открытым небом... Ремень брючный. Кожзаменитель. Пряжку можно использовать
вместо кастета...
рубашка подходящая нашлась, и брюки нужного фасона, и куртка-ветровка, и
полдюжины мало ношенных носков, и даже добротные солдатские ботинки, которые
Стрекопытов почему-то назвал "берцами".
сообщил щедрый хозяин. - Но тот, правда, и в самом деле весь кровью перемазан.
Да и не пустят тебя в самолет с бронежилетом.
какая-нибудь не помешала бы. Куда я все это добро засуну?
запасов имелись и холщовые мешки, и полиэтиленовые пакеты огромного размера
вроде тех, в которых санитары увозят в морг трупы, и даже дамские сумочки
разных фасонов, но самой обыкновенной дорожной сумки или даже туристского
рюкзака не оказалось.
Потом жена, правда, кое-что та постельных принадлежностей переслала. То, что
выкидывать жалко было...
по-видимому, действовала на его мышление столь же эффективно, как кнут на клячу
или стартер на двигатель. Уже спустя полминуты он хлопнул себя по лбу:
выходу, этот скромный комплимент услышать уже не мог.
мог упомнить этот случай, Синяков принялся ждать хозяина, чьи пути были
неисповедимы, а замыслы непредсказуемы. Впрочем, на этот раз Стрекопытов не
заставил себя долго ждать. Вернулся он через четверть часа, имея при себе
старомодный фибровый чемодан с никелированными уголками. На каждой из его
стенок черной тушью было выведено "Секретный ¦ З", а рядом с ручкой крепилась
жестяная бутылочная пробка, наполненная окаменевшим пластилином, хранившим на
себе следы печатей какой-то неведомой спецчасти.
сейф. Хочешь - портки в нем храни, а хочешь - золотые слитки.
подарок. Зловещие надписи он решил потом соскоблить бритвенным лезвием.
был упакован, Стрекопытов сказал:
пригласил и тачку заказал, чтобы тебя в аэропорт отвезти.
немного. - Это надо же так от жизни отстать! Отпали все проблемы с билетами. И
уже давно. Езжай куда хочешь и на чем хочешь. Недавно один таксист подряжался
меня в Париж отвезти. И паспорт, говорит, международный есть и все нужные визы
открыты. Только плати. Доллар за километр.
невежества. - И очередей, значит, уже нигде нет?
бесплатным супом... А сложнее всего с похоронами. Тут и постоишь, и побегаешь.
Катафалк на две недели вперед расписан, а в крематории очередь на семьдесят
дней.
сон, грозивший нехорошими последствиями. Он как будто бы летел сквозь облака на
самолете, который хотя и имел спереди пропеллер, а сзади хвост, но внешним
видом напоминал огромный мрачный катафалк. Вместо кресел в его салоне были
торчком расставлены гробы, в одном из которых нашлось место и для Синякова...
нормальные люди еще провожают детей в школу или выслушивают от начальников
первые указания. Однако публика, допущенная на проводы Синякова, никаких
обязательств ни перед близкими, ни тем более перед работодателями не имела и
вполне могла позволить себе лишний выходной. Сам виновник торжества даже
подумал ненароком, что благодаря его отъезду ближайшие пункты приема стеклотары
сегодня не выполнят дневной план, а статистики райотдела милиции (должны же там
быть такие) отметят ничем не мотивированное уменьшение мелких краж.
костылем, прямо с порога запела:
Стрекопытова, имевшей для грядущего пира какое-то немаловажное значение.
незнакомому человеку кулак, на котором было вытатуировано его имя) принес кусок
говядины, который тут же утащили жарить к соседям.
личности - Лаврентий Карабах, Ося Кентавр и Томка Селитра. Вклад последней в
общее застолье состоял из мешка капустных листьев и нескольких банок давно
просроченного майонеза.
Томка, курировавшая тот угол свалки, где сгружала свои отходы овощная база.
которого зижделось в основном на макулатуре. - Я после прошлого твоего салата
целую неделю дристал.
издания.
Януарьевича Вышинского, любимого сталинского прокурора. "Признание подсудимого
как главный фактор доказательства его вины". Ничего звучит? Имеется дарственная
надпись видному партийцу Уншлихту, кстати говоря, моему дальнему родственнику,
которого этот самый Януарьевич впоследствии под вышку и подвел. Знающий человек
за такую книжонку никаких денег не пожалеет.
свою коротковатую смуглую руку. Такой чести удостаивались очень немногие, зато
удостоенные могли смело посещать самые подозрительные городские притоны, где
авторитет Лаврентия, имевшего еще одну кличку - Гочкис, - был непререкаем.
старавшейся держаться подчеркнуто сдержанно. Кто-то готовил холодные закуски,
кто-то финкой вскрывал консервные банки, кто-то расставлял посуду - видавшие
виды пластмассовые тарелки одноразового пользования, майонезные баночки и
наскоро выструганные из березовой ветки двузубые вилки. Гостей было столько,
что они разместились во всех комнатах, кроме туалета, естественно. Кто-то сидел
на кроватях, кто-то на подоконниках, но основная масса - прямо на полу.
Единственный табурет достался одноногой Клавке Метле.
новой формации, в перерывах между облавами занимавшийся гимнастикой цигун и
имевший свою страничку в Интернете. Официально Дрозд находился в отгуле, что не
помешало ему проверить документы у целого ряда присутствующих и разъяснить
числившемуся в розыске Осе Кентавру все преимущества явки с повинной.
Синякова, и истинную цель его срочной поездки) привел шамана - молодого парня
вполне европейской наружности, одетого безо всяких претензий, если не считать
пестрой ленточки, стягивавшей его волосы. Да и шаманские курсы, как выяснилось,
он окончил в городе Сан-Диего, штат Калифорния, хотя потом с год практиковался
на Чукотке.
кухонной вытяжки "Мулинекс".
Стрекопытов поспешил выступить с официальным заявлением.
А ты, лярва, вообще заткнись! - это относилось к чересчур расшалившейся Метле.
- Суньте ей в пасть что-нибудь! Ну хотя бы кусок колбасы... Все стихли? Слава
богу! Тогда прошу выпить эти бокалы, - он поднял свою майонезную баночку до
уровня глаз, - за моего приятеля Федю Синякова, человека честного и тихого...
республиканских первенств, члена сборной страны, - вставил Дрозд.
свой колбасный кляп.
здравицу все же продолжил:
покинуть и которому мы от всей души желаем удачи!
осведомиться никто не посмел, зато второй охотно объяснил, что спиртное
несовместимо с теми снадобьями, которые он вынужден будет принять, чтобы ввести
себя в соответствующее состояние.
тост, долгий и витиеватый, содержал скрытую угрозу всем тем, кто мешает жить
хорошим людям. Призвав высшие силы лишить этих подлецов хлеба, вина и мужской
силы, он обратился непосредственно к виновнику торжества: