Чтение 5–й страницы книги ~Губитель максаров~

таких неблагодарных скотов, как он.

Мрачный сводчатый подвал, в котором раньше варили селитру, был разгорожен
на отдельные клетки решетками. Все тут, казалось, сделано на века: стены и
своды сложены из огромных каменных блоков, вмурованные в них железные прутья,
каждый толщиной с руку, отстояли друг от друга всего на расстояние пяди, а
замки представляли столь тяжелые и сложные устройства, что те клетки, ключи от
которых оказались сломаны или утеряны, так больше никогда и не открывались.

Один жилец здесь уже имелся - паренек примерно одних с Окшем лет,
похитивший из кладовой моток золотой проволоки. Сейчас он мирно спал, зарывшись
в груду соломы.

Скоро наступила глухая и, судя по всему, долгая ночь - большая редкость в
этих краях. Территория мастерской была еле освещена, только в дальнем ее конце
над плавильной печью мерцало багровое зарево. Хотя все кому не лень продолжали
потешаться над предсказаниями нахального мальчишки, старший мастер велел
усилить караулы, а запасные ключи от всех замков, обычно хранившиеся в железном
сундуке, переложил себе под подушку. Эту ночь или, по крайней мере, добрую ее
половину он решил не смыкать глаз, ради чего взял к себе в постель самую
грудастую из посудомоек.

Жилые бараки стали уже успокаиваться (свет в избушках мастеров погас
давно), когда из подвала донесся монотонный заунывный вой. Выл, конечно же,
Окш. Выл не с тоски, не с отчаяния, не от боли, а для того, чтобы посеять в
людских душах тревогу.

На уговоры и угрозы тюремщиков он не реагировал, зато советовал им
безотлагательно провести очистительные обряды, предписанные каждому жестянщику,
собирающемуся в скором времени предстать перед ликом владык загробного мира.
Улаживать дела мирские, по его словам, не имело никакого смысла, поскольку
грядущая катастрофа должна была поглотить не только людей, но и все творения их
рук, включая еще не составленные завещания и прощальные письма.

Пришлось подвальные окна и отдушины забить соломой. Вой от этого стал
тише, но покой людей уже был безвозвратно нарушен. Многие, чтобы заснуть,
прибегли к испытанному средству - крепкому хлебному вину, которое изготовлялось
здесь для нужд оптики.

Когда Окш перестал наконец выть (то ли убедился в тщете своих усилий, то
ли затаился, чувствуя приближение опасности), спали уже все. Спали и те, кто
обязан был бодрствовать. Спал и старший мастер, спрятав голову меж могучих
сисек посудомойки.

Странен и тяжел был этот сон. Те, кто лежал в постелях, напоминали
мертвецов - не шевелились и не храпели. Караульные, потерявшие свое оружие,
бродили, как лунатики, натыкаясь на стены и друг на друга. Дежурившие у печи
литейщики все подкидывали и подкидывали в топку уголь, словно собирались
немедленно провести плавку. Даже профессиональные соглядатаи, которым вообще
полагалось спать вполглаза, лежали как оглушенные.

Вскоре на дороге, соединяющей мастерскую с трактом, раздался шум, похожий
на тот, что обычно производит на марше плохо обученная солдатня. Шли не таясь -
тяжело топая ногами и побрякивая железом.

Стражник у входа, отвечавший за замки и запоры, очнулся от сна-дурмана и
безо всякого распоряжения широко распахнул ворота. Внутрь вошли мрызлы, да еще
какие - не одичавшие, брошенные хозяином изгои, а отборные экземплярчики, один
другого шире и страшнее. Стражника, услужливо прикрывшего за ними ворота, они
убили - просто так, без необходимости, ради забавы.

Все дальнейшее происходило почти в полном молчании, но быстро и без
проволочек, как будто бы каждый из мрызлов заранее знал свою роль или всеми ими
управляла со стороны могучая злая воля. Пока одни чудовища убивали сонных
жестянщиков и громили все, что нельзя было стронуть с места, другие копали яму
напротив плавильной печи.

Когда яма достигла глубины, в два раза превышающей человеческий рост, туда
свалили все, чем раньше так славилась мастерская: уникальные инструменты,
сверхточные станки, редчайшие сплавы, уже готовое оружие, заготовки к нему,
сундуки, набитые книгами.

Вслед за имуществом последовали его хозяева, как живые, так и мертвые.
Последними приволокли старшего мастера и его возлюбленную. Оба они были
нанизаны на одно копье.

Когда яма почти до краев наполнилась телами оружейников, с холмов,
господствующих над местностью, донесся голос, от которого содрогнулись даже
мрызлы:

- Своими деяниями вы, жалкие людишки, заслужили смерть! Так умрите ради
вящей славы максаров!

Эхо этих безжалостных слов еще не утихло, а самый сильный из мрызлов уже
выбил глиняную пробку, закупоривавшую летку плавильной печи. Все вокруг
озарилось нестерпимо ярким светом, в темное небо фейерверком взлетела туча
оранжевых искр, и расплавленный металл хлынул в яму, где вперемешку лежали
люди, искусные творения их рук и запечатленная на бумаге вековая мудрость
предшественников.

Над могилой стоял светящийся столб дыма и пара, который, наверное, можно
было увидеть изо всех уголков Страны жестянщиков. Металл, остывая, грозно
шипел. С холмов вновь раздался голос того, кто задумал и осуществил это
массовое убийство:

- Если кто-то из людишек остался в живых, пусть отзовется!

Таковые нашлись и немедленно откликнулись: несколько мастеров, по пьянке
заснувших в таких местах, где их не догадались искать, один уже почти издохший
в лазарете соглядатай и вороватый паренек, на пару с Окшем сидевший в подвале.
Изо всех сил сотрясая решетку, он орал:

- Я здесь! Здесь! Помогите мне выйти! Я хочу быть там, где и все.

Окш был единственным, кто не поддался этому сумасшествию. Он как можно
глубже зарылся в солому и лежал тихо, как выпавший из гнезда птенец.

Двое мрызлов, освещая себе дорогу факелами, спустились в подвал.
Несчастный парнишка, завидев этих уродов, обрадовался им как самым лучшим
друзьям.

Убедившись, что вот так запросто вскрыть запоры клетки не удастся, мрызлы
на некоторое время пришли в замешательство, как это случалось с ними всегда,
когда ситуация требовала принятия самостоятельных решений. Неизвестно, до чего
бы они додумались своими тупыми мозгами, если бы окончательно впавший в
неистовство мальчишка не взял инициативу на себя. С криком: "Возьмите мою жизнь
ради славы максаров!" - он собственными руками направил острие чужого копья
себе в грудь.

Удостоверившись, что жертва мертва, мрызлы занялись осмотром других
клеток, копьями переворачивая солому.

Очень скоро они обнаружили Окша и аж взвыли от бешенства. По их понятиям
он вел себя чуть ли не противоестественно. Как можно игнорировать волю максара,
которой обязаны повиноваться не только живые существа, но даже силы природы!

Задетый копьем Окш проворно вскочил на ноги. Мрызл, обнаруживший его,
нанес новый удар, но промахнулся - хилый на вид мальчишка уворачивался с
проворством белки.

Не достигнув цели ни со второй, ни с третьей попытки, мрызл рассвирепел.
Теперь он размахивал копьем, как слепец клюкою. Воспользовавшись удобным
моментом, Окш перехватил копье посередине и всем телом навалился на него.
Древко, зажатое между прутьями решетки, переломилось.

Мрызлы вновь оказались в растерянности. Из оружия у них осталась только
тяжелая алебарда, не пролезавшая в клетку. Попытки достать мальчишку руками
тоже не увенчались успехом - хоть и длинные они были у мрызлов, но не до такой
же степени.

Ничем не помог им и огонь - насквозь отсыревшая солома загораться не
хотела. Тут мрызлы вспомнили, что у одного из убитых жестянщиков под подушкой
хранилась огромная связка ключей, которыми, наверное, можно было отпереть все
на свете, включая врата ада.

Пока мрызлы препирались, кому именно бежать за ключами (в конце концов
решили отправиться вместе), пока в неверном свете начинающихся пожаров искали
нужный дом и нужную постель, пока попутно причащались дармовым хлебным вином,
до которого оба были большими охотниками, пока возвращались обратно, прошло
немало времени.

В подвале их ждало разочарование - клетка опустела. Судя по всему,
мальчишка вскрыл замок, используя вместо отмычки острие копья.

Искать беглеца во мраке, по контрасту с ослепительным сиянием
расплавленного металла казавшемся еще более густым, чем на самом деле, было
занятием заведомо бессмысленным. Да и не мог этот чудом уцелевший сопляк долго
противостоять могучей воле максара, буквально пронизывающей все вокруг. Черт с
ним, пусть немного побегает перед смертью!

Придя к такому умозаключению, мрызлы сразу потеряли интерес к Окшу и
присоединились к своим собратьям, довершавшим разгром мастерской.

Все они погибли на рассвете в схватке с жестянщиками, сбежавшимися из
окрестных поселков на зарево пожара. Это полностью соответствовало планам
Карглака (а набег на мастерскую организовал именно он), надеявшегося ценой
гибели всех участников трагедии сохранить свое инкогнито.

Впрочем, место побоища максар покидал не в самом лучшем расположении духа.
Больше, чем зрению и слуху, он доверял своим внутренним ощущениям, являвшим
собой сложный продукт бесчисленного количества чужих мыслей и чувств,
просеянных через сито собственной обостренной интуиции. И вот это самое
внутреннее ощущение, или, если хотите, внутренний голос подсказывал сейчас
Карглаку, что дело не доведено до конца. Какая-то ошибка вкралась в его
расчеты, причем ошибка серьезная. Вот только знать бы - какая конкретно! Однако
относительно этого внутренний голос молчал.

А случилось все это за несколько лет (по летосчислению жестянщиков) до
тайной встречи Карглака с Хавром - загадочным человеком, благодаря своим весьма
необычайным способностям сумевшим во многих мирах снискать себе славу наемника
самого высокого класса.

Гибель оружейников, унесших в свою огненную могилу тайну всесокрушающих
клинков, по мысли Карглака должна была стать тем благом, которое если и не
окончательно прекратит распри максаров, то хотя бы утихомирит их.

Однако не все соплеменники разделяли подобную точку зрения.

Клинки умирали. Из сверхъестественного оружия, по своим боевым свойствам