временем бросил мимолетный взгляд на просвечивающий через прозрачную ткань
темный лобок под вздрагивающим загорелым животом.
"Господи, да она же голая!"
- Сударыня, в чем заключаются ваши обязанности? - неуклюже я пытался
скрыть свое волнение.
- Я отвечаю за внешний вид и хорошие манеры ваших жен, - сказала она
просто, по-прежнему пытаясь приободрить меня своей доброй улыбкой.
- А они что, в этом нуждаются? - я не узнавал свой голос, он стал чужим,
непослушным, то и дело срывался и дрожал. Я был похож, наверное, на
человека, который первый раз выступает перед публикой и от страха забыл
все, о чем намеревался говорить.
В горле у меня пересохло, но мне и в голову не приходила спасительная
мысль о напитке, который я секунду назад любезно предложил Веронике.
- Сказать по правде, вчера вот к вам была доставлена девушка из
австралийского племени. Ясно, что понятие о вилке или ином столовом
приборе у нее довольно смутное.
- А вы где-то учились, Вероника?
Она была спокойна и ее уверенность в себе стала понемногу передаваться
мне. Дыхание у меня выровнялось, и я мог, по крайней мере, внятно и без
дрожи в голосе задавать вопросы.
- Я училась в московском институте кинематографии.
- Ах, так вы артистка? - с невольным восхищением сказал я.
Моя искренность и понятное волнение тронули Веронику и в открытом взгляде
ее я увидел признательность
- Увы, - с горечью, - сказала она, - артисткой я так и не стала... Когда
пришло время съемок фильма, режиссер предложил мне разделить с ним постель.
- Гад ползучий! - непроизвольно и по-детски вырвалось у меня.
- Я проплакала всю ночь, но мне очень хотелось стать звездой и я
согласилась... Это был мой первый мужчина....
Она на секунду призадумалась, и я почувствовал болезненный укол ревности
в сердце.
- Правда роли я так и не получила.
- Но почему?
- Через неделю мне стало ясно, что таланта у меня ни на грош, а быть
куртизанкой я могу и за деньги. И вот я тут. Делюсь опытом с вашими
женами...
Она виновато улыбнулась и я понял, что ей очень хочется произвести на
меня хорошее впечатление.
- У вас есть талант, - с искренним участием сказал я, - талант хорошего
человека.
- А вы добрый, во всяком случае, до сегодняшнего дня моя история никого
не интересовала, так как вас. Вы так внимательно слушали меня.
Глаза ее заблестели и на какое-то мгновение мне показалось, что она
вот-вот заплачет.
О, да она такой же романтик, как и я!
Любая сентиментальная история вызывала у меня слезы. В такие минуты, если
рядом были люди, я совершал что-либо дерзкое, чему потом удивлялся сам.
Это была попытка застенчивого человека, такими вот радикальными средствами
справиться с конфузной ситуацией.
То же самое, с целью не расплакаться, сделала сейчас Вероника: опустив
бокал на поднос, она властным жестом приказала служке удалиться и плавно
пошла на меня.
Я замер от подступившего к горлу восторга.
Изящным пальчиком она нежно провела по моим губам, и это естественное
движение красивой женщины вызвало в мятущейся душе моей бурю неизведанных
доселе чувств. Неукротимое и неведомое ранее острое возбуждение волной
прокатилось по моему истосковавшемуся по женской ласке телу. Если бы моя
законная жена умела так прикасаться. Боже, ведь все эти двенадцать лет я
не знал, что такое настоящее наслаждение
Легкие прикосновения ее наэлектризованных пальцев будто вливали в меня
дикую энергию страсти, переполнявшую все мое существо.
Но вместо того, чтобы закрыть глаза и отдаться этому сладостному
ощущению волшебной эйфории, я поймал себя на дурацкой мысли о том, что
именно это восхитительное ощущение сладчайшего томления, очевидно,
подразумевал Зигмунд Фрейд, когда говорил о либидо.
Интеллигент ты сраный, - с горечью упрекнул я себя, - в кои-то веки
выпало счастье овладеть женщиной, и в этот самый момент ты ударяешься в
глубокие размышления.
Теоретически, не без влияния фрейдовой науки, я знал, конечно, что такое
наслаждение, но как же я был неискушен, как далек от практики и как
незабываемо сладостны были Ее прикосновения. Остановись мгновение!..
Вероника проворно сбросила с меня халат, подвела к ложу, усадила и,
нагнувшись к взбухшему у меня в паху комку мускулов, бережно взяла его в
руки и стала ласкать. Это было трогательно и прекрасною. Со стороны она
казалась молодой мамой, которая нежно играет с ребенком.
Я почувствовал, как неудержимо надвигается оргазм.
Ужас охватил меня, неужели все кончится, так и не начавшись толком.
"Держись, Шура!" Приказал я себе. Вероника наклонилась к нему, явно
намереваясь удостоить меня оральным сексом. Она лишь коснулась губами
головки члена, и это было уже выше моих сил. Ничто на свете не удержало бы
меня сейчас от столь позорной эякуляции.
Я кончил, но как кончил! Оргазм был необыкновенно бурным, поток спермы,
казалось, был бесконечным. Я залил ею все лицо Вероники. Нет, она не
проявила недовольства, она приняла эту благодатную жидкость с непонятным
вожделением. Но мне все же показалось деланным ее вожделение, и я
мучительно страдал от проявленного мною, постыдного бессилия.
"Господи, - презирая себя, взывал я к Всевышнему, - может и вправду
тюфяк я?!"
Этим прозвищем наделила меня в свое время благоверная. И почти всегда в
критические моменты жизни оно услужливо всплывало в моем сознании,
напоминая, кто я есть на самом деле.
По поводу и без повода, жена любила унижать меня и моя "сексуальная
безграмотность", как она любила выражаться, была предметом ее постоянных
насмешек.
- Уйдите! - сказал я Веронике, стараясь не глядеть ей в лицо, и презирая
самого себя.
Она послушно поднялась и, не вытирая залитого лица, почтительно
поклонилась мне и выскользнула из покоев.
Минут двадцать я лежал на роскошной кровати, давясь горючими слезами.
Чего это ты нюни распустил, парень, разве в первый раз с тобой такое? Да,
ты не супермен и тебе это хорошо известно, стоит ли понапрасну изводить
себя, если ничего уже нельзя изменить?
Мне стало спокойнее. Потом явился служка. Как и в первый раз - знаками,
он предложил мне освежиться. "Да что они тут все немые что ли?"
Я велел принести мне "Наполеона".
Приняв душ и тяпнув рюмку, я снова позвал его.
Служка, очевидно, догадался, что я плакал. Досадуя на него как на
свидетеля моей слабости, я бросил с нарочитой грубостью:
- Где здесь можно пожрать, мужчина?
Я чувствовал, как неумолимо ввергаюсь в знакомую атмосферу стресса и мне
уже не хватало моего холодильника и дешевых сосисок.
Опять же знаками он изобразил нечто такое, что следовало понимать,
наверное, как "О, нет проблем, Ваше величество!"
После чего он повел меня вкушать трапезу.
Я прошел в царскую столовую.
Обставлена она была скромно: на стене висел натюрморт работы неизвестного
художника, который черпал, очевидно, свое вдохновение на рынке "Кармель".
Стол был сервирован блюдами из рыбы. Уха по-русски, тефтели из камбалы,
жареная форель, печень трески и килька в томатном соусе.
- В чем дело? - раздражено спросил я у главного повара, - почему вся
жратва из рыбы?
Для человека, который в недавнем прошлом довольствовался дешевыми
сосисками, у меня не было никаких причин обижаться на меню - стол был
поистине царским. Но фиаско, которое я потерпел в спальне, явно
способствовало моему дурному настроению.
Главный повар, будто язык проглотил.
- Ну, - теряя терпение, вскричал я, - неужто для Моего величества нельзя
было приготовить голубцы или хотя бы бифштекс с яичницей?
Браво, парень! Еще немного и я совсем избавлюсь от своего
самоуничижительного стиля. Я уже нравился самому себе и играл роль,
отведенную мне с каким-то, неведомо откуда взявшимся лоском
провинциального актера. Мне все больше и больше нравилось кричать на
подчиненных. Раньше эту особенность - покомандовать и поизгаляться над
ближним я вроде в себе не замечал. Думаю, что это была не более чем
ответная реакция на то, что люди, долгое время, относились с таким же
начальственным апломбом ко мне. В любом случае, стыда за столь мерзкое,
казалось бы, свое поведение я почему-то не испытывал. Более того, мне было
отрадно, что я, как и другие, могу поорать и оскорбить человека просто
так, потому что не в духе.
Тип, заметивший перемены в моем духовном облике, активно поддержал меня:
- Учитесь брать нахрапом, Ваше величество, или на арапа. Можно конечно на
авось, но лишь в том случае, когда нет иного выхода.
- А вы на что берете? - поинтересовался я.
- На абордаж, конечно, - гордо отвечал маршал, - своим морским привычкам
Якубенко Николай
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Шилова Юлия