уничтожая патрули, военные склады и все такое прочее, и снова скрываться в
лесах, уходя от преследования. В идеале, разумеется, врагу не должно быть
позволено даже приблизиться к берегам Америки, но для этого требуется
тщательная военная подготовка. Правительство же, на их взгляд, слишком
слабо и не в состоянии сделать этого, потому что в нем окопались враги и
их сообщники.
Кесс даже предложил название для их организации - "Защитники Республики"...
* * *
- Ваша жена успокоилась и заснула, - внезапно услышал Борн голос врача.
Тот стоял в дверном проеме, снова с идеальным пробором на голове. Мягкий
ковер в гостиной заглушил его шаги. - Она должна проснуться около шести.
Несмотря ни на что, постарайтесь ее покормить. Хотя бы немного бульона.
Если увидите, что она по-прежнему агрессивна, дайте еще пару таблеток. А
ваша нога сильно болит?
- .Моя нога? - удивленно переспросил Борн и опустил взгляд. Было такое
ощущение, что он смотрит в перевернутый бинокль. Пришлось сделать усилие,
чтобы не упасть. Ноготь большого пальца на правой ноге был наполовину
сорван; под ним запеклась кровь. Может, из-за таблеток, но боли он
совершенно не чувствовал. - Я даже не заметил, - ответил он; - Наверное,
за что-то зацепился, когда пытался удержать Клер. Ничего страшного. Я сам
займусь этим, когда вы уедете. По крайней мере, будет хоть какое-нибудь
дело, чтобы отвлечься.
- Нужно будет произвести вскрытие.
Фраза доктора застала его врасплох. Он с трудом переключился и тут же
представил, как хирург разрезает маленькую грудку Итона, раздвигает ребра,
вынимает какие-то органы...
- Хорошо, разумеется, - ответил он, быстро переведя взгляд на таблетки в
своей руке, чтобы отогнать кошмарный образ. - Вы обманули меня с этими
таблетками!
- Но они же помогли вам расслабиться?
- Да, если желание свалиться со стула можно назвать помощью.
Врач взял свою сумку, собираясь уходить.
- Доктор, можно вас на минутку? - произнес Вебстер.
- Да, разумеется.
- Только не здесь.
Борн был озадачен, когда Вебстер встал и направился с врачом через всю
гостиную в холл, скрывшись из виду. Полицейский старался говорить очень
тихо, но все-таки Борн смог разобрать слова и уже на второй фразе понял, в
чем дело.
- Не сомневаюсь, что вы проведете тщательное обследование тела, доктор. Но
проблема в том, что вы унесли его раньше, чем я смог осмотреть его и
сфотографировать. Поэтому буду откровенен - я хочу знать, есть ли на теле
ребенка следы побоев. Наш человек будет при вскрытии, мы займемся и
кошкой... Мы вас, естественно, ни в чем не подозреваем, но все это
выглядит так странно, что я предпочитаю перестраховаться, чтобы ничего не
упустить...
Слушая Вебстера, Борн неотрывно смотрел на второго полицейского. Тот с
озабоченным видом в десятый раз внимательно разглядывал пол, лужицы молока
и каждый осколок бутылочки, словно надеялся найти там нечто важное.
Наконец он догадался достать сигареты и, обрадованный тем, что может
нарушить молчание, предложил Борну закурить. Не дождавшись ответа, он
произнес:
- Послушайте, Вебстер не имеет в виду ничего плохого. Честное слово.
Просто у него такая манера. Последний раз он проявил снисходительность
десять лет назад. У одного типа была изнасилована и убита восьмилетняя
дочь. Вебстер сидел с ним и переживал случившееся. Этот тип решил, что
виноват один парень, школьник. И как только Вебстер уехал, он взял
дробовик и пошел его искать. Он нашел его раньше, чем полиция, и разнес
ему череп. Это, конечно, ужасно, но позже выяснилось, что Вебстер зря
поверил этому типу - тот ошибся и паренек был ни в чем не виноват.
- Но я-то ни в чем не ошибся!
- Я не об этом! Послушайте...
Но в этот момент в коридоре хлопнула входная дверь, и на пороге кухни
появился Вебстер.
- Вы напрасно беспокоитесь о синяках, - резко проговорил Борн. - У меня
нет привычки бить пятимесячных младенцев.
- Вы слышали наш разговор?
- Так же, как вас сейчас.
- Что ж, прошу меня извинить.
- Да, вам следует просить об этом!
- Я прошу прощения за то, что вы стали невольным свидетелем разговора, а
не за то, как я делаю свою работу. Я не хотел вас беспокоить, но уж коли
так вышло, скажу откровенно: яд в молоке - это нечто новенькое для меня.
Дело в том, что мне известно несколько случаев, когда малышам как бы
случайно попадали в руки емкости с химикатами, или мебельный лак, или еще
что-нибудь в таком роде. Но при обследовании обнаруживалось, что это
никакая не случайность, потому что родители-садисты выламывали ребенку
суставы, избивали, а потом совали в рот какую-нибудь отраву, по глупости
надеясь, что мы не обратим внимание на синяки... Вот вы говорите, что
виноват этот Кесс; у меня нет оснований не доверять вам. Но я должен
изучить этот случай со всех сторон. Вы бы сами посчитали меня халтурщиком,
если бы я этого не сделал. Пуля, нож - это обычное дело, нам не привыкать,
Но у меня самого двое детишек, и когда я слышу, что ребенка отравили
молоком, у меня это не укладывается в голове!
Машина "скорой помощи" уехала. Люди из медицинской лаборатории,
полицейский фотограф, специалист по дактилоскопии, сделав свое дело, тоже
уехали. Борн с двумя полицейскими вышел на залитую солнцем веранду. На
противоположной стороне улицы стояло несколько женщин, оживленно обсуждая
происшедшее. Форд держал в руках два пластиковых мешка: в одном - осколки
бутылки со следами молока, в другом - труп кошки. Вебстер протянул свою
визитную карточку.
Борн еще раз пытался вспомнить, откуда ему знакомы их имена. Палец на ноге
болел так, словно в него только что воткнули нож. Наконец его осенило. Ну
конечно же! Вебстер и Форд. Драматурги елизаветинской эпохи. Кажется,
последнюю фразу он произнес вслух.
- Что? - переспросил Вебстер.
- Нет-нет, ничего. Это все из-за таблеток, которые дал мне доктор.
- Думаю, вам лучше прилечь.
- Я так и сделаю. - Он попытался улыбкой скрыть свое состояние, но на
самом деле встревожился не на шутку. Если он не в силах даже
контролировать свою речь, как он сможет позаботиться о Саре и Клер, когда
та проснется? Глаза его тоже беспокоили. Перед этим вся кухня виделась
словно в сером тумане, а теперь, на солнце, глаза ломило так, что хотелось
зажмуриться. Голова кружилась, и ему пришлось опереться на поручни
веранды, пока полицейские садились в машину и отъезжали от дома. Тут же
зазвонил телефон.
Дверь в дом оставалась открытой; он поспешил к ближайшему аппарату в
холле, чтобы снять трубку прежде, чем они разбудят жену или дочку.
- Алло, - произнес он, тяжело опускаясь на табурет.
- Ага, копы уже отвалили! - раздался хриплый, грубый голос. Страх охватил
его с новой силой. - Но нам наплевать, отвалили они или нет, потому что мы
все равно до тебя доберемся, можешь не сомневаться!
- Что? - воскликнул он, непроизвольно вскочив на ноги. - Кто это?
- Ну, скажем, это друг твоего друга, хотя вы не такие уж и друзья, так
ведь? Я вижу, твоего младшенького уже увезли. Все правильно; Об остальных
можешь не беспокоиться, с ними мы тоже разберемся раньше, чем копы
шевельнут своей задницей...
Слова застряли у него в горле. Он хотел крикнуть - Нет, хватит,
остановитесь! Ради Бога, не надо никого больше убивать! - но в трубке уже
звучали короткие гудки отбоя.
Он опустился на табурет и долго сидел так, не в силах даже положить трубку
на рычаг. Просто сидел и слушал короткие гудки. Его знобило; руки дрожали,
страшная, слабость ударила в колени. Он даже не был уверен, что в
состоянии встать. В ушах продолжал звучать хриплый, грубый голос.
Непонятно почему, но интонация особенно напугала его. Озноб сменился
испариной. Господи, как же он узнал, что Итена увезли, и полиция уехала?
Откуда он звонил? Судя по всему, откуда-то поблизости. Но на улице нет ни
одного телефона-автомата. Он был за углом? Или в каком-нибудь из соседних
домов?
Входная дверь по-прежнему была открыта. Со своего места он мог видеть
улицу и даже женщин на другой стороне, которые до сих пор не разошлись и
оживленно беседовали, поглядывая в его сторону.
Хватит. Это уже слишком. Он сделал над собой усилие и встал, чтобы
запереть дверь.
Нет, среди соседей не могло быть убийцы. В этом он был уверен - он знал их
всех и со многими поддерживал дружеские отношения. И даже тот старикан не
способен на такое. Но снова всплыл хриплый голос, и он вспомнил слова
Кесса: