больницы... И после, когда из "Новоарбатского" выходили...
Никак, - кивнул он в сторону Трубача, - от Николы заразился?
его заботило то же, что и остальных. Всех, кроме Трубача.
бегущий навстречу асфальт.
какая-то необыкновенная чуткость на незримую опасность, которая столько раз
спасала их всех. Сам Семен, смеясь, объяснял этот дар врожденным опытом
вечно гонимого еврейского народа. Но теперь и Пастух почувствовал, как
нарастает неясная тревога. Однако никаких явных признаков опасности
по-прежнему не было.
рулевому-Боцману сбавить ход и свернуть с накатанного асфальта вправо на
примыкающую грунтовку. Мощный "джип", урча восьмицилиндровым сердцем, съехал
на глину и мягко поскакал в низину, в сторону темнеющего леса.
вокруг набиравшего силу костерка, Артист с Боцманом налаживали нехитрые
устройства для шашлыка, и вскоре дразнящий ароматный дымок подкопченной
баранины поплыл в воздухе.
смотрели на именинника.
извлек из старого вещмешка шесть походных армейских алюминиевых кружек.
лет - все-таки возраст. Спасибо, брат, что родился, что воевал с нами рядом,
спасибо, что выжил... На первый тост, конечно, положено шампанское... Но мы
не дамы. Так что "содвинем бокалы, наполним их разом" добрым медицинским
спиртом и выпьем за тебя, чтобы еще столько, столько и полстолька...
только Пастух, держа пожизненный обет, по такому случаю чуть пригубил за
друга.
вроде как младшенький, - не откажи по дружбе. В багажнике под брезентом -
котел с пловом. Еще горячий небось. Тащи его сюда.
отправился за пловом. Пастух переглянулся с остальными, и все уставились в
широкую медвежью спину Трубача.
обширном пространстве за сиденьями и правда громоздилось нечто, любовно
укутанное толстым зеленым брезентом. Николай откинул его.
белоснежной бумагой. В таких прочных коробках торговцы цветами возили теперь
роскошные голландские розы.
нерешительно прикоснулся, поднял. Вес оказался внушительным. Он сорвал
упаковочную бумагу, приоткрыл коробку и замер. Внутри оказался чехол,
который он узнал бы и ночью, на ощупь, с закрытыми глазами. Обитый черной
тонкой замшей чехол лучшего в мире французского саксофона "Salmer".
застежкой. Но вот, будто набравшись храбрости, протянул руку и отбросил
верхнюю крышку. И в глаза ему сверкнул серебристый инструмент, о каком он не
смел и мечтать. Великолепный альтовый сакс, точь-в-точь как у первых
джазменов мира.
ее, развернул - и она тоненько зазвенела игрушечным клавесинчиком,
проигрывая мелодию "Happy Birthday".
приготовления, написанные размашистым почерком Артиста:
загодя, продумали все.
тогда он бережно взял в руки это сверкающее чудо, поднес к губам, пробежался
толстыми пальцами по легчайшим сверкающим клапанам. И осторожно выдул
протяжную, сипловато-гортанную ноту, полную такой боли и радости, какую
никто никогда не сумел бы передать словами.
юбилея друга выпили немало, но почти не захмелели и, раскинувшись на лесной
траве под березами, свободно, никуда не спеша, говорили, глядя в огонь
костра, о самом важном и памятном для них.
Колькин юбилей, когда б еще собрались все вместе?
по-людски как-то...
приличная, а тоска какая-то... Так что причину твоей болезни, Николай, я
очень даже понимаю. И не только как врач. Да и не болезнь это, строго
говоря.
смотрю на вас и спрашиваю себя: кто все-таки мы такие?
Нам платят - мы делаем.
продаем. Чему научили - тем и торгуем. Чего тут голову ломать...
разговор! Дернули по маленькой и с ходу - о смысле жизни... Философы, блин!
Что до меня, то ваш Артист в казаки-разбойники больше не игрец.
утратил. Да и баксы на дороге не валяются...
пока что не все равно, за что получать свои башли.
и есть предложение. Все!
- Чтоб играли нами, как оловянными солдатиками? Да пошли они! Я свои бабки
уж как-нибудь сделаю! Хоть в телохранители пойду... Или спасателем в МЧС.
Артист, волновало и остальных.
полета. Мы ведь не блатные быки, не мясники.
- вступил Боцман. - А теперь и я больше не хочу. Да и зачем? - все
расписано, все поделено. По мне, так лучше на этих гонках бодаться, чем
снова шмалять в кого попало. То ли сегодня сам пулю поймаешь, то ли
завтра... Не так, что ли?
расклад. Только все равно жалко чего-то. Если бы нашлось действительно
стоящее дело, я бы еще покувыркался. Но только вместе с вами.
бы не остался...
Симпозиум закрывается. Давай, Ухов, бери дудку и дуй! А мы послушаем.
проступало в небе. И все ярче и ярче пылал весело пляшущий огонь костра.
сверкающем металле сакса, и казалось, будто Николай поднес к губам изогнутый
всполох огня.
голос саксофона. У него и правда был необыкновенный по силе и мягкости звук.
И быть может, поэтому только теперь, в этот вечер, все они впервые поняли,
каким талантом одарен их друг.
мелодия - "Песня Сольвейг" Грига в сложнейшей джазовой обработке.
на него.
беречь надо, как национальное достояние.
плесни-ка мне сто капель!
корточки у костра, разворошил, раздул пламя и неподвижно застыл, глядя в
огонь.
Прозоров Александр
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Буркатовский Сергей
Земляной Андрей
Майер Стефани