Чтение 5–й страницы книги ~Проснуться живым~

барабанные перепонки слушателей, а иногда оглушая их полностью.

Несколько секунд, вместо того чтобы прислушиваться к поистине оркестровым
звукам, аккордам и арпеджио голоса Лемминга, я пытался сосредоточить
внимание на смысле его слов, думая, что, возможно, даже мне удастся
отбросить скептицизм и извлечь из них нечто ценное.

- О Пречистая Дева Мария! - возопил он, сразу же вызвав у меня
отвращение. - Помоги нам осмыслить парадоксальную сущность состояния
безбрачия! Да, нам известно, что это сверхчеловеческая добродетель, которая
нуждается в сверхъестественной поддержке! Но заставь нас понять также ее
героизм, красоту и силу распятия плоти, безоговорочного служения Царству
Божьему! Даруй нам возможность такой любви! Да!

Сколько раз, слушая песенные хиты, мне часто хотелось сконцентрировать
внимание на музыке, а не на тексте. То же чувство я испытывал и теперь. Не
только потому, что слова проповеди не пробуждали во мне никакого отклика, но
и потому, что Лемминг не произносил проповедь собственного сочинения, а
цитировал с незначительными приукрашиваниями комментарии о святом безбрачии,
произнесенные несколько лет назад от имени Господа Папой Павлом VI.

Я посмотрел на часы. Было без трех минут десять. Если повезет, Лемминг
сделает перерыв в десять. В обоих боковых проходах, в трех четвертях пути к
передней стене, стоял человек - возможно женщина, на таком расстоянии было
трудно разобрать, - облаченный в некое подобие униформы. Я попытался
рассмотреть как следует стоящего в правом проходе. Облачение представляло
собой перламутрово-серую мантию длиной до лодыжек, застегнутую на шее и с
эмблемами на рукавах. На голове красовалось нечто вроде большой купальной
шапки.

Очевидно, получить интервью у "самого святого пастора" было не так легко,
если вообще возможно, без помощи посредника. А мне, не принадлежащему к
церкви, без помощника еще труднее, чем кому бы то ни было. Поэтому я подошел
к правому проходу и потихоньку двинулся вперед, стараясь не привлекать
внимания.

Благополучно пройдя полпути, я остановился, чтобы получше рассмотреть
прихожан. Из четырех тысяч присутствующих я мог окинуть взглядом несколько
сотен, и это зрелище было тягостным. Конечно, я был предупрежден и видел не
только то, что было передо мной в действительности, но и то, что ожидал
увидеть. Впрочем, думаю, что и непредубежденный наблюдатель пришел бы к
такому же печальному выводу.

Что касается меня, то я еще ни разу в жизни не сталкивался с таким унылым
и безрадостным сборищем простофиль. Даже делая девяностопроцентную скидку на
мои личные предубеждения, очень немногих из них можно было принять за живых
людей, а некоторые даже выглядели умершими несколько лет назад.

Застывшие, неподвижные и смотрящие вверх, они словно поглощали всеми
порами любовь к жизни или жажду смерти - выбирайте что хотите, ибо Фестус
все еще вещал им о добродетелях и радостях девственности и безбрачия,
страдания и самоотречения, - извергающиеся на них с кафедры. И как ни
странно, те, кто, казалось, смотрел на меня, выглядели еще более мрачными и
настороженными.

Повернувшись, я вновь двинулся по проходу и остановился позади личности,
которую принял за некое подобие часового. Он, она или оно - даже вблизи я не
мог различить пол из-за свободного облачения - стояло ко мне спиной, поэтому
я постучал ему по плечу и шепнул:

- Прошу прощения, сэр, мэм или мисс.

Она - да, это была она, и еще какая! - быстро обернулась. Девушка не
отличалась ростом и несколько секунд стояла, уставившись на мой подбородок,
а может, немного пониже - на адамово яблоко. Возможно, адамово яблоко
вызвало у нее связанные с проповедью ассоциации, а может, дело было в моих
словах. Как бы то ни было, она выглядела потрясенной.

Резко откинув голову назад, словно опасаясь, что на нее приземлится орел,
девушка устремила расширенные глаза на мою физиономию. Глядя в глубину этих
огромных, почти фиолетовых глаз, видя нежную гладкость кожи и мягкий изгиб
губ, я не удержался и выпалил:

- Господи Иисусе, каким образом такое живое существо, как вы, оказалось в
компании этих...

Девушка издала звук, похожий на легкий вдох, но он испугал меня, потому
что показался чересчур громким, несмотря на канонаду, доносящуюся с
кафедры... Несмотря на канонаду?

В ту же секунду я осознал, что в церкви царит гробовая тишина, слегка
покосился налево, чтобы взглянуть на прихожан, и сразу же пожалел об этом.
Все они уставились на меня и казались сплошной темной и угрюмой массой.
Более того, сидящий неподалеку широкоплечий мужчина в темно-сером костюме в
мелкую полоску резко выделялся на фоне сидящих в том же ряду. Все остальные
были одеты в черное или темно-серое, но полностью однотонное.

Я запоздало осознал, что, очевидно, единственный во всей церкви наряжен в
канареечно-желтую спортивную одежду.

Я снова посмотрел на девушку. Ее рот был открыт, а глаза выпучены, но на
нее все равно стоило посмотреть.

- Быстро! - шепнул я. - Как вас зовут?

- Мисс Уинсом, - словно загипнотизированная, прошептала она в ответ. -
Реджина Уинсом.

- Великолепно, - сказал я.

Снова покосившись влево, я посмотрел вверх в надежде, что Лемминг не
собирается запустить в меня молитвенником. Но к моему удивлению, он даже не
казался осведомленным о возникшем беспокойстве. Лемминг перелистывал
страницы большой книги, лежащей перед ним на кафедре. Я опять посмотрел
налево. Некоторые из ближайшей ко мне группы еще поглядывали на меня, но
большинство листали маленькие книжечки, которые лежали у них на коленях.

Я опасался, что вся паства поднимется с мест и напустится на меня, но,
очевидно, только сидевшие рядом услышали писк, который издала Реджина, да и
то лишь потому, что Лемминг как раз закончил свою проповедь. Естественно, в
церкви стало тихо как в могиле (это заставило меня задуматься, принадлежит
ли сегодняшний вечер к удачным для моей особы).

- Почему вы издали этот странный звук? - спросил я Реджину.

- Какой звук?

- Едва ли я смогу его описать, а тем более повторить. Вы казались такой
потрясенной.

- Ну...

- Все дело в моем адамовом яблоке, верно?

- В вашем чем?

- Ладно, забудьте. Лучше объясните, что с вами случилось.

- Ну, вы сказали такую странную вещь...

- Я?

- Я стояла, слушая нашего возлюбленного пастора, и готовилась собирать
пожертвования, когда вы постучали мне по плечу.

Вот как, пожертвования! Значит, она собиралась обходить всех с
тарелкой... Нет, с корзиной. Теперь я заметил, что девушка держит обеими
руками широкую плетеную корзину, способную вместить килограммов тридцать
картофеля. По неизвестной причине мне пришло в голову, что, если бы на дне
не лежало солидное количество банкнотов, мелочь непременно просыпалась бы на
пол сквозь большие отверстия.

- Значит, ваша задача - собирать пожертвования?

- Да. Другой часовой... - она посмотрела на персону в аналогичном
облачении, стоящую в противоположном коридоре, - и я всегда собираем
пожертвования сразу после хорала.

После хорала? Я не совсем понимал, что такое "хорал", но не собирался
обнаруживать свое невежество перед этой красавицей. Судя по ее тону, это
означало нечто важное. Может, Реджина собиралась танцевать? Я бы против
этого не возражал. Но рассчитывать на танцы в церкви едва ли приходилось.

- Никто еще не стучал мне по плечу, - продолжала девушка, - поэтому я
немного удивилась. А потом вы сказали эту странную вещь.

- Я думал, мы уже выяснили...

- Сначала это звучало, как "прошу прощения". А потом нечто вроде
"сэрмэмилимисс".., точно не помню.

- Я тоже. Все, что я сказал, это: "Прошу прощения, сэр, мэм или..."
Ладно, забудьте. Ну, если это все, тогда мне нечего волноваться.

- Настоящим шоком было, когда я обернулась и увидела вас. Вы не поверите,
что я подумала.

- Поверю, не сомневайтесь.

- Мне показалось, будто вы какая-то огромная птица.

- Вы правы - я не верю. Вы, очевидно, шутите?

- Я только знаю, что меня едва не ослепило что-то большое и ярко-желтое,
поэтому я решила, что это гигантская птица или большая связка бананов...

- Это уж слишком!

- А потом вы начали ругаться.

- Быть не может!

- Я сама слышала, как вы произнесли имя Господа всуе. - Она снова
задрожала.

Я хлопнул ладонью себе по бедру:

- Господи Иису... Мисс Уинсом... Реджина, возможно, вы отчасти правы. Но
я не имел в виду ничего дурного, и, думаю, Господь достаточно великодушен,
чтобы посмотреть на это сквозь пальцы. Договорились?

Внезапно сверху раздался зычный голос, и должен признаться, что у меня по
спине пробежали мурашки.

- Обратитесь...

"Обратиться во что? - подумал я. - В соляной столб? Кажется, это связано
с Содомом и Гоморрой..."

- Обратитесь к номеру восемьдесят девять, а после этого, думаю, будет
самым уместным в этот вечер 14 августа...

- Лемминг, - произнес я вслух.

- Что? - с любопытством спросила Реджина.

- Лемминг, всего лишь старина Фестус. Разве я не говорил вам...

- ..закончить пением номера девяносто восемь, - сказал пастор Лемминг.