Дмитриевич сказал, что Славины ключи пропали, спрашивал, не находила ли я их
дома. Такая огромная связка вряд ли могла затеряться, но мы, тем не менее,
вместе перерыли всю квартиру. Да и вообще, в ночь перед смертью Слава у меня
не ночевал. Официальная версия - гипертонический криз. Но ведь был же еще
этот странный телефонный звонок. Волков объяснил мне, что рассказывать об
этом бесполезно. Телефонные звонки следов не оставляют. Найти того, кто
звонил, практически невозможно.
объяснил, что это случай, не имеющий судебной перспективы. Что если я буду
пытаться докопаться до истины, то ничего, кроме издерганных нервов и
неприятностей, я не наживу. Но это Волков рассказал мне значительно позже,
когда я уже работала в милиции. Тогда же я узнала, что звонил мне этот
таинственный Валера не случайно. Дело в том, что сразу после моего рассказа
о чемодане Михаил Дмитриевич вместе со своими приятелями обошли все
близлежащие дома и нашли-таки парня, который в тот очень холодный вечер не
смотрел по телевизору концерт, посвященный Дню милиции, а гулял с собакой
около нашего дома. Он-то и видел мужчину, который около половины десятого
вечера вышел из нашего подъезда с чемоданом. Я уже потом, работая в милиции,
узнала, что это время - "мертвое": большинство людей смотрят спортивные
новости в программе "Время" и ждут прогноз погоды. К сожалению, наш собачник
оказался близорук, плохо видел в сумерках и, кроме того, что мужчина был
худощав и одет явно не по погоде, слишком легко, ничего определенного
сказать не смог. Ему еще показалось, что мужчина слегка прихрамывал. Таким
образом, можно было предположить, что чемодан у меня все же украли,
воспользовавшись Славиными ключами. Разыскивать чемодан было бессмысленно,
потому что я не знала, что в нем. Да и видела его лишь. Мельком, поэтому не
смогла бы подробно описать. Михаил Дмитриевич настаивал на том, чтобы я
никому об этом чемодане не рассказывала. На мой вопрос, почему, он ответил:
"Или его найду я, или его не найдет никто, А если Славу убили из-за этого
чемодана, а ты начнешь его активно искать и, не дай Бог, найдешь, то
поручиться за твою безопасность я не смогу". Ничего так и не нашлось.
много времени. Вы не устали меня слушать?
хватало, а платили сравнительно неплохо. Основную роль сыграло, конечно, то,
что меня не покидала надежда докопаться до причины Славиной смерти, так и
оставшейся для меня таинственной. Согласитесь, Георгий Александрович, ведь
это же ненормально, когда здоровый двадцативосьмилетний мужчина внезапно
умирает вследствие гипертонического криза. Мне, во всяком случае, трудно
было в это поверить. Когда я сказала Волкову, что хочу пойти работать в УР,
он назвал меня самонадеянной дурой. И предложил мне, прежде чем принимать
окончательное решение, посидеть недельку в камере. На мой вопрос, в качестве
кого, он ответил: "В качестве административно арестованной. Устроить это
очень просто. Вот посидишь суток десять вместе с теми, с кем ты собралась
работать, а потом скажешь, хочешь ты с ними работать или нет". Я тогда на
него обиделась. В тот же день пошла к начальнику отдела кадров
Черемушкинского РУВД и спросила, на что может претендовать юрист с
незаконченным высшим образованием. Не прошло и месяца, как я была назначена
на должность участкового инспектора по делам несовершеннолетних.
продолжалось два года. Я отплакала маму, закончила университет, прошла
неплохую школу практического социализма и с каждым днем все яснее
осознавала, что работа в милиции не для меня. Видимо, надо мной все время
тяготел груз Славиных слов о том, что он боится своих. Поэтому с самого
начала я попыталась поделить окружающих меня людей на тех, кому можно
доверять, и тех, кому доверять нельзя. Наверное, это было не правильно.
Такое деление не может быть априорным, оно должно основываться на реальном
опыте. Но это я сейчас понимаю, а тогда? Так или иначе, друзей я в милиции
не приобрела, а жить в обстановке мною же созданной враждебности было
тяжело. Я не могла понять даже Михаила Дмитриевича: как он мог шутить и
смеяться, как мог позволить какому-то сотруднику занять место Славы в
кабинете? Мне казалось, что все мысли и действия сотрудников отделения
должны быть сосредоточены только на Славиной трагической смерти, что ничего
важнее просто не может быть. Когда я сказала Волкову об этом, он буквально
обрушился на меня. Он говорил, что мне не место в милиции, что он меня
предупреждал об этом, и сейчас еще раз убедился в своей правоте. "Ты сопля,
а не офицер! Уходи с этой работы! Я вижу перед собой всех тех, кого я
потерял за время работы в розыске. Но если бы я все время убивался по ним,
то не смог бы работать. Уверяю тебя, что многие из них были мне значительно
ближе, чем Слава - тебе". И когда вытекли из меня последние слезы обиды,
Михаил Дмитриевич тихо сказал: "А теперь, деточка, давай поговорим спокойно.
Но на практической работе тебе делать нечего. И ты сама прекрасно это
понимаешь, только не хочешь себе признаться. Не твоя это работа, уж поверь
мне. Есть у меня приятель - главный редактор журнала "Криминальный вестник".
Давно меня зовет к себе обозревателем. Да поздно мне масть менять. И за
правописание свое иногда стыдно бывает. А для тебя. я думаю, такая работа
будет в самый раз. По стране поездишь, на людей посмотришь, прикинешь, что к
чему. Ты ведь еще молодая. Вот повзрослеешь - вернешься на практику, если
захочешь. А пока - не твое это".
Глава 2
18 сентября 1986 г., пес. Дагомыс. 19 час. 10 мин.
Море, пальмы, песок и пляж? Только светимся даром. Замашки какие-то барские,
Дагомыс, разговор на десять минут, а путевка на два лица, оплаченная на
десять дней. Кто он есть? Откуда взялся? Сильно смахивает на комитетчика.
Речь какая-то странная: то ли ученый, то ли блатной, то ли покупает, то ли
пугает. Как думаешь?
двухместный номер-люкс оплачен, взял куклу и поехал. И ей радость, и мне
удовольствие. Ну пришел, ну послушал. Ты чего так засуетился-то?
придется, - он начал загибать короткие пальцы, - тысяч сто пятьдесят людям
отдать, чтобы тихо разойтись.
твой пашет днем и ночью, продукция течет буквально рекой, из реки этой
непосредственно тебе накапывает совсем немало. А человек дело говорит.
Осторожнее надо быть. Система в этом деле нужна. Строить ее надо, а не
каждому около своей делянки трястись и ждать, что тебя или менты схапают,
или придут свои и башку откусят, Ты мне честно скажи, чего ты больше
боишься? Что молчишь? Ясное дело, своих. Они тебя где хочешь достанут.
сегодня впервые друг друга в лицо увидели. А мы-то с тобой уж сто лет
знакомы. И дела вместе делали. И не заваливались ни разу. И как-то без всей
его системы обходились. Не так, что ли?
фармзавода? В каком году это было-то? Не помнишь? Я напомню. В одна тысяча
девятьсот семьдесят восьмом. По первому, можно сказать, снегу рванул. А
почему, не в обиду тебе, восточному человеку, будь сказано, тебя не взяли
тогда? Думаешь, потому, что ты такой прыткий оказался? Нет, милый. Как раз
потому, что начала работать система.
рисковали тоже вместе, и не один раз.
сидели бы каждый за свое. Мне, например, чужого не надо.
как раньше, гнать им ацетон. А в случае чего всегда в сторону отойду. У меня
хороший человек есть в республике, в обиду не даст.
сейчас надежда слабая. Сегодня они у власти, а завтра - хорошо, если на
пенсии. А то и рядом с парашей. И чтобы себя выгородить, тебя за собой
потянут. Так что ты подумай. Ну ладно, пойдем коньячку попьем. Обмоем, так
сказать, встречу?
***
Январь 1980 г., г. Ленинград
Саша?
да еще в клинике. Проходите, присаживайтесь.
Вот он здесь и лежит. Вы не его сейчас ждете?
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Афанасьев Роман
Ильин Андрей
Перумов Ник
Грабб Джеф