предстоит сражение, то он заменил бы молодежь. Летом, когда тумены хана Бату густо усыпали междуречье между Яиком и Тоболом, Вячеслав Михайлович прислал сюда только бывалых воинов.
Не больно-то он верил монголам, да и самому Бату тоже. Однако все объяснения хана о том, что он собирает воинов вовсе не для битвы с Русью, и впрямь оказались правдивы. Именно это обстоятельство и утяжелило ту чашу весов, на которой лежало доверие Вячеслава к опасному соседу. Ненамного, поскольку полки зимой все равно прибыли в эти места, но достаточно, чтобы рассчитывать на продолжение мирных отношений.
Конницы было всего две тысячи – сплошная молодежь. Для учений, для имитации нападения всадников на пеший строй одной-двух тысяч башкирских всадников вполне хватало, а теперь было поздно собирать их со всех стойбищ, раскиданных там и сям по степи.
Впрочем, двадцать полков сами по себе представляли могучую силу. Степные просторы – раздолье для конницы, но князь хорошо изучил окрестности вблизи Оренбурга и потому безошибочно выбрал самое подходящее для предстоящего сражения место.
Участок, на котором выстроились полки, был ограничен с флангов глубокими оврагами, стены которых за сутки удалось сделать почти отвесными, так что внезапный удар сбоку исключался.
Тем не менее, памятуя мудрые слова воеводы Вячеслава Михайловича о том, что любая битва похожа на человеческую жизнь со всеми ее неожиданностями, Святозар решил оставить при себе две тысячи конных в качестве резерва. Поначалу хотел башкир, но Бату убедил князя, что это неразумно.



Страницы: 1 2 3 4 [ 5 ] 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.