камень источал этого запаха столько, что раввины не рисковали даже
дотронуться до него. Казалось, что буквы были не вырезаны в поверхности
острым предметом, а выдавлены самим временем. Даже Илье Давидовичу
передался этот неощутимый дух, у него возникло желание опуститься перед
находкой на колени - не для того, чтобы молиться, а просто из шедшего от
глубины души чувства преклонения.
кабинете. Особенно забавно читать о духе святости в воспоминаниях рава
Шрайбера, одного из экспертов Главного раввинатского суда. Забавно потому,
что ни это ощущение, ни результаты радиологического и текстологического
анализов не помешали ему в тот же вечер заявить, что речь идет всего лишь
о подделке, каковую нужно разоблачить сразу и без колебаний. Слова эти
вошли в историю, как и реплика Главного ашкеназийского раввина:
впечатлениями о ешиве и о каждом, с кем ему приходилось сталкиваться,
отпускал довольно нелестные характеристики, будучи по природе человеком
скорее желчным, нежели доброжелательным. Доставалось и самому раву Дари,
которого Дина представляла себе выскочкой, не доросшим не только до Бога,
но даже до понимания того, насколько ее Илья благочестивее остальных
ешиботников, готовых ради плотских утешений забывать о вечерней молитве.
детскую, когда телевизор работал - не для того он ходил в ешиву, чтобы
соблюдать закон только на людях! - но в этот вечер глухой голос диктора
казался ему страшнее пения сирен. Не желая, подобно гою Одиссею, залеплять
уши воском, он поступил как советуют психологи: если нет возможности
избавиться от искушения - поддайтесь ему. Однако в "Мабате" о происшествии
в квартале Неве-Яаков не было сказано ни слова, хотя телерепортер,
появившийся в полиции, когда камень грузили в микроавтобус, успел
зафиксировать этот момент для истории.
жене своей Дине и прошептал ей на ухо:
просыпаясь, забывал начисто.
Штейниса, главного раввина Хайфы, а он задерживался по причине бар-мицвы у
своего внука Михаэля. В Большой синагоге Иерусалима света не гасили во
всем здании, и раввины ходили по пустым коридорам, стараясь поменьше
разговаривать друг с другом, чтобы прежде времени не накалить страсти.
кабинете на жестком диванчине (у ашкеназийского раввина Гусмана был
геморрой, а сефардскому раввину Шапире не хотелось сидеть на мягком) и
тихо разговаривали, пытаясь до начала совещания определить общее отношение
к событию. Два листа бумаги лежали перед ними на журнальном столике:
заключение Совета Торы и Экспертной группы Университета Бар- Илан. Предмет
обсуждения покоился в соседней комнате на столе, покрытом черным крепом, -
в полной темноте и тишине.
тихо постучали, и рав Гусман сказал:
боялся. Боялся сказать не то, что может понравиться Ему, и боялся
промолчать, потому что молчание в такой момент не понравится Ему еще
больше. Он привык принимать решения даже и по фундаментальным проблемам
трактования Талмуда и Галахи, но полагал, что ни ему, ни многим поколениям
его последователей не придется сталкиваться с необходимостью определять
судьбу мира. Пусть очередной ребе Шнеерзон играет в эти игры.
теплую комнату, тащиться в холодный зал и брать на себя бремя решения.
Потому что, несмотря на явные доказательства, представленные как
теологами, так и физиками, он не верил. Это не могло быть правдой.
Ожидание Мессии - это мироощущение, это глубина, это жизнь нации. Приход
не может быть так прост.
натопили, да и ночь выдалась довольно теплой, несмотря на прогнозы
синоптиков. Оба верховных раввина поднялись на кафедру.
проблему. И прежде чем перейти к сути, я оглашу два экспертных заключения.
просто хотел отгородиться от людей, сидевших перед ним.
условии краткости оного невозможно сделать однозначные выводы. Однако не
обнаружены противоречия между стилистикой послания и общей стилистикой
Книги... Нельзя исключить, что текст действительно есть проявление Его
воли. Однако принадлежность текста к Его скрижалям должна быть
засвидетельствована более высоким собранием Мудрецов Торы." Нашим
собранием... И второе заключение. "Радиоуглеродный метод показал, что
возраст надписи на камне - от трехсот миллионов до двух миллиардов лет."
хранится скрижаль. Все вы сможете посмотреть надпись, увидеть своими
глазами... Я видел, и я потрясен. Если это Его воля, то выражена она
предельно ясно. Надпись сообщает о приходе Машиаха и называет дату. День,
который только что завершился. И имя - Элиягу Кремер, сын Давида. Машиах
пришел.
всех сил и аргументов будет сопротивляться этому сообщению, усматривая в
нем все, что угодно - амбиции, корысть, но только не желание повиноваться
воле Всевышнего. Единственное, чего он сейчас хотел - отойти в сторону.
молчание ночного Иерусалима.
всхлипнул. Послышалось не только ему. Все головы повернулись к заднему
ряду - там сидел, опустив голову, рав Штейнзальц, восьмидесятилетний
старик, сухонький как щепка. Его привезли ученики, усадили и удалились
ждать в коридор.
помощью. Прости меня, что я дожил, а она - нет...
стали тревожить.
суетиться. Вернемся в этот зал после утренней молитвы. Если Машиах пришел,
он даст знать о себе. Если нет...
явиться к семи. Это было рядом, но ведь и мужа без завтрака не оставишь, и
Хаима нужно к садику подготовить...
думала о своем. Лишь услышав тихое пение, вернулась в реальность из мира
грустных мыслей.
разобрала, но обращались они к ней - уж в этом-то не было сомнений.
мытье полов? - и разобрала только несколько слов из длинной речи, с
которой к ней обратился стоявший ближе всех ешиботник - молодой,
плечистый, с иссиня-черной бородой и глазами фанатика.
позавчерашним вечером, вспомнила его вчерашнюю задумчивость, сложила два и
два, получила совершенно неправильный ответ, но сделала единственное, что
и должна была: вернулась домой, растолкала спавшего Илью и заставила его
посмотреть в окно.
пожалуются хозяину, и он потребует компенсацию, ты же знаешь этого
склочника.
причине была последней, кто узнал о том, как разворачивались события.
И.Д.К. сам расхлебывает кашу. Вторая мысль была более разумной: взялся за
гуж - не говори, что не дюж. Трудно ответить на естественный вопрос:
почему пришедшая мысль была из украинского, а не еврейского национального
достояния; в конце концов, Илья Давидович последние годы изучал Танах и
Талмуд, а вовсе не сочинения Леси Украинки. Повидимому, состояние стресса
вызывает ассоциации, привычные с детства, сознание как бы проваливается в