дим уже не мыслил его без этой солнцеволосой русалки или,
вернее, ведьмы, ибо, если верить классике, в России даже
ведьмы были ослепительно хороши.
уже, наверно, пятнадцать и ни слова не сказала, а Вадим и не
мыслил о разговоре, он работал, забыв даже, что она - живая,
что она - из Них, врагиня, так сказать. Но уж так он был
устроен, художник Вадим, что во время работы напрочь забывал
обо всем постороннем, отвлекающем - мирском. Если она шла у
него - работа. А тут, кажется, пошла...
(именно режиссерским, ибо, как потом рассуждал Вадим, режис-
сер в сей мизансцене отменным оказался), на сцену вышли два
"адидаса". Они вышли из-за спины Вадима, прекрасно видя, что
он успел набросать на картоне, а скорее всего давно наблюдая
за ним, и, остановившись между ним и сосной, пропели хором:
намеренно не замечали. И девица мгновенно ожила от своего
столбнячно-портретного коллапса, заулыбалась, легко перешаг-
нула через сосну и произнесла что-то вроде:
быстро перестраиваться, переходить от одной реальности (сво-
ей, выстроенной) к другой. К истинной реальности. Именно ей,
истинной, и принадлежали "адидасовские" мальчики, в который
раз посягавшие на творческие замыслы художника. Только вчера
Они изменили реальность сразу, срезав цветы еще до того, как
те попали на картон. А сегодня дали побаловаться нежданно
выстроенным, полностью вжиться в него, и только тогда безжа-
лостно разрушили - увели Девицу, прямо из-под кисти увели. А
результат тот же: испорченный этюд.
дальше.
сил:
девица улыбалась беспечно и радостно. Ей-то что? Она кукла,
элемент в клоне. Сказали постоять - постояла...
ли? Так не сосну же. Даже не цветы. Вадим не спрашивал поз-
воления писать ее, сам начал, без всяких предисловий. А чего
она тогда стояла, не уходила?.. Ну уж ты, брат, чересчур,
остужал себя Вадим. Захотела - остановилась. Коли мешала,
сказал бы - она б и ушла. Пеняй на себя. Другое дело, что
все это, конечно, подстроено, и ведь как хитро подстроено,
психологически точно - не придерешься.
что ли?..
лось нечто иезуитски жестокое, ибо он отлично понимал, что
уж девица Их распрекрасная ничуть Вадиму не мешала, напро-
тив: зарез ему без нее.
сердцу, и брат-близнец точнехонько повторил его жест и ска-
занное повторил:
бов, явно наслаждаясь ситуацией. И молчала. А вдруг она -
немая?..
ленно. Еще раз простите нас. Не подумайте, что мы варвары
какие-нибудь, не ценим искусства. Еще как ценим! Поверьте,
вы об этом еще узнаете...
ляне, скрылись в лесу. И надо отдать им должное: сыграли все
точно, нигде не сорвались, не прыснули исподтишка в кулачок.
Хотя, как понимал Вадим, очень им того хотелось: ситуация и
впрямь смешной вышла.
выглядел пресно и пусто. Потом, через несколько дней Вадим
вернется сюда - когда перегорит, переболеет случайно увиден-
ным, остановленным... Он взял картон с почти готовым рисун-
ком - хоть сейчас под краски! - поднатужился и разорвал его
пополам, а половинки бросил в траву. И пусть его обвинят в
загрязнении окружающей среды - это он переживет.
ло. Вадим верил в собственный профессионализм, в руку свою
верил и не хотел, не умел сознаться, что какое-то мелкое -
пусть досадное, обидное, но не стоящее боли! - происшествие
может выбить его из ровной колеи ремесла, расклеить, рассла-
бить. Не получилось с сосной - сам, глупец, виноват! Купился
на _красивое_... Получится с мостом. Времени до обеда нава-
лом, работай - не хочу.
зом - собрал барахлишко и потопал к мостику. Надеялся, что
там Они его не ждут, помнил, что пока - пока! - к тотальным
действиям не прибегали, вредили редко, но - права поговорка
- метко...
лось в воде, и речка чудилась черной и непрозрачной, текла
не торопясь, еле-еле, даже будто бы стояла, легко уцепившись
длинными размытыми краями за ивняк на берегу, за черные сваи
моста, а может статься, за невидные глазу коряги на дне,
якорями ушедшие в мягкий ил. И - ни ветерка в полдень, чтобы
погнал речку вперед, сорвал с якорей, только плавунцы-водо-
меры, мгновенно, невесомо даже, перемещаясь по стеклянной
этой поверхности, создавали иллюзию движения, позволяли вол-
ну.
не писанным с натуры, хотя Вадим-то писал точно, стараясь
быть верным и в мелочах, но голубое, зеленое, черное, корич-
невое не оживало под кистью, чего-то не хватало этюдику -
ну, допустим, тех самых плавунцов или какой-нибудь другой
крохотной чепухи, но не хватало, и все тут, не оживала кар-
тинка, застряла в крышке этюдника раскрашенной фотокарточ-
кой, и Вадим бросил кисти в ящик, лег на траву, ладони,
краской вымазанные, под голову уложил, стал смотреть в небо.
Он уже понял, что ничего путного здесь не напишет, не суме-
ет, пора паковать манатки и бежать отсюда, не оглядываясь.
Черт с ней, с удобной дачей. Они победили.
тать "сознательный" возраст, за пятнадцать-шестнадцать...)
он думал о том, что есть в его жизни что-то неверное, ис-
кусственное - _неживое_. Выстроил себе дорогу, расставил ки-
лометровые столбики и идет по ней, по любезной сердцу дорож-
ке, никуда не сворачивая, скорости не превышая. В семнадцать
- школа позади, студия во Дворце пионеров. В двадцать три -
Строгановку проехали, нигде затора не вышло, экспрессом нес-
лись по "зеленой" улице, диплом с отличием имеем. И дальше -
так же. В двадцать шесть - член МОСХа, так сказать, узако-
ненный профессиональным союзом художник, к тридцати - две
персональные выставки, хвалебные - пусть и без громких эпи-
тетов - статьи в газетах, альбом в издательстве на подхо-
де...
чок с тех пор...
экзаменами в Строгановку его первый учитель - старик сейчас,
под восемьдесят, навестить бы, а все недосуг!.. - сказал Ва-
диму:
шел... Да что там быстро - с ходу... Одного тебе в напутс-
твие пожелаю: пусть тебя влево-вправо пошвыряет.
щадил юности, а может, намеренно вгонял в краску любимого
ученика: - Одной всю жизнь сыт не будешь.
летнего юношу, чистого, аки горный хрусталь, но виду не по-
дал, спросил только:
у учителя всегда хоть отбавляй было, он и письму учил так же
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Контровский Владимир
Андреев Николай
Шилова Юлия
Пехов Алексей