встречи, ты здорово выросла, но при этом осталась все такой же молодой и
задорной!
мудрая рука провидения или что-то в этом духе. В общем, в комнате раздалось
странное, совершенно непонятное мне треньканье, я принялась вертеть головой
в поисках его источника, а в Венькиной широкопалой ладони, словно по
волшебству, возник черный брусок мобильного телефона, который он приложил к
уху, буркнув:
которой Венька умудрился унавозить мои мозги за достаточно небольшой,
отрезок времени. Конечно, думала я, Веньку с этим его "заманчивым"
предложением Следовало бы спустить с лестницы, а потом хорошо проветрить
квартиру, если бы не одно "но". Если бы Пашков, сладкими сказками о коем
усердно потчевал меня Венька Литвинец, не был тем самым комсомольским
вожаком из газетной вырезки, завалившейся за подкладку ветровки Наташи
Русаковой, судьба которой занимала меня по сей день. Разумеется, этот самый
газетный клочок ничего не доказывал и ничего не объяснял, он был всего лишь
смутной надеждой на робкий лучик света в непроглядной пятнадцатилетней
темноте, поглотившей мою вечно юную подружку.
в эту авантюру, то только из-за Наташки. Вот только большой вопрос: смогу ли
я таким образом разузнать о ней что-нибудь новое? Газетная вырезка - очень
тонкая ниточка, но другой-то нет и уже, наверное, не будет.
руки. - Я же вижу, вижу, ты уже почти созрела! Капуля, решайся, золотая моя.
Учти, у нас мало времени. Завтра Пашков получает в избирательной комиссии
свидетельство о регистрации, и мы, засучив рукава, приступаем к работе, в
которой у тебя, между прочим, будет очень ответственный участок.
способствовать успеху кандидата Пашкова, когда я даже согласия на это не
дала!
наручные часы: не могу сказать точно - "Ролекс" не "Ролекс", но по внешнему
виду уж точно не "Полет".
сомневался в успехе своего предприятия. - Это уже серьезный разговор, а то
заладила: политика такая, политика сякая. - С этими словами он наконец
очистил мой диван, одернул модный удлиненный пиджак, делающий его
удивительно похожим на обрубок, и сладко потянулся. - Только, знаешь, на
раздумья мы тебе много времени не дадим, окончательный ответ должен быть уже
послезавтра. Сама понимаешь, время поджимает!
полюбопытствовала:
недавнего скандала, что ли?
губернского масштаба, конечно, сыграла определенную роль, но вообще-то
решающим фактором стало наше с тобой знакомство.
за ним дверь - и, покусывая губы, вернулась в комнату. Выглянула в окно и
пронаблюдала любопытную сценку Венькиной загрузки в блестящий черный лимузин
респектабельного вида. Мелькнула запоздалая мысль: а в каком ранге сам
Венька при этом замечательном кандидате, подпираемом солидным московским
капиталом? А впрочем, какая разница? Ясно же, что по жизни он типичный
проходимец и конъюнктурщик, а люди этой профессии никогда не остаются без
работы.
Глава 3
любительские, не очень четкие, к тому же слегка потускневшие от времени.
Третья была сделана в фотоателье. Помню, как мы с Наташкой отправились туда
вместе - две семнадцатилетние подружки, одна хорошенькая, другая так себе, -
долго прихорашивались перед зеркалом, старательно позировали, а потом
обменялись снимками, снабдив их трогательно-глупыми пожеланиями. Теперь я
уже забыла, что тогда написала на обороте собственной фотографии, только
думаю, что-нибудь с вывертом, а вот Наташкино обращение ко мне было наивно и
бесхитростно, как и она сама: "На память Капе - лучшему человеку на свете".
И почерк такой круглый, детский. Страшно подумать, что это было так давно и
что с тех пор все изменилось до неузнаваемости, кроме ясного Наташкиного
личика, лучистых глаз и ее запредельной искренности.
это и прежде, когда на меня накатывало острое чувство вины. В такие минуты
мне кажется, что я упустила нечто важное из того последнего августовского
вечера. Я словно отматываю назад пленку памяти и в очередной раз вижу
Наташку, исчезающую в подворотне нашего дома, точно в бездонном темном
колодце. Навсегда... Навсегда! Черт, я знаю, в чем моя вина, ведь я так
устроила нашу дружбу, что она была совершенно не похожа на отношения,
привычные для девушек нашего возраста. Почему мы не сплетничали, не делились
своими маленькими девчоночьими секретами, не рассказывали друг другу о
мальчиках, которые нам нравились? Не потому ли, что мне на этом фронте
похвастать было нечем, а она, такая красивая и привлекательная,
просто-напросто щадила мое самолюбие? Потом уже следователь, к которому
попало Наташино дело, не мог поверить, что мы были подружками. У него не
укладывалось в голове, как я могла не знать, был ли у Наташи парень.
Что же, ты ее никогда об этом не спрашивала?"
происходило нечто важное: по глазам, по непонятным недомолвкам, по тому, как
она задумывалась и уходила в себя. Меня до сих пор не покидает ощущение,
что, откажись я тогда от своих принципов невмешательства в чужую жизнь и
спроси, она бы мне все рассказала. Так нет же, я хотела быть мудрой и
прогрессивной и боялась показаться любопытной и навязчивой, а потому
предлагала ей все решить самой, за что и мучилась теперь.
на прежнее место, все, кроме одной, той самой, сделанной в ателье, потому
что я кое-что для себя решила. Нашла в столе чистый конверт и вложила в него
снимок, а потом пододвинула к себе телефон и набрала номер фотокора вечерней
газеты, в которой я работала до того, как перешла на пышные хлеба
"Губернского вестника", вышедшие мне в итоге боком. Фотокора звали
Валентином, и он был не только хорошим парнем, но и настоящим
профессионалом, а последнее для меня очень даже немаловажно.
третьего гудка. И мне как будто бы обрадовался.
- не забудь поделиться.
хмыкнул он. - Что, хочешь меня подрядить?
все зависит от того, как у тебя со временем...
голоса, видно, к нему кто-то зашел.
сделать для меня побыстрее?
надо сделать, - признался Валентин.
Лады?
мне меньше всего хотелось ловить на себе косые взгляды и с кем-либо
объясняться, а потому я здорово надеялась, что к восемнадцати тридцати в
коридоре "Вечерки" я уже никого не встречу, кроме уборщицы, которой вряд ли
захочется расспрашивать меня о планах на будущее.
***
лампу.
ракурс неважный, и свет тоже. Какой сапожник фотографировал?
работают, что я уже ничему не удивляюсь. А девочка красивая. Родственница
какая-нибудь? Племянница, наверное?
племянницу. Впрочем, чему тут поражаться, если я уже почти в два раза старше
той Наташки, что до сих пор беззаботно улыбается с фотографии.