— Чаем бы напоила, — сладко немеющими губами, с кривой улыбкой вымолвил он.
— Чаем — пожалуйста, — Нина что-то заметила. — Ты не пьян?
— Слегка, — соврал он. — На улице прекрасная весенняя ночь, воздух под градусом…
Она шагнула к кухонной двери, и в полутемном коридорчике он увидел ее красивые, оттренированные на корте икры ног, привыкших к высокому каблуку. И этого хватило, чтобы вообще бросить поводья. Георгий подхватил ее на руки и понес в комнату: с корабля на бал, от порога и в бой. Так бывало у них в давние времена теперь уже утраченной счастливой жизни, когда Поспелов возвращался из командировки, живой и здоровый.
Нина сопротивлялась, выкручивалась, стонала от бессилия и только больше раззадоривала. Она всегда спала голой, под халатиком ничего не оказалось, и это окончательно погасило остатки сознания. Все было так привычно — гладкая кожа под ладонями, сильные мышцы живота, щекочущие волнистые волосы, запах дыхания и даже кровать, доставшаяся ей после развода. И одновременно от всего веяло неуловимым очарованием новизны, будто в руках его была не жена, а чужая, красивая женщина, яркая и энергичная в постели, отчего и совершается это единоборство. Он не видел выражения ее глаз, лишь контуры лица и гримасу нежелания, отторжения происходящего воспринимал как сладострастную истому…
А нового во всем окружающем и было-то всего — стены да потолок. Только Георгий обнаружил это потом, когда лежал расслабленный и пустой, механически поглаживая влажный живот Нины, кажется, такой же пустой и сломленной.
Она скинула его руку и включила торшер в изголовье.
— Теперь объясни, зачем ты это сделал?
— Что — сделал? — щурясь от света, тупо спросил он.
— Ну вот это все — насилие, заламывание рук… — Нина не находила слов, хотя казалась спокойной. — Для самоутверждения?
— Не знаю, — признался Георгий и перевернулся на живот, чтобы посмотреть ей в лицо. — Я тебя изнасиловал?
— А это можно назвать как-нибудь иначе? — она показала синяки на сгибах рук, оставленные пальцами.
Он промолчал, только сейчас ощутив острое жжение на горле и груди: кожа была расцарапана и следы от ногтей припухли, образовав белые рубцы. Хорошо, хоть не на лице…
— Зачем ты это сделал? — снова спросила она. — От великого голода? Зачем?
— Почему-то не удержался… Когда в прихожей… поцеловала в лоб.
— Да я была холодная как лед!
— Не заметил…
— А, значит, это я тебя совратила! — Нина повернула голову и положила ее на руку, согнутую в локте. — Хочешь сделать из меня любовницу?
— Да нет…
— Почему же? Очень-удобно! — ненавистным Георгию, металлически-жестким голосом заговорила она. — Пришел после очередной командировки, натешился и никаких обязательств… Только, Жора, я должна сообщить, что место уже занято. У меня есть любовник. И давно, несколько месяцев.
Георгий промолчал: информация была не такой уж новой…
— Какая глупость! Как мерзко! — после паузы бросила она. — Знала бы не впустила…
— Я пришел попрощаться, — вдруг вспомнил он и уловил в своем тоне отголосок какого-то юношеского порыва.
И она услышала это, помолчала, неожиданно ласково потрогала его волосы, заметила сетку глубоких царапин на горле и груди, сказала примиряюще:
— Сам виноват, дурак… Достала из тумбочки вату, лосьон и принялась прижигать раны.
— Последнее время я везде почему-то виноват, — признался Георгий. Везде меня вывели за штат. Печально…
— Нет, ты скажи, зачем ты это сделал? — еще раз повторила она, и вдруг стал ясен этот ее назойливый вопрос, произнесенный на разные лады. Нина ждала выплеска, взрыва, неожиданного признания.
Георгий должен был выкрикнуть: «Да затем, что люблю тебя!» А это была не правда… Но ей очень хотелось это услышать! И даже искупая вину свою, раскаиваясь за несдержанность, он не мог и мысленно произнести такой фразы: в душе все давно перегорело. Нина же любила состояние, когда ее все любят, от кошек до трамвайных контролеров. Любят и все время говорят об этом.
Она ждала восторга в своей адрес, преклонения, безграничного почитания, причем от людей совершенно чужих, ненужных ей, даже случайных. Ей, как бриллианту, непременно требовалась достойная золотая оправа в виде мужчин, готовых припасть к ее ногам. С юности Нина была испорчена вниманием и поклонниками, когда, будучи десятиклассницей, победила на конкурсе «Мисс Очарование». Тогда вокруг нее завертелись крупные дельцы теневой экономики, в то время еще подпольной. На нее, как на породистую лошадь, делались крупные ставки; ее разыгрывали как предмет куплипродажи, устраивая негласные торги. Кто-то должен был обладать ею безраздельно, однако не для собственного удовольствия и престижа, а с целью дальнейшей продажи за пределами государства.
Нина ничего об этом не знала, захлестнутая счастьем победы и собственной божественной красоты. Поспелова тогда весьма удачно внедрили в окружение «Мисс Очарование», приблизили в качестве неофициального телохранителя, и он буквально выхватил будущую жену из коммерческого огня. Хотя задачу в проводимой операции имел совершенно иную, куда более прозаическую: выявить зарубежные связи в криминальных структурах… Теперь она стала бывшей… И, наверное, была несчастлива, поскольку вот уже года два как ее тоже вывели за штат. А от несчастья своего хотела прежней любви к себе!
Нина обработала царапины у него, спрятала флакон.
— Ну, что молчишь? Нечего сказать?
— Прости, мисс, — проронил он привычную фразу, которую говорил, когда был виноват.
— У тебя что, никого сейчас нет? — допытывалась она.
— Сейчас нет.
Ей это понравилось. Задумчиво улыбнувшись, она села на постели, оперевшись на высокую спинку кровати, не без кокетства прикрыла грудь краем одеяла. — Бедный Жора!.. Ты несчастлив?
— Тоскливо мне, — уклонился Георгий. — Тем более, надолго уезжаю.
— Хорошо, — не сразу сказала Нина. — Ты можешь иногда приходить ко мне. Пока не найдешь подругу. Но прежде обязательно должен позвонить.
— Нет, я больше никогда не приду, — трезво и определенно заявил он. Я пришел к тебе прощаться.
Это ее мгновенно возмутило. В спальне будто шаровая молния взорвалась, даже озоном запахло.
— Все! Убирайся отсюда! Супермен несчастный! Ненавижу!
Георгий невозмутимо развел руками:
— А все, мисс, на метро опоздал. Придется остаться до утра.
— Не хочу видеть тебя в своей постели! Видели, прощание с телом устроил! Уходи!
Она металась по комнате, швыряя ему разбросанные впопыхах возле кровати вещи — брюки, рубашку, носки, — Поспелов все это ловил и аккуратно складывал на тумбочку. Она забыла недавний кокетливый стыд и совершенно не заботилась, что находится перед очами «чужого ненавистного» мужчины совершенно голой.
Природа вылепила из нее совершенство. Но зачем, с какой целью? В чем был промысел Божий, если это прекрасное существо служило лишь яблоком раздора, разочарования и несчастья?
Нина бросила ему пиджак, и на лету из него вывалился и грохнулся о паркет пистолет.
— Я же учил тебя осторожному обращению с оружием! — весело прикрикнул он. — А если выстрелит?
В полумраке он принял гримасу крайней решительности за растерянность и даже не шевельнулся, чтобы встать и поднять пистолет. Нина же склонилась, осторожной рукой взяла оружие и в следующее мгновение отпрыгнула в сторону кошачьим прыжком и наставила ствол на Георгия словно коготки выпустила.
— На колени, супермен! Это не шутка! Я застрелю тебя!
Поспелов уже понял это, ибо, наконец, разглядел ее лицо в косом свете торшера и услышал шипящий дребезг металла в голосе.
Пистолет был с глушителем, и патрон в патроннике…
Может, это и был рок? Вот такой вот поворот судьбы, ее месть?
— На колени! Я сейчас убью тебя. И мне ничего не будет. Ты меня изнасиловал! Есть следы!.. Мне ничего не будет.
Перед глазами почему-то возникла солнечная улыбка Зарембы, словно Цыган сейчас смеялся над ним.
— Перед такой женщиной можно встать на колени, — стараясь двигаться плавно, Георгий встал с кровати. — И умереть от ее руки.
— Не юродствуй, подонок!
— Что же мне, реветь теперь? Слезы лить в три ручья? — без всякой натяжки засмеялся он. — Ты мне хоть перед смертью поставь конкретную задачу, без капризов. Встать на колени, а дальше? Сразу выстрел в голову? Это же грубо!
— Ноги будешь мне целовать!
— Ну, это дело хорошее! — обрадовался Георгий. — Ты же помнишь, я даже люблю это дело. И тебе нравится, правда? У тебя между пальчиками самые сокровенные эрогенные зоны…
— Прекрати болтать, — тихо проговорила она и потянула спусковой крючок. Знаю-знаю, почему разговорился! Все твои штучки знаю. Это называется растащить ситуацию, так? Не выйдет. Сегодня у тебя не выйдет, Жора!
Она не все пропускала мимо ушей, когда Поспелов рассказывал ей кое-что о службе.
Хотя всегда казалась ветреной, невнимательной, отвлеченной,слушая его после долгих командировок на этой самой кровати…
— А я и растаскивать ее не хочу! — Георгий сделал движение, чтобы опуститься на колени. И тотчас же резко ушел под ее руку с пистолетом. Над головой хлопнул выстрел. Второго она сделать не успела и в мгновение ока очутилась на постели, уже без оружия, придавленная и распятая.
— Придется еще раз изнасиловать тебя, мисс, — сказал он. — Умирать, так знать, за что.
— Отпусти, подлец! Мне же больно! — выдохнула она.
— Представь себе: сейчас бы перед тобой лежал труп. А лежит живой и здоровый муж, хоть и бывший. К тому же на тебе. Что приятнее, мисс?
Она обмякла, перестала сопротивляться.
— Только не насилуй больше меня… пожалуйста.
— Да не буду. — Он лег рядом, продолжая удерживать ее руки. — Хотя ты заслужила насилие. Или нет?.. Ладно, все равно не стану. Полежу рядом. Если усну, а тебе еще раз захочется… Стреляй чуть выше уха, вот сюда, Георгий дотронулся пальцем до ее головы.
— Неужели тебе не страшно умирать? — через минуту спросила Нина.
— Страшно… Потому и прошу, чтоб наверняка.
— Всю жизнь не понимала, когда ты говоришь серьезно, а когда играешь. Как ты можешь в такие минуты?..
— Ты знаешь, что такое Бермудский треугольник?
— Слышала, а что?
Русанов Владислав
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Грабб Джеф
Белов Вольф
Орлов Алекс