пешком по улицам, которые в большинстве своем напоминают женевскую Гранд-рю
- если не теснотой. те но крайней мере крутыми подъемами и спусками.
городской больницы по противоположному тротуару. Мой взгляд лениво
знакомится с двумя рядами окон. Ничего.
браток, делаешь глупости, размышляю я. Затем решаю повторить уже содеянную
глупость, только на этот раз с тыльной стороны здания. На улице пусто, если
не принимать в расчет возвращающихся из школы детей. Больничный двор обнесен
железной решеткой и живой изгородью. Мой взгляд без труда преодолевает эти
препятствия и устремляется к окнам. Но вот на втором этаже, в третьем окне
слева, мое внимание привлекает забинтованная голова - бинты скрывают почти
все лицо, видны только крупный нос и часто мигающие глаза под густыми
бровями. Но и этого мне достаточно, чтобы узнать человека.
он жив, на тот случай, если кто-либо испытывает необходимость увидеть его.
Он непроизвольно вскидывает руку, давая понять, что тоже узнал меня, но тут
же опускает ее. Я тоже вовремя спохватываюсь и шарю в кармане, будто ищу
сигареты.
нервы или же расстроить их еще больше, лучшего места, чем район по ту
сторону Остринга, вам не сыскать.
размерам и внешнему виду, что зависит от материального положения их
владельцев и от их вкуса: одноэтажные или двухэтажные, ультра-модерные или в
стиле доброго старого времени, с обширными верандами или скромными
крылечками, окруженные пышными, прекрасно ухоженными садами или только
миниатюрными газонами, огражденные подстриженной декоративной зеленью или
скромной металлической решеткой.
этом ощущается порыв к изоляции от шума и неврастении современного быта,
атавистическое стремление вернуться в лоно природы, но уже облагороженной и
заботливо подстриженной ножницами садовника.
весь этот район кажется совершенно мертвым, хотя в действительности жизнь
его течет в определенном ритме, придерживаясь неписаного, но строгого
расписания. Дети ходят в школу, родители спускаются на машинах в город,
чтобы к определенному времени вернуться обратно, фургоны торговых фирм в
строго определенные часы развозят продукты от дома к дому. Однако на
обширной территории населения так немного, что это движение в тени вековых
сосен и вечнозеленых кустарников почти незаметно.
отнесена к средней категории и вполне подходит для коммерсанта средней руки.
Холл с небольшой смежной комнатой, а на втором этаже библиотека и спальня -
кухня со служебными помещениями не в счет - таков мой маленький замок,
стоящий в запущенном яблоневом саду, насчитывающем около дюжины деревьев.
Сами хозяева ютятся в нижнем этаже, тогда как верхний, чтобы округлить
доходы, сдают. Вначале все шло к тому, что на этом этаже должен был
поселиться я, но, пока думали-гадали, он был предоставлен какой-то немке. И
тем лучше. Потому что теперь я оказываюсь в непосредственном соседстве с
Горановым, проживающим по другую сторону от меня. Подобное соседство,
естественно, таит определенные неудобства. Вольно или невольно ты
привлекаешь к себе внимание, на тебя начинают смотреть недоверчиво, за тобой
устанавливают наблюдение, наводят справки. Поэтому долгое время я вообще
воздерживаюсь от всяких действий, способных вызывать малейшее подозрение.
Веду такой образ жизни, чтобы окружающие свыклись со мной, пускай считают
меня человеком скучным и видят во мне совершенно безобидного соседа.
преимущества, каких не может обеспечить квартира рантье, хотя она и богаче.
Между моим жилищем и виллой Горанова не более двадцати метров, а ограда,
разделяющая нас, слишком низка, чтобы служить препятствием. Имей я
соответствующую аппаратуру, я бы мог запросто следить за всем, что
происходит напротив. Только в моем положении хранить такую аппаратуру было
бы непростительной глупостью. Надо быть слишком большим оптимистом, чтобы
полагать, что мой замок не будет посещаться и тщательно осматриваться в мое
отсутствие.
руками и не использую никакой техники. С нашей профессией и в нашу эпоху
бурного прогресса это означало бы примерно то же, что отправиться на охоту
на слонов с рогаткой в руках. То ли по наивности, то ли из лицемерия
некоторое время назад тысячи людей подняли шум до небес по поводу какого-то
там Уотергейта, как будто они впервые узнали, что существует практика
подслушивания. Мне не позволено проявлять наивность или чрезмерную
щепетильность. Я не вправе обижаться, выражать свое возмущение, а главное -
совершить провал.
весьма безобидна, и таскаю я ее в карманах: фотоаппарат в виде зажигалки,
рация с небольшим радиусом действия покоится в авторучке, а моя подзорная
труба вместилась в колпачок второй авторучки (ничего, что вид у нее такой
неказистый, она сильнее любого бинокля), микроскопический прибор для
исследования секретных замков, несколько крохотных ампулок разного
назначения - и только. Все это невесомо, не занимает места и при
необходимости одним махом может быть незаметно выброшено.
караулю за шторами спальни, всматриваюсь в окна Горанова, хотя и такое
занятие мне не чуждо. Еще более неуместно думать, что я вечно дремлю в своем
уютном холле или день и ночь сгребаю осеннюю листву в саду. Легенда, в
которую я облечен, - это легенда о трудовом человеке, и она должна
повседневно и ежечасно подтверждаться.
кухни моими поставщиками, совершаю туалет, готовлю завтрак. Домашние хлопоты
мне ни к чему скрывать массивными шторами: ведь я выступаю в роли
добропорядочного и скучного человека, у которого все на виду.
ворота и еду вниз, к центру. Как и полагается добропорядочному и скучному
человеку, маршрут у меня всегда один и тот же: Остринг, затем длинная с
пологим спуском Тунштрассе, потом Кирхенфельдбрюке, который меня переносит
через реку, на Казиноплац, а уже оттуда через Когергассе я попадаю на
Беренплац, где расположена моя контора.
предприятие, существующее лишь на бумаге, слилось с его фирмой,
агонизировавшей под ударами банкротства, мы дружески сожительствуем в этом
чистом и тихом помещении, изолированном двойными окнами от несмолкаемого
шума улицы и украшенном для пущей важности картой мира и двумя
иллюстрированными календарями - Сабены и САС.
отметить, что если фирма Бенато - импорт и экспорт продовольственных товаров
- все еще существует, то этим в какой-то степени она обязана вашему
покорному слуге, поскольку разными путями мне удается время от времени
обеспечивать скромные сделки. Доходы фирмы невелики, так что мой партнер не
видит смысла тратиться на секретаршу и сам ведет переписку, а так как этой
переписки не так уж много, то наше рабочее время проходит в разговорах на
свободные темы. Вернее, на тему о катастрофах. О катастрофах любых размеров,
видов и оттенков.
недостаточно знаком с Джованни Бенато. Этот человек принадлежит к категории
людей, которых на каждом шагу постигают неудачи: если рядом стоит ваза, он
непременно ее опрокинет, если ему подали суп, он ухитрится утопить в ней
свой очки, если надо пересечь улицу, он обязательно пойдет на красный свет и
нарушит движение.
грозящим ему непосредственно, и все его мысли устремлены к глобальным
катастрофам прошлого и будущего.
постукивая по столу своими короткими толстыми пальцами, - вам станет ясно,
что и наша цивилизация может запросто погибнуть.
Атлантиды.
Представьте себе огромный метеорит или, если угодно, маленькую планету
километров шести в диаметре и весом до двух миллиардов тонн. Колоссально, не
правда ли?
к вам с подобными вопросами. Разумеется, ваше мнение его особенно не
интересует, это, скорее, его ораторский прием, рассчитанный на то, чтобы
держать вас в постоянном напряжении. Пока длится разговор, протекающий в
форме монолога.
остается, кроме как подтвердить, что двести миллиардов тонн - действительно
колоссально.
Земле и - шарах во Флоридский залив! Хорошо еще, что туда: ведь упади он
здесь, сейчас в Швейцарии на месте этих вот Альп зияла бы пропасть. Какой
ужас, а?
Швейцарцы - народ настолько ловкий, что и с помощью пропасти сумеет обирать
туристов.