задушить акулу, но не обращаться с книгой, он как-то не подходил к этой
обстановке.
- Гляди, однако, - сказал Конобеев, с невероятными усилиями переворачивая
корнеобразными несгибающимися пальцами страницу журнала.
- Краб лучше тебя листы ворочал бы. Чего смотреть-то, однако? - спросил
Ванюшка.
Конобеев показал на снимок летящего аэроплана.
- Летают, однако!
- Ну и что же? - спросил Ванюшка, не поняв, что Конобеев в душе продолжает
спорить со своей старухой, отстаивая право жить под водой. И, не ожидая
объяснений Макара Ивановича, Ванюшка прошел в машинное отделение.
Там пахло особенно, - "электричеством", как шутя говорил Ванюшка.
- Здравствуй, Гузик! Сегодня мы с тобой еще не видались! - весело крикнул
Топорков молодому человеку, сидевшему спиной к нему на корточках около
электрической машины.
- Вот тебе и два с половиной диэлектрическая постоянная эбонита! - ответил
Гузик.
- Заговариваешься, братишка?
- А, это ты, Ваня? Здравствуй! - Гузик поднялся, отряхнулся и повернулся к
Ванюшке лицом. Густые, каштановые, немного вьющиеся волосы над высоким лбом
и большие очень прозрачные светло-серые глаза, всегда задумчивые, смотрящие
куда-то вдаль, как бы пронизывающие вещественные предметы, -
"рентгеновские", как выразился однажды Волков. Эти глаза невольно обращали
на себя внимание.
Молодой инженер-электрик, ученый изобретатель Микола Гузик был прост, как
ребенок, и феноменально рассеян. Но эта рассеянность относилась лишь к
внешнему миру и внешним вещам, и происходила она оттого, что Гузик умел так
глубоко внутренне сосредоточиваться, что забывал обо всем окружающем.
- Идем обедать, что ли! - сказал Ванюшка.
- Да, да... - ответил Гузик и, переведя взгляд прозрачных глаз с неведомых
мировых высот на динамо, опять уселся на корточки и начал возиться у машины.
- Микола-чудотворец! - закричал вдруг Ванюшка и начал трясти Гузика за
плечи. - Довольно! Айда в столовую! - И он потащил своего ученого друга. -
Макар Иваныч, обедать! - крикнул он мимоходом Конобееву.
В столовой уже сидел Волков. Пунь подавала па стол. К общему удивлению, Цзи
Цзы не пожаловал к обеду.
- Где Кые Ца? - спросил Волков Пунь.
- Цолт зял (черт взял), - ответила она. - И пусть! Гузик мог не есть целыми
днями. Но, усевшись за стол и глубоко задумавшись, он ухитрялся незаметно
для себя съедать и больше, чем надо. Однажды он один съел большую сковороду
печенки, приготовленной для всех. Теперь молодой изобретатель принялся за
соус, сделанный из морской капусты, и поглощал его с большим аппетитом,
пронизывая Конобеева невидящим взглядом.
- А ну-ка, дай попробовать! - сказал Ванюшка, пододвигая к себе соусник и
накладывая на тарелку.
Соус был очень вкусный и питательный, но Ванюшка недовольно повел носом.
- Не то! - сказал он, вздохнув.
- Непривычка и больше ничего, - возразил Волков, - морская капуста вкуснее
земной и гораздо питательнее. Когда ты привыкнешь, то не захочешь другой. И
я уверен, что морская капуста скоро будет таким же необходимым блюдом за
каждым столом, как картошка. Ведь картофель вначале тоже не хотели и даже
боялись есть. Саранча, муравьи, ласточкины гнезда кажутся тебе
омерзительными, а между тем у многих племен кушанья эти являются самым
лакомым блюдом.
Ванюшка даже кулаком ударил себя по груди.
- Семен Алексеевич! Чувствую, понимаю! Если бы не понимал, то и на дно бы
не полез. Ради чего я полез? Ради этой самой морской капусты полез. Но
только, Семен Алексеевич, не привык я еще. Вот Марфа Захаровна недавно
угощала нас щами. Натуральными. Ах, невозможно забыть, Семен Алексеевич!
Красота! - И вдруг, хлопнув Конобеева по спине, Ванюшка воскликнул: - Макар
Иваныч, помнишь? Нет, как хочешь, а Марфу Захаровну мы сюда доставим. Если
под водой у нас щами запахнет, совсем другой океан будет. Красота! Только
как, Макар Иваныч? На какой бы крючок, на какую приманку нам эту рыбку
поймать - Марфу Захаровну то есть?
Конобеев вздохнул и даже ложку отложил в сторону.
- Не сделано еще такого крючка, на который можно было бы таких
самостоятельных старух ловить, - отвечал он. - Греха боится по глупости
бабской.
Староверка она у меня.
- А ты тоже старовер? - спросил Ванюшка.
- Был, да весь вышел, однако! - ответил Конобеев. - Темность.
Макар Иванович о чем-то глубоко задумался, потом, не окончив обеда,
поднялся из-за стола и вышел.
- Скучает! - тихо сказал Ванюшка, кивнув вслед Конобееву. - Эх ты,
крученье-мученье с этим полом, с длинным подолом.
А Конобеев прошел в свою комнату, хмурый, озабоченный. Его густые брови,
усы и борода топорщились и беспрерывно шевелились. Он надел водолазный
костюм. Старику хотелось на берег, но на глаза Марфе Захаровне он не
решался показываться. И он отправился далеко на юг, на разведки. Эти
разведки Конобеев очень любил. Потом он докладывал обо всем виденном под
водой Волкову: где какая почва, где растут водоросли, где они не растут, но
расти могут.
Конобеев пробродил целый день, вернулся поздно ночью, улегся на полу - он
не любил спать на кровати - и начал так ворочаться и вздыхать, что разбудил
Гузика.
- Чего вы ворочаетесь, Макар Иванович? - спросил его Микола.
- К непогоде. Тайфун будет, - отвечал Конобеев. - Всегда чую!
Но не одно приближение тайфуна заставило его ворочаться и вздыхать
по-слоновьи. Ему было жалко старуху, Марфу Захаровну, которая в эту ночь
ворочается одна в китайской фанзе под елью. Ель шумит, дверь скрипит,
собака воет, а она одна...
Жалко старуху, но и бросить воду он не может. Нет, никак не может! Да и как
бросить налаженное дело, шутка ли?
Макар Иванович начал вспоминать свою жизнь вплоть до того момента, как он
встретился с Волковым.
IV. ПОДВОДНЫЙ СОВХОЗ
Конобеев родился и вырос в Приморье. Отец его был зверолов. И Макар
Иванович еще десятилетним мальчишкой уже ходил с отцом на медведя. Сколько
он их потом уложил на своем веку, выходя на зверя "один на один"! Но не в
пример отцу, который был настоящим "лесным человеком", у Макара Ивановича
была общественная жилка. Еще в старое время, до революции, он пытался
организовать артель охотников и рыболовов. Но из этого ничего не вышло.
Конобеев доверчиво роздал членам артели деньги, которые скопил, продавая
пушнину; его обманули, ушли с деньгами и не вернулись.
После революции Макар Иванович перекочевал к самому берегу океана и занялся
рыбной ловлей, - сначала один, потом небольшой артелью от Дальсельсоюза. Но
от времени до времени в нем просыпался охотник, и он бросал невод и
острогу, чтобы взяться за ружье и рогатину. Во время этих охотничьих запоев
Конобеев и встретился с агрономом Волковым, тоже завзятым охотником. Они
скоро подружились, как два истых профессионала.