субъект выкатится из белого домика на колесах, очистит поме-
щение.
там ждут не дождутся. Включай зажигание и погоняй, погоняй,
пока Спичкин не очухался, - скороговоркой зачастил субъект.
лосишко был у картонного типа. Поскольку имени у него не
окажется - это автор чуть-чуть вперед забегает, - так и на-
зовем его: Безымянный, с большой буквы.
гуль", лишь в зеркальце заднего обзора машинально отметил,
что капитан Спичкин развернул свою птичку-канарейку и помчал
ее в сторону столицы, в сторону дислокации вверенного ему
гаишного батальона.
- уверенно держишься, не лихачишь. А ведь, помнится мне, еще
в институте права получил, так?
ответил Истомин, разгоняя авто до разрешенных властями девя-
носта километров в час. - Откуда ты взялся такой красивый?
це, посмотрелся в него. - Мальчик что надо! - Вернул зер-
кальце в прежнее положение. - Твоих рук дело.
мне место в этом легковом мустанге. Ты считал, она чертила.
задурил ему голову Безымянный, запудрил, запылил мозги веко-
вой пылью.
ломный проект, краса и гордость выпуска одна тысяча девять-
сот не будем говорить какого года. Золотая медаль студенчес-
ких научных обществ. - И Безымянный достал откуда-то из недр
зеленого сюртучка потускневший кружок медали на выцветшей
красной ленте, повертел ею, медалью то есть, на зуб попробо-
вал, сплюнул, спрятал, спросил: - Теперь узнал?
но припоминаю проектик. И впрямь краса и гордость выпуска.
Меня ж благодаря тебе на кафедре оставили, ассистентом,
предложили тебя доработать, превратить в диссертацию и защи-
титься. Кандидат технических наук Истомин. Звучит? - рассме-
ялся вроде бы иронично, но сквозь деланную иронию прорыва-
лась этакая горькая смешинка, этакая ностальгическая грус-
тинка, этакая нежная лукавинка: мол, не стал бы писателем -
был бы и вправду главным инженером, генералом от техники,
самолетным великим конструктором, для кого "первым делом,
первым делом самолеты".
Продал ты свое кандидатство за тридцать сребреников.
жившийся Истомин.
сидел за письменным столом по десять часов в день? А ты до-
писывался до такой степени, что даже читать ничего не мог?
Даже детективов... А ты геморрой себе нажил - от вечного си-
дения то за столом, то за рулем, то в президиуме?
болезнью. Ты же небось спортсмен: вон, сорок лет уже, а ка-
кой орел!.. Не о том речь. Надрываться можно и канавы роя.
Ты вот скажи: какая польза от твоих сочинений? Кто-нибудь
прозрел? Исцелился? Полюбил ближнего своего? Не пожелал жены
его и осла его? Не обманул, не украл?
томин, как делал это на всяких там читательских конференци-
ях, как писал в статьях и откровенничал в интервью с журна-
листами. - Литература ставит диагноз, привлекает внимание к
болезни - внимание всех или каждого, не суть важно. Писатель
- это сигнальщик и горнист, он сигналит и горнит об опаснос-
ти.
били трубачи тревогу..." А кто в бой пойдет?
самолеты, то на них можно было бы долететь от Москвы до
Ярославля или от Ленинграда, к примеру, до острова Фернандо
По в Атлантическом океане. Конкретная польза. Но тебе конк-
ретика не нужна. Тебе шум нужен. Труба трубит: тру-ту-ту,
тру-ту-ту, все ее слышат, все трубача видят, все им любуются
- ах, какой красавец, ах, как он славно дудит, как сверкает
на солнце его труба... Куда это он нас скликает?.. Ах, туда,
в светлое завтра! Это мы чичас... Где ероплан, чтоб в завтра
лететь? А ероплана нету. Товарищ Истомин не захотел его со-
чинить, товарищ Истомин захотел малость потрубить. А ведь
мог сочинить еропланчик, мог, еще какие надежды подавал... -
и всю эту пакостную тираду пакостным же фальцетиком и
по-прежнему подпрыгивая на сиденье, пуская из-под сюртучка
серые облака пыли, почему-то подмигивая одним левым глазом.
самом деле, да и не субъект вовсе, а скорее объект: объект
приложения юношеских несчитанных сил. И ведь посмотришь те-
перь - изумишься: за что золотую медаль отвалили? Пародия
какая-то, а не серьезная работа. Сквалыжная чепуховина, ко-
торая изо всех сил пыжится, мнит из себя невесть что плюс к
тому же и претензии создателю предъявляет.
тобой бисер метать не стану, уволь: Я тебя породил, как го-
ворится, я тебя...
убить нельзя, я бессмертный. - И он, отогнув ручонкой сюр-
тучный лацкан, показал Истомину фиолетовую чернильную над-
пись "Хранить вечно!".
вая тем не менее некую подспудную гордость за дело своего
ума и рук бывшей жены Анюты, которая, если честно признать-
ся, в ту былинную пору ночей не спала, чертила бездарному в
черчении мужу запутанные карандашные схемы на плотных листах
ватмана.
секретом Безымянный. - Меня гостям показывают. Здесь, - он
постучал кулаком по сюртучку, - скрыта мечта, не ограничен-
ная рамками здравого смысла, способная на свободный полет,
но в силу обстоятельств свободы лишенная. - Безымянный выра-
жался высокопарно и витиевато.
ном полете, присев на рессорах, чуть ли не прижавшись к наг-
ретому асфальту картером, карданом и редуктором заднего мос-
та, неуклонно приближался к границе Московской области, к
владимирским владениям, к большой пограничной деревне с лас-
ковым именем Верхние Дворики.
ный. - А у меня и визы нет, и паспорт просрочен... Вот что,
папуля, - деловито обратился он к Истомину, - мне дальше
ехать не резон. Ты на меня поглядел, поумилялся, скупую сле-
зу обронил - мавр может уходить. Вернусь восвояси, полка у
меня уютная, теплая, мышей в архиве повывели, а ты кати се-
бе. Миссия у тебя серьезная, истребительная, да тебе ж не
привыкать: ты чужой крови не боишься.
приписка. И что характерно, Истомин: вас, писателей, за ги-
перболы по головке гладят, а торговым работникам, к примеру,
за них срок дают. С конфискацией. Парадокс, а?.. - И захихи-
кал, забулькал, зашуршал листками, парадоксалист несчастный.
И не хотел Истомин, а тоже засмеялся. Но строгости не уте-
рял, распорядился:
душевный, а так - техник-смотритель. На кого орешь? На мечту
свою орешь... Ну и хрен с тобой, я не обидчивый. Лежал на
полке, не волновался, так нет - вызвал ты меня. Зачем, спра-
шивается, если гонишь?
не звал.