Чтение 5–й страницы книги ~Пиранья против воров~

- Ну, мало ли...

- Исчерпывающе, - пожал плечами Мазур. - Ладно, учту... Вот что, господин Хлынов... У вас есть собственная версия происходящего? Или хотя бы наметки таковой?

Хлынов молчал чуть ли не добрую минуту. Потом с превеликой неохотой ответствовал:

- К сожалению, нет. Такое впечатление, что вмешался какой-то новый, неучтенный фактор.

- Говоря проще, сидишь в жопе, - жизнерадостно уточнил лысый.

Хлынов резко развернулся к нему:

- А вы, любезный, можете какими-то блестящими достижениями на этот счет похвастаться? Или как?

- Ну чего ты сразу в душу с сапогами... - пробурчал Котовский с некоторым смущением. - Согласен, чего там - неучтенная какая-то паскуда... Ничего, пусть нам его Степаныч вычислит, а уж я у него на спине фестончики вырежу...

- Я вам еще нужен, Кирилл Степанович? - хладнокровно осведомился Хлынов.

- Пожалуй, нет пока, - сказал Мазур.

- Тогда я, с вашего разрешения, удаляюсь.

- Петух ставленный, - сказал Котовский, едва за его коллегой захлопнулась дверь.

- Не любишь ты его, а? - хмыкнул Мазур.

- Мент есть мент, Степаныч. Поглядел бы я на тебя, если б ты с мое за колючкой погостил... Папа говорит, тебе в город понадобилось?

- Работать надо, - сказал Мазур. - Отвезешь?

- О чем базар. Может, тебе персональные колеса выделить?

- Это потом, - сказал Мазур. Покачал на ладони кобуру. - Патроны хоть боевые?

- Обижаешь, Степаныч, Папа с тобой честно играет. Ты уж его не подведи, родненький. Он у нас человек простой - за хорошую работу и платит хорошо, а вот ежели напортачишь или на измену тебя пробьет - я о тебе заранее рыдаю горючими слезищами...

- Учту, милый, - сказал Мазур. - У тебя что, собственных соображений и в самом деле нет?

Лысый верзила поерзал в мягком кресле, шумно причмокнул, с деланно бодрой улыбкой пожал плечами:

- Папа достает, теперь ты взялся...

- Друг ты мой единственный, - задушевно сказал Мазур. - Ты меня убедил. Я хочу сработать хорошо. А потому давай серьезно к делу подходить.

- Да понимаю я...

- Тогда?

- Полная непонятка, - сказал Котовский серьезно и зло. - Я в этом городе, чтоб ты знал, живу давненько, чуть ли не с младенчества - ну, понятно, с перерывами на экскурсии по холодным краям... И будь это в моих способностях, в моем опыте, я бы давно этого гада вывел на свет, держа за яйца... Но вот не получается, хоть ты меня зарежь. Отсюда проистекает, что искать надо где-то в другом месте. Для того именно тебя, хороший мой, и позвали.

- Циничный вопрос, - сказал Мазур. - Мог бы этот ваш Хлынов выйти на закоперщиков, но промолчать? По всяким причинам...

- Да нет, шалишь, - без раздумий откликнулся Котовский. - Я бы непременно узнал. Системка отлажена, знаешь ли... Хоть я его терпеть ненавижу, мента ссученного, но могу тебе сказать авторитетно: божусь за пидараса, что и он ни черта не раскопал...

- Ну что ж, веселые дела... - сказал Мазур, вертя в руках свое, изволите ли видеть, снаряжение. - Поехали?

Он затянул узел галстука, накинул пиджак поверх кобуры, и оба вышли во двор. Там стояла столь же благолепная тишина, наблюдалось прежнее безлюдье, только широкоплечий организм с овчаркой на поводке прилежно прохаживался вдоль кирпичного забора. Овчарка была та же самая, вчерашняя, а вот детинушка - другой, ранее не виденный.

Котовский, глянув в ту сторону, ускорил шаг, пробормотав:

- Собак не переношу, чтоб их... Знал бы ты, что это такое, когда эти твари за тобой чешут в побеге...

- Знаю, - кратко сказал Мазур.

Он и в самом деле это прекрасно знал, он многое мог бы лысому блатарю порассказать - как бывает, когда по твоим следам спешит не лагерный конвой, а тщательно выученный державой спецназ, не хуже собак умеющий читать малейший следочек в жесткой африканской траве, тут же, и собаки... Конечно, тут же, для надежности, если напрячь слух, можно разобрать азартный скулеж и рявканье, и преследователи не лопухи, чтобы ловиться на поставленную наспех примитивную растяжку, а самое паршивое, самое поганое - что у них есть рация, и в небе скоро могут оказаться вертолеты, а до желтых унылых гор еще слишком далеко...

Он остановился, вежливо кивнул. Очаровательная Лара, мадонна из роскошного поместья, столь же дружески ему кивнула, придерживая дверку белой машины. Рядом с ней стоял пацанчик лет трех, симпатичный кареглазик, таращившийся на окружающее, как и следовало ожидать, с наивной простотой несмышленыша. Мазур мельком подумал, что это дите, уж конечно, будет знать о ходках и колючках чисто теоретически - а там, глядишь, и окончит себе какой-нибудь Кембридж, чем черт не шутит...

- Папин? - тихонько спросил он, когда белая машина, плавно и бесшумно проплыв мимо них, выехала за ворота.

- А то чей же? - Котовский распахнул дверцу знакомой "Волги". - Хороша лялечка?

- Хороша, - искренне сказал Мазур.

Зеленые ворота распахнулись перед их машиной. С места дав газу, Котовский протянул:

- В жизни всегда есть место романтике... Знаешь, как Папа ее в свое время снял? Да как в кино. Едет это он себе в ливень, а на обочине девочка мокнет, зонтик, дуреха, не захватила... Ну, Папа у нас жентельмен, да и девочка хороша... Словом, тормозит он свой мерсюк - мы тогда еще на мерсюках рассекали - включает обаяние на полную катушку - порядочные девочки мерсюков, знаешь ли, опасаются - довозит красоточку чинно-благородно до ее родного подъезда... И западает. Тянулось это долго, артачилась девочка, представь себе: подарки не брала, замуж не соглашалась... Бывают же такие, а? Остались еще по углам бывшей необъятной...

- Он ей, конечно, не стал объяснять, кто он по жизни такой? - усмехнулся Мазур.

- Да уж конечно. К чему еще больше пугать? Коммерсант и есть коммерсант. Потом-то разобралась, конечно, но к тому времени она уже в законных числилась, и животик рос... Ничего, перенесла. Как-никак в двадцать первом веке живем. Да и Папа умеет убедительно поговорить за жизнь. Мало ли кто в молодости в пиратах плавал. - Котовский тяжко вздохнул:

- А знаешь, что самое пикантное? В тот день Папа мог в мерсюк и не сесть, и ехал бы в нем я один - и уж не позволил бы такой лялечке под ливнем мокнуть... Я ж его и убедил тогда, брось, говорю, Папа, дела до завтра подождать могут, не горит, поедем лучше проветримся, ливень мол, хлыщет, а мы - внутри, в тепле и уюте, коньячок посасываем...

- Жалеешь?

- Жалею, - признался лысый. - Ты ж ее сам видел. Идеальная жена, точно тебе говорю. В наши годы пора бы и очаг обустраивать...

- А Томка что из себя представляет? - спросил Мазур.

- Томка? Девка как девка. Обыкновенная. По-моему, до сих пор не привыкла к иным жизненным переменам. Неловко ей, сам прикинь. Сначала - полная безотцовщина, с мамой-бюджетницей в хрущевке, потом вдруг, как чертик из коробочки, объявляется Папа, да какой... Ничего, привыкнет. Папа к пятидесяти сентиментальным стал, как все мы, грешные, квартирку ей купил в "дворянском гнезде", денежку сыплет на лопате. Томка лошадей любит, так он ей собрался собственную коняшку подарить... Ты, кстати, в курсе, что нам с тобой за ней завтра лететь?

- В курсе.

- И правильно Папа раскинул, по-моему. Лучше, чтобы была под рукой и под присмотром, а то, не ровен час...

- Ага, в заложницы кто возьмет, - усмехнулся Мазур. - У вас в Шантарске случается, а?

- Степаныч... - убедительно сказал лысый. - Ну что ты, как дите малое? Такова се ля ви. Ты - человек опытный, профессионал, крутанешь это дело, как орешек, щелкнешь, и отпустят твою лапочку, зуб даю... Еще и денег дадут. Папа свое слово держит. Ты уж, главное, постарайся...

- Далеко еще? - спросил Мазур.

- А вот уже и приехали почти...

***

...Мазур вовсе не прикидывался, не имитировал бурную деятельность, когда в течение двух последующих часов осматривал все четыре точки. Сухое, казенное описание, пусть даже сделанное профессионалом - это одно, а самоличный осмотр места происшествия - совсем другое. Кто-то может и назвать это мистикой, но при таких вот осмотрах вполне можно понять убийцу. Догадаться, хотя бы примерно, что он из себя представляет.

Работа на пейзаже лишь подтвердила первые впечатления: вот именно, профессионал. При такой серии о везении, лихости и прочей лирике говорить не приходится. Всех четырех работал неслабый спец - наверняка располагавший сообщниками, пусть и не в особенно большом количестве... а впрочем, нет. Не обязательно. Мазур вполне мог бы провернуть все четыре дела в одиночку - а он не единственный в стране, кто на это способен, и даже не сотый...

- Ну, и что скажешь, профессор? - с любопытством спросил Котовский, когда они уселись в машину.

- Все то же самое, - ответил Мазур задумчиво. - Тут постарался нехилый профессионал, и я бы на твоем месте обзавелся броником...

- Шутишь? - насторожился Котовский.

- Ничего подобного. Вы же сами так и не поняли принципа, по которому он щелкает. Кто поручится, что он не на тебя теперь нацелится? Пока одно ясно: босс ему не нужен. А вот за остальных ручаться не могу.

- Типун тебе на язык, - пробурчал лысый, ерзнув на сиденье. - Ну, куда теперь?

- В союз художников. Знаешь, где это?

- А вот представь себе! - хмыкнул лысый. - Знаю. У них там есть магазинчик, мы одному индивидууму на день рожденья покупали отличную картинку с голой бабой. С большим чувством и мастерством насобачено... А зачем тебе художники?

- Голубчик... - сказал Мазур. - Мне же предстоит с искренними глазами объяснять интеллигентной старой даме, почему ее любимая племянница так и не появилась... Ты же за меня это делать не будешь? Вот то-то и оно... Ждать меня не надо, я поболтаюсь по городу в одиночестве. Босс разрешил, имей в виду.

- Да знаю я, - сказал лысый настороженно. - Ты только смотри, Степаныч, дурочку не пори...

- Не стриги ушами, - сказал Мазур недовольно. - Черт с вами, играем по вашим правилам... Я не самоубийца, знаешь ли.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ОБИТЕЛЬ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ

Как и следовало ожидать, штаб-квартира шантарских художников являла собою не богемное обиталище с холстами на подрамниках, голыми натурщицами и грудами глины, а несколько комнаток сугубо канцелярского вида. Три из них оказались незаперты, но внутри никого не было, четвертая на замке, а в пятой помещалась замордованная жизнью дамочка неопределенных лет, с истеричным блеском в глазах и дымящимся окурком в уголке ненакрашенного рта. Она восседала над какой-то обширной ведомостью с видом Пушкина, заканчивавшего "Онегина". Нежданный визит Мазура ее отнюдь не обрадовал, она сухо проинформировала, что Анна Всеволодовна Нечаева вообще-то должна быть, но ее пока что нет, и когда появится, в точности неизвестно. После чего, сочтя, должно быть, свою миссию выполненной, с вдохновенным видом уткнулась в ведомость.

Мазур вышел в крохотный вестибюль. Там имелась еще одна дверь, куда он не заглядывал, но на ней красовалась табличка "Посторонним вход воспрещен. Служебное помещение" - и он, будучи вышколен армией, не стал дергать за ручку.

Вышел на улицу, постоял в раздумье, медленно завернул за угол, прикидывая, как бы убить время.

И остановился с размаху.

Там, за углом, он увидел невысокое крыльцо, настежь распахнутую дверь, ведущую в обширное помещение с картинами на стенах и какими-то стеклянными ящиками в глубине. А над дверью красовалась полукруглая вывеска, золотым по черному: "Магазин-салон "Радость". Живопись, антиквариат, народные промыслы". Часы работы, выходные...

Он ощутил себя охотничьи псом на тропе, нюхнувшим свежий, густой запах дичины.

И тут же задребезжал пейджер. Мазур несколько неуклюже снял его с пояса, надавил кнопки - он почти не пользовался такими игрушками и плохо умел с ними обращаться.

По зеленоватому экранчику поползла надпись: "Этот самый магазин, этот самый..."

"Вот, значит, как..." - сказал себе Мазур, пытаясь сохранять полное хладнокровие. Не стал подниматься по ступенькам, достал сигарету и присел на лавочку, изо всех сил стараясь не озираться очень уж откровенно.

Чудес не бывает. В подобные совпадения что-то не верится. Тот, кто передал ему весточку через Ксюшу, явно не хотел чтобы Мазур спутал этот магазинчик с какой-нибудь другой "Радостью" - название очень уж банальное, быть может, но в Шантарске не единственное. И просто обязан был сейчас за Мазуром наблюдать - только так и можно расценить нежданное послание.

Где он может быть? Да где угодно... Мазур сидел лицом к тихой улочке, к трехэтажному универмагу. Перед ним и поблизости стояло не менее тридцати машин, и во многих сидели люди. И гуляющих на улице хватало - местечко было тихое, пешеходная зона, неподалеку сразу три уличных кафе, фонтан, неширокая протока Шантары, куда обыватели ходят купаться... Нет, вычислить наблюдателя не смог бы и Джеймс Бонд.

Друг это или враг? Если друг - то с каких щей? А если враг - то что у него на уме? Поди определи...

Докурив сигарету, Мазур аккуратно бросил бычок в урну, встал и не спеша поднялся по ступенькам. Обширное светлое помещение было увешано картинами от пола до потолка по всем четырем стенам, и на каждой приклеена аккуратная полосочка бумаги с ценой. В глубине зала - нечто в роде стеклянного прилавка. И ни единой живой души.

Мазур громко закашлялся в кулак. Никого. Пожав плечами, он подошел к прилавку, стараясь ступать, как можно громче, то бишь сразу обозначая в себе честного человека, а не крадущегося мазурика. Присмотрелся. В стеклянной витрине лежали стопочками медные монетки, какие-то значки, мельхиоровые кухонные ножики и прочая дребедень. Рядом стоял обычный стол, а на нем - открытая книга с рукописными строчками, пивная бутылка, опустошенная почти досуха и хвост вяленой рыбки неведомой породы.

Справа была еще одна дверь, чуточку приоткрытая. Там кто-то шумно передвигался и бормотал, вроде бы мужским голосом. Действуя по наитию, Мазур аккуратно приоткрыл дверь, вновь громко кашляя.

Комнатка была совсем маленькая. Большую ее часть занимали два застекленных

Шкафчика с гораздо более интересными предметами, нежели те, что обретались в большом зале - чугунная лошадь размером с кошку, несколько красивых фарфоровых статуэток, старинные книги в потрескавшихся рыжих переплетах, причудливые вилки, карманные часы, еще что-то... В углу помещались два мягких кресла, разделенные небольшим столиком. Одно было пустое, а в другом в расслабленной позе восседал крохотный щуплый мужичонка лет шестидесяти, со встрепанной бороденкой цвета перца с солью - морщинистый, мятый, весь какой-то взъерошенный и явно пребывавший в том благостном состоянии, когда человек, по меткому замечанию классиков, как начал с позапрошлого месяца, так по сию пору и не может остановиться. Ага, вот и водочка на столике, и вторая половина той вяленой рыбки, и стаканы...

- Здравствуйте, - сказал Мазур вежливо.

- Здорово, коли не шутишь, - сказал мужичонка, кивая головою в такт. - Ты с мыслью, мужик, или так, как-нибудь?

- Да как вам сказать... - дипломатично ответил Мазур. - Я смотрю, у вас тут антиквариат...

Он увидел над одним из шкафчиков картонную табличку с крупными буквами: "Из частной коллекции С.К. Задуреева". Подумав, продолжал:

- Да, пожалуй, что интересуюсь, знаете ли...

- О! - помятый воздел указательный палец. - Ну тогда ты точно по нужному адресу, мужик... Купи лошадь! - он вытянул трясущуюся ручонку в сторону чугунного четвероногого. - Только для тебя - восемьсот баксов! Натуральные Касли, там клеймуха есть... Ты ее переверни, лошадку, там клеймо внизу... Тыща восемьсот восемьдесят какой-то год, точно... От сердца отрываю! Другому бы за штуку продал, а тебе - восемьсот... Потому что я тебя сразу полюбил, как ты вошел, так я тебя и полюбил... В хорошем смысле, ты не думай... У тебя вон пейджер висит, и мобила - значит, и баксы есть... Берешь лошадь?

- Собственно говоря, в принципе и вообще... - осторожно произнес Мазур. - А хозяин не обидится?

- Какой хозяин?

- Здесь же написано... Частная коллекция...

Мужичонка прыснул, заплескав слюнями подбородок, с хитрым видом воздел указательный палец:

- Мужик, ты не сечешь проблему! Это я и есть - Задуреев Семен Климентьевич, чтоб ты знал!

- Что ж коллекцию-то распродаете? - участливо спросил Мазур. - Черная полоса?

Бородатый фыркнул еще энергичнее, затряс пальцем:

- Ну ты не врубаисси... Тс! Кругом налоговая! Понял, нет? Я тут ничем таким не торгую, это все частная коллекция, а коллекцию казать не возбраняется... Тс! Налоговая кругом! Зелененькие, маленькие, повсюду, и под столом тоже... А коллекцию - можно! Мужик, понял, нет? Это бизнес!

Утомившись от столь долгой лекции, он с размаху налил себе в ближайший стакан, выпил одним махом и, сморщившись, принялся посасывать кусок рыбы.

- Ах, вот оно что... - сказал Мазур. - В рассуждении, как бы сказать, негоции... Ну что же, это меняет дело. А не подскажете ли, когда будет Анна Всеволодовна Нечаева?

- Анька? Да будет, будет, куда денется... Водки хочешь? Нет, мужик, я тебя положительно полюбил...

- Нет, спасибо, я за рулем, - лихо соврал Мазур. И вновь ощутил себя охотничьей собакой, гончаком на тропе. Всего-то метрах в полутора от него стоял стол, даже на вид шаткий, рассохшийся, на нем громоздилась всякая всячина - пустые сигаретные пачки, визитные карточки, непонятные бумаги... и поверх всего этого лежали россыпью цветные поляроидные фотографии. Никого почти из изображенных на них людей Мазур не знал, но вот одна...

Снято, несомненно, в этой самой комнате. Шкафчик с лошадью на заднем плане, уголок вот этого самого кресла... Справа - господин Задуреев, вот удивительно, вполне трезвый, а слева - Номер Второй, живехонький, улыбается, не зная, что жить ему осталось всего ничего... Совсем незадолго до прискорбной кончины Номера Второго снимали -

У обоих летний вид, легко одеты... "Это я удачно зашел", - подумал он холодно. За спиной у него энергично застучали каблучки. Задуреев, оживившись, рявкнул из кресла:

- Танька! Сходи за пузырем! Я лошадь продал! Мазур неспешно обернулся. Перед ним стояла довольно высокая (и совершенно трезвая, в отличие от шефа), деваха, рослая, кровь с молоком, в коротком платьице и с великолепным бюстом сибирской Памелки Андерсон. Хмыкнув и критически обозрев бородатого, она вежливо спросила Мазура:

- Вам лошадь завернуть?

- Да вы понимаете... - растерянно сказал Мазур. - Мы еще только, собственно говоря, торгуемся...

- Понятно, - сказала сибирская валькирия, смерив бородатого вовсе уж уничтожающим взглядом. - Так продали или не продали, Семец Климентьевич?

- Щас продам! - заверил тот, колыхаясь. - Ты за пузырем пока сходи! Душа горит!

- Скоро она у вас, Сергей Климентьевич, вообще синим пламенем сгорит, - без всякого почтения заявила русая валькирия, задрала носик, повернулась на каблучках и с достоинством удалилась в большой зал.

- Видал кадры? - горделиво вопросил Задуреев с таким видом, словно сам произвел на свет эту рослую красотку. - Слюнки, поди, текут? Ты не надейся, Татьяна Абрамовна у нас девушка моральная, ее баксами не уломаешь... Погоди пока, посмотри лошадь...

Он с горечью обозрел бутылку, где водки осталось на самом донышке, поднялся и, колыхаясь, как корабль в бурю, побрел в зал. Мазур, заложив руки за спину, осматривался. В зале во весь голос дискутировали:

- Танька, будь человеком, сгоняй за пузырем!

- Сергей Климентьевич, второй месяц пошел...

- Тс! Еще по сто грамм - и бросаю! Видишь, мужик лошадь вот-вот купит, его уважить надо...

- Да шли бы вы...

- Танюха, ты не права... Ну дай я тебя хоть поглажу платонически, это ж никак невозможно, чтобы такие ножки никто не гладил...

Послышалась возня, звук смачной оплеухи, а вслед за тем валькирия Таня громко, интеллигентным тоном, где-то даже светским, объяснила господину Задурееву, куда ему следует отправляться, и к которой матери. Кратко, непечатно, но убедительно.

Задуреев вернулся, усиленно растирая щеку и угрюмо ворча.

- А не выручить ли вас, Сергей Климентьевич? - спросил Мазур, сноровисто извлекая полусотенную. - Я ж все понимаю, не зверь...

- Мужик! - возопил Задуреев. - Ты золотой мужик! Посиди тут, никуда не уходи, а я вернусь махом... и лошадь тебе продам...

Качаясь и кренясь, но все же держась вертикально, он быстро направился к выходу, зажав денежку в кулаке. Мазур понял, что вроде бы обрел моральное право тут находиться и далее. Он достал сигареты, присел к столу на шаткий обшарпанный стул и принялся разглядывать фотографии, притворяясь, будто скучает. Заглянула Таня, но ничего ему не сказала - очевидно, он выдержал некий экзамен на завсегдатая - только печально вздохнула:

- Опять под капельницу класть придется...

Мазур ханжески уставился в потолок. Она еще печальнее вздохнула, ушла в зал. Там, судя по шагам и голосам, наконец-то появились покупатели - а потому Мазур обнаглел настолько, что схватил всю пачку фотографий и быстренько ее перетасовал.

Большинство незнакомы... но вот снова - Номер Второй... а это, несомненно, Номер Первый, тоже живехонький, тоже довольный жизнью, со стопочкой в руке, в компании Задуреева... Интересно, ах, как интересно... Это все-таки след... или нет?

Воровато оглянувшись, он придвинул к себе телефон и быстренько настучал номер.

Положительно, ему сегодня везло, и несказанно! Нужный человек оказался на месте, его быстренько позвали, и Мазур, тщательно подбирая слова, смог кое о чем договориться.

Повесив трубку, он ощутил столь острое желание немедленно оглушить себя спиртным,

Что едва не потянулся за остатками водки в бутылке - но все же передумал. Нет уж, ни капли пока что... Нужно еще подумать, как оторваться от вполне возможных хвостов, как сделать так, чтобы встреча прошла незамеченной...

Та дверь, на которой снаружи висела запрещавшая вход посторонним табличка, энергично распахнулась. Пожилая дама в строгом темном костюме, удостоив Мазура лишь мимолетного взгляда, прошла в зал с уверенностью человека, безусловно имеющего право вламываться таким вот образом в служебные помещения.

Мазур едва успел завершить движение руки, прятавшей во внутренний карман пиджака одну из фотографий, ту, где был заснят живехонький Номер Второй. Благо в россыпи имелась еще одна такая же. Судя по царящей здесь свободе нравов, точнее говоря, откровенному бардаку, вряд ли кто-то заметит вообще...

Он прислушался: валькирия Танечка в зале явственно произнесла:

- Вам, Анна Всеволодовна, звонили... - и добавила еще что-то, потише.

Черт, надо было раньше догадаться, подумал Мазур. Задним числом соображая, приходится признать, что в этой суровой пожилой даме есть немало сходства с его превосходительством адмиралом Нечаевым: линия подбородка, глаза, еще что-то, неуловимое. Стоит согласиться также, что старшая сестричка, сиречь Анна свет Всеволодовна, выглядит гораздо более решительной и упрямой, чем ее младший братец, помянутый адмирал. Вот только в столичные адмиралы выбился именно братец, а дама осталась во глубине сибирских руд, хотя, если верить физиономистам, следовало бы наоборот. Ну, что поделать, женщин-адмиралов у нас пока что, и слава богу...

Вскоре пожилая дама прошествовала в обратном направлении, на сей раз не уделив Мазуру внимания вовсе. Едва за ней закрылась дверь, он схватил мобильник, быстренько набрал номер и, едва Котовский откликнулся после второго сигнала, прошептал:

- Котовский, давай в темпе туда, где меня оставил! В магазин! И восемьсот баксов прихвати! Усек?

- До копеечки, - кратко сказал Котовский.

Мазур отключил телефон, поднялся, поправил галстук и вышел вслед за дамой.

Он отыскал ее в том самом кабинетике, что поначалу был заперт. Стоило ему деликатненько сунуть нос внутрь, дама насквозь неприязненным тоном отрезала:

- Здесь не магазин!

Судя по всему, ей частенько приходилось общаться с клиентами г-на Задуреева, и у нее выработался условный рефлекс...

- Анна Всеволодовна, простите великодушно, но я как раз к вам, - сказал Мазур. - Фамилия моя Мазур...

Нельзя сказать, что после этих слов Анна В. волшебным образом обернулась из бабы-яги доброй феей или хотя бы милой сказочной старушенцией из тех, что и накормят Ивана-дурака, и напоят, и спать уложат - но все же глаза ее прокурорские самую чуточку потеплели. Однако тон оставался, как выражались польские предки Мазуров, "шорстким":

- Ах, вот как... Садитесь. Может быть, объясните наконец, что все эти сюрпризы означают? Света мне звонила сегодня...

Усилием воли Мазур заставил себя не удивиться. Впрочем... Ну разумеется, логично было бы ожидать, что они это позволят. К чему лишние хлопоты, беспокойство любящих родственников?

- А, ну да... - сказал он как мог равнодушнее. - Она вам хоть что-нибудь объяснила?