британском колледже. Чиновник угощал их чаем с молоком, и маленький Камаль
молча пил эту гадость, тайком оглядываясь по сторонам.
сохранил пристрастие к английским интерьерам и отвращение к чаю с молоком.
адъютант.
ждет дальнейших приказаний.
Он что, не знает, как нужно развязывать языки этим собакам из Дворца?
добавил: - Хотя ладно. Я сейчас сам спущусь.
столу и аккуратно собрал все бумаги, убрав их в ящик под замок. Годы
нелегкой, зачастую опасной карьеры в разведке приучили его не доверять
никому и никогда. Часы издали мелодичный перезвон и принялись гулко отбивать
полночь. Камаль Абдель подошел к дубовой панели за столом и нажал скрытую
кнопку. Панель бесшумно скользнула в сторону, открыв проход.
непосредственно из кабинета в Абдалла взял свой стул и поставил его напротив
заключенного. Генерал перевернул стул спинкой вперед и сел на него верхом.
Минуту он молча рассматривал человека перед собой. Потом тихо спросил:
подняв подбородок арестованного.
предложенной Абдаллой зажигалки. Пустив дым в лицо арестованному, он
продолжил: - Это хорошо, что ты знаешь, кто я такой. Значит, мне нет
необходимости рассказывать, что я прикажу с тобой сделать, если ты не
ответишь на мой вопрос. Во Дворце, наверное, ты слышал, что говорят обо мне?
Слышал?.. - Генерал повысил голос.
но промолчал.
веришь, что я смогу развязать тебе язык? Я редко спускаюсь сюда, в подвал.
Но если это происходит, то я люблю с толком провести время. Абдалла только
подготовил тебя для беседы. Так, может, не будем тратить время зря?
транспортировке?
контейнер? Сегодня?
отрываясь он смотрел так почти минуту. Потом арестованный со стоном
повалился на бетонный пол, а генерал встал со стула.
- Избавьтесь от него поаккуратнее.
остановился. По его губам скользнула улыбка: - Хотя нет. Пускай наш
уважаемый гость погибнет от рук жестоких курдских террористов. Он достоин
большего, чем банальная авария...
международного аэропорта, буквально все депутаты, входящие в состав
официальной делегации Государственной Думы России, прибывшей в Ирак в связи
с очередным политическим кризисом, вскочили со своих мест. Несмотря на
слабые протесты стюардессы, депутаты, толкаясь, бросились к выходу из салона
первого класса. Как будто они ожидали, что сам Саддам Хусейн стоит у трапа в
ожидании встречи с русскими парламентариями. Многочисленная свита, состоящая
из помощников депутатов, охраны, секретарей, любовниц, иногда
любовниц-секретарей, и журналистов, с места не двинулась, прекрасно
осознавая, что к трапу теперь не пробиться. Только двое фотокорреспондентов
попытались протиснуться сквозь толпу народных избранников, но безуспешно.
одет он был, как и все остальные - строгий темный костюм, белая сорочка,
неброский галстук, - человек наблюдательный обязательно отметил бы, что
костюм этот не является привычной одеждой для молодого человека. И, если уж
говорить все до конца, никто из депутатской свиты толком не знал ни кто этот
человек, ни что он вообще делает в составе официальной делегации Госдумы. На
обычные вопросы он отвечал коротко, на контакт не шел. В общих компаниях не
пил и вообще держался особняком. Чем и вызвал к своей персоне пристальный
интерес. Известно о нем было только то, что фамилия его Пастухов, а зовут
Сергей.
иллюминатор. Авиалайнер медленно выруливал по бетонным дорожкам к
современному зданию аэровокзала. Внешне аэропорт мало чем отличался от
множества других. В разных уголках земного шара, в общем-то, все аэропорты
одинаковы. Просто где-то рядом горы, где-то - море. А в остальном - бетон
как бетон. Единственное, что сразу бросалось в глаза, так это полное
отсутствие самолетов. То есть несколько лайнеров стояли где-то вдалеке, но
было видно, что они стоят тут уже давно. Воздушная блокада Ирака давала о
себе знать. Русский ИЛ-96 был, наверное, единственным самолетом,
приземлившимся здесь в последнее время. Если, конечно, не считать самолетов
ООН, обслуживающих группу наблюдателей, а заодно и иностранный
дипломатический корпус.
Пастуху еще в Ереване, где они несколько дней вынуждены были ожидать
разрешения властей Ирана на пролет через его воздушное пространство.
более что пить коньяк литрами он не любил. Побродив по городу и повалявшись
на диване в гостиничном номере, на следующий день он не утерпел и, взяв
такси, махнул в Эчмиадзин. Как он сумел узнать из туристических проспектов в
холле гостиницы, в этом местечке недалеко от Еревана располагался духовный
центр армянской автокефальной церкви, а кроме того, оно изобиловало
памятниками древней урартской культуры.
орнаментом росписи купола заставили Сергея вспомнить другой кафедральный
собор - во Флоренции. Некоторое время он не спеша осматривал каменные
барельефы, изображавшие каких-то древних святых. Потом его взор привлекла
икона с ликом какого-то старца с нимбом над головой. Лицо у старца было
скорбное, как и на большинстве икон. Во взгляд его художник сумел вложить
какую-то тихую радость, как будто старец знал что-то очень важное и
прекрасное.
Пастуха.
лицом.
- объяснил священник, он говорил по-русски с сильным акцентом. - Святому
Георгию было видение Единородного Христа, который указал место для
строительства. Отсюда и название Эч Миадзин - Сошествие Единородного.
Откройся святому Георгию, и он просветит тебя...
удалился прочь. Пастух проводил его взглядом и вновь повернулся к иконе.
начинали свою новую жизнь вне законов и правил. Тогда было все ясно: есть
зло.
становится видным в совершенно ином свете. Двоих смерть уже забрала к себе.
Тимоха и Трубач. Потеря друга - это как потеря части самого себя. Но что тут
сетовать - ведь все они знали, что рано или поздно такое может случиться с
каждым из них. Такова уж их работа... Впрочем, "зло", "работа" - это все
слова. А душа, другой раз не зная слов, все чаще оказывается в последнее
время не на месте. Пастуха посещают сомнения. То, чем они занимаются, это от
него, от Единородного? Или, может, все от Лукавого?..
отходя куда-то на задний план, уступая место банальным политическим кланам,
финансовым группировкам, всемогущим олигархам. Вместо защитника
справедливости и свободы, они все чаще ощущали себя бойцами непрекращающейся
тайной войны за власть.
минуту семь свечей зажглись в полумраке древнего собора. Две за упокой и
пять во здравие. Одна из заупокойных свечей долго не хотела зажигаться, но
Пастух терпеливо ждал, пока оплавится воск и займется тонкий фитиль...
воспоминаний один из многочисленных помощников Жириновского.