ткнул пальцем назад, где за его спиной маячил высокий, глистообразного
сложения парень, весьма неопределенного возраста. - Зовут Федя, а иногда
Гарик, это как понравится. Он у нас за кладовщика, да и вообще...
остальные я таращился на узкую грудь этого странного типа, обнаженную по
случаю тихой погоды и ласкового весеннего солнышка. Вся она представляла
собой картинную галерею в синих тонах. Чего там только не было, от скромной
решетки на щуплом бицепсе и надписи "Свобода", до явно с натуры срисованного
дракона, всеми тремя головами нацелившегося на грудастую красотку,
закатившую глаза не то в экстазе, не то в предсмертной истоме.
осклабился, обнаружив при этом большой ущерб в своих естественных режущих и
жующих инструментах. Лицо его носило явную печать тюрьмы и ссылки. Навеки
устоявшаяся худоба, впалые щеки, поперечные морщины возле рта. Да и волосы
уже, похоже, не хотели расти на его голове, так, чуть пробивались из-под
кожи, как озимые сквозь мартовский снег. В виде поощрения он повернулся к
нам спиной, и мы вдоволь налюбовались точной копией собора Василия
Блаженного.
брови. - Накинь клифт, а то простудишься, и не отвлекай от работы публику.
вокруг этой странной пары и выслушали предельно короткий инструктаж: день -
на благоустройство, а потом - пахать, пахать и пахать.
рассуждать было некогда. Сложив монатки в одну кучу и распределив роли, все
принялись за работу. Застучал движок электростанции, в лесу взревела
бензопила, с треском и грохотом падали деревья, истерично взвизгивала
циркулярка, превращая эти же деревья в доски, а три умелых плотника быстро
соорудили длинный обеденный стол, скамейки, навес, предохраняющий от дождя.
парнишка по фамилии Чигра сразу принялся хлопотать у железной печи и вскоре
доказал, что в самом деле является дипломированным поваром, накормив нас
отменной гречневой кашей с мясом.
посадочных места, очень необходимого при столь сытной кормежке. До темноты
успели соорудить в вагончиках и двухъярусные нары, где с некоторым трудом,
но разместились все семнадцать человек.
густо и дышали столь часто, что я никак не мог уснуть и отключился, лишь
чуть приоткрыв дверь, благо лежал возле нее, а комаров в тайге еще не было.
Но это оказалась моя единственная бессонная ночь в артеле. Все остальные я
спал как убитый.
ПЕРВОЕ ЗОЛОТО
ни капли преувеличения. Действительно, все пахали от зари до зари. Быстро
завтракали и работали до обеда, время которого возвещали ударами в
подвешенный обод от "КамАЗ". Передохнув с полчасика после приема пищи, вся
бригада с кряхтеньем и руганью, но без всякой команды поднималась и шла
трудиться дальше, до самого заката, а значит и ужина.
перегородили речку и, отведя воду в другое русло, обнаружили с полкилометра
каменистого речного дна. Затем плотники соорудили длинный деревянный
желоб-проходнушку. С помощью бульдозеров и погрузчиков к нему подгребали
породу, размывали ее мощной водяной пушкой и пускали эту грязную пульпу по
желобу. Для улавливания золота дно проходнушки было выложено ребристыми
резиновыми ковриками. Несмотря на все усилия, эти коврики постоянно
забивались грязью, и несколько человек, в том числе и я, сапогами прочищали
их от излишней грязи. По сути, мы делали то же самое, что и река, только
убыстряли процесс в сотни, а может, и тысячи раз.
может принести хоть какие-то плоды, но в конце первого рабочего дня сам
Иванович лично промыл коврики и высыпал в самое обычное оцинкованное ведро
желтоватую сыпучую массу, примерил ношу рукой и довольно крякнул:
сидевших за столом, лишь пятеро ранее работали на золоте, в том числе мастер
и странный кладовщик Федя. Высыпав золото на подстеленный полиэтилен,
Иванович, добродушно улыбаясь, заявил:
держал, так что накинулся на эту россыпь, как любопытный галчонок на
зеркало. При ближайшем рассмотрении золото меня слегка разочаровало.
Матово-тусклое, оно больше походило на обыкновенную гальку, только
желтоватого цвета.
коими впору "печь блины" в тихой речной заводи, до ноздреватых корявых
уродцев, обточенный речной водой, песком и временем. Что в золоте поражало -
это необычно тяжелый вес.
мастер, взвесив золото на самых обычных торговых весах.
вся эта процедура неизменно проходила в вагончике Чапая, так мы звали
мастера. Вагончик этот служил и конторой, и радиостанцией, и спальней для
нашего руководства. Взвешенное и уже заактированное золото они уносили во
вторую половину домика, снабенную солидной железной дверью и наглухо
заваренными окнами. Что они делали дальше с нашим золотом, не знал никто.
Казалось, что и мастер, и кладовщик опасаются, что мы можем сглазить
драгоценный металл, и работяг даже на порог не пускали.
шланг, под высоким давлением подающий воду на гидронасос. Один из концов
шланга саданул стоящего за насосом Сенюхина по голове и тот упал так
живописно, что все подумали, что ему хана. Я сразу рванул в контору к
Ивановичу. В своей половине его не оказалось, зато за дверью кладовой
слышались приглушенные голоса. Я постучал кулаком в дверь и крикнул:
шум передвигаемых предметов, и только потом приоткрылась дверь и в нее боком
протиснулся мастер. Захлопнув дверь, он обратился ко мне:
- Шланг порвался и как даст ему по голове...
прикрывая голову снятой спецовкой. Его с двух сторон поддерживали Андрей и
еще один парень из промывальщиков. То, что он в достаточной мере жив,
несостоявшийся труп подтверждал сочным матом, изрядно рассыпаемым направо и
налево. Оказывается, он просто побывал в нокауте.
выстриг волосы на голове промывальщика и щедро залил кровоточащую рану
йодом, на том и закончив курс лечения. Уже на следующий день Сенюхин как ни
в чем не бывало стоял за рукоятками насоса, работая наравне со всеми. С виду
это довольно просто, но попробуй поворочай этим многопудовым агрегатом целый
день, а он еще бьется в руках как живой, норовя вырваться всей дурной мощью
бьющей из него струи. К тому же все это надо делать так, чтобы размываемая
порода направлялась в желоб проходнушки. Уже через полчаса такой работы руки
просто отваливались. Мы по очереди сменяли друг друга. Все это время
бульдозеры и погрузчики непрерывно подгребали к гидропушке огромные массы
породы. На одном из бульдозеров работал Андрей, ему тоже приходилось
несладко, это я видел по его исхудавшему лицу. Выматывались все. Считанные
дни проходили без поломок техники, так что все три механика не успевали
отмывать с рук мазут.
веселого парня. Он вставал первым и ложился последним. Когда он спал было
совершенно непонятно. К подъему завтрак был уже готов, после ужина он мыл
посуду. И не было случая, чтобы Олег что-то пересолил или не доварил, а
готовил он просто здорово. Через месяц такой работы он перестал шутить, лишь
слабо улыбался. Сдал даже мастер, Иванович. Вопреки опасениям Андрея, он
оказался неплохим руководителем, как заводной носился по все разрастающейся
площадке прииска и старался вникнуть во все возникающие проблемы. При этом
он никогда не давил на подчиненных, не понукал, не стоял попусту над душой,
наблюдая, как работает тот или иной артельщик. За глаза его все таки
прозвали Чапаем: за рубленые, чеканные фразы, армейский юмор и соленый слог.
Из каждых трех слов, произнесенных им, два с половиной были матерными.
раз в малолетках, по глупости угнав у соседа мотоцикл, а второй раз совсем
недавно, в пьяной драке чуть не отправив на тот свет какого-то мужика.
Насколько мы поняли, сидел он вместе с Федькой, и освободились они
одновременно, зимой. А до этого вся жизнь нашего мастера была сплошным
изучением географии. Казалось, он побывал везде: в Заполярье, на Камчатке
ловил рыбу, в Воркуте рубал уголек, строил БАМ, дважды побывал на золоте.
Словом, он отметился везде, где только рубль хоть на чуть-чуть был подлиннее
обычного.
же Гарик.
СТЫЧКА
кладовщику. Гарик нежился целыми днями под лучами нежаркого сибирского
солнца, словно пытаясь прогреть свои синие картины. Когда шел дождь или