прикрывать эвакуацию. В этом случае вопрос с нашим отрядом решался просто.
Я допустил компромиссную возможность: Яков Александровия мог повторить
вариант 19-го года, когда он удержал Акмонайские позиции и не пустил
красных в Керчь. Впрочем, и в этом случае нас, скорее всего, оставят в
заслоне. Даже если предположить, что никто вообще ничего не прикажет, и
войска будут эвакуироваться, так сказать, по возможности, то и в этом
случае мы едва ли успеем дойти от Мелитополя до Феодосии, Керчи или
Севастополя. В общем, спасти нас могло одно: приказ об обороне Крыма и
кто-то способный эту оборону возглавить. Если это будет Яков
Александрович, то какие-то шансы будут. В генерала Андгуладзе верилось
слабо.
было подумать о хлебе насущном. Тут выяснилось, что штабс-капитан Дьяков
еще раз превзошел самого себя. Уж не знаю, каким образом, но он сумел
выбить из местного коменданта разрешение нашему отряду поселиться в
мелитопольской мужской гимназии и даже поставить нас всех на довольствие.
Последнее было буквально даром Божьим, поскольку продукты у нас давно
кончились, а прикупить даже самое необходимое возможности мы не имели. Наш
отряд, как и все части в Таврии, не получал денежного довольствия уже
второй месяц. В общем, это было уже что-то.
оказалось несколько коек, на некоторых из них были даже матрацы. В
довершение всего, в некоторых классах оказались неплохо сработанные
железные печки, оставшиеся, очевидно, от прежних постояльцев. Парт
хватало, поэтому о дровах можно было какое-то время не беспокоиться.
директорский кабинет, где имелся ободранный, но все же еще пригодный
диван, а офицеры получили по небольшому классу на каждую роту. Нам троим -
поручику Успенскому, поручику Голубу и мне - достался кабинет географии,
который насквозь промерз, и вдобавок зиял выбитыми стеклами.
порядка, то какого-то подобия, а я, воспользовавшись служебным положением,
упал на продавленную койку и мгновенно уснул, укрывшись поверх шинели
содранной с окна портьерой. Впрочем, нет, перед тем, как уснуть, я успел
отобрать у поручика Успенского вот эту самую тетрадь с золотым обрезом и
спрятать ее в вещмешок.
дневнике, отсыпались. Кормили нас еле-еле, железная печка грела скверно,
но мы, признаться, обращали мало внимания на эти мелочи. Один раз мы,
собрав все имевшиеся у нас денежные знаки - а получилось, признаться,
недурная коллекция от керенок до "колоколов" - направили поручика Голуба
на здешнюю толкучку за самогоном. Поручик Голуб - самый подходящий для
подобных операций человек, - благодаря блестящему знанию малороссийского
наречия и опыту общения с глуховскими пейзанами. Поручик Голуб вернулся
очень нескоро, порадовав нас бутылью чего-то чудовищом чуть ли не
карболки. Впрочем, поручик Успенский, вспомнив свою химическую науку,
провел визуальный анализ и дал добро, после чего мы пили этот таврический
эквивалент "Смирновской", закусывая таранью, купленной на той же толкучке.
напрасно бегал каждый день в комендатуру. Хотя четвертого января,
насколько можно верить моим записям, у нас в гимназии появились соседи, -
полсотни нижних чинов и десяток офицеров из 13 дивизии. Таким образом,
слухи о генерале Андгуладзе начали вроде бы подтверждаться, но полной
ясности все еще не было. Офицеры сообщили, что в Бердянске уже красные и
что Мариуполь сдан. Екатеринослав, как выяснилось, был отдан без боя еще
27 декабря. Впрочем, в 13 дивизии были уверены, что командование твердо
решило защищать Крым и оборона будет поручена 3-му армейскому корпусу. А
это значит, что оборону возьмет в свои руки Яков Александрович, что само
по себе неплохо.
запись. Утром кто-то из наших соседей сообщил, что в город прибыл генерал
Андгуладзе со своим штабом и расположился в помещении вокзала.
Штабс-капитан Дьяков тут же поспешил туда, вскоре вернулся и рассказал,
что к генералу его не пустили, но велели к шести вечера всем офицерам
собраться в зале ожидания. К этому штабс-капитан Дьяков присовокупил, что
ожидается приезд Якова Александровича, но с этим еще не ясно.
Вид мы, признаться, имели весьма ободранный, и несколько подполковников и
полковников из штаба 13 дивизии сразу же выделились благодаря своим
английским шинелям. Сам генерал Андгуладзе оказался пожилым толстяком с
неаккуратными усами и мрачным выражением на типично восточном лице. В
общем, "капказский человек" с погонами генерал-лейтенанта. Ничего дельного
мы от него не услыхали, кроме приказа застегнуться и привести себя в
порядок. Повеяло чем-то родным, чуть ли не школой вольноопределяющихся, но
мы с поручиком Успенским, расстегнув шинели - в зале успели надышать - на
лишний крючок, закурили невообразимый по крепости самосад, купленный все
натой же местной толкучке. На нас покосились, но кто-то понимающе буркнул
"сорокинцы" - и нас оставили в покое. Тут генерал Андгуладзе вскочил,
дернул короткими ручками и трубным гласом возвестил нечто вроде: "Господа
офицеры! Командующий!"
Ивановича Деникина. Но Антон Иванович, естественно, не появился, а вместо
него в зал, сдирая на ходу перчатки, почти вбежал Яков Александрович. Он
сбросил перчатки на стул, через секунду туда же полетела шинель. Яков
Александрович одернул китель и достал портсигар.
задачку о двух действиях. Прежде всего, какой бы генерал ни был
"капказский человек", но устав он знает. И называть командира 3 армейского
корпуса командующим зря не станет. Действие второе: выходит, Яков
Александрович действительно назначен командующим войсками Таврии и Крыма,
а значит, мы все-таки будем драться, а не бежать.
я его видел в последний раз, заметно сдал. Лицо было даже не бледным, а
каким-то серым, вдобавок, как я заметил, у него все время дергалась щека.
В общем, смотрелся он куда старше своих тридцати пяти. Да и мы все едва ли
помолодели за эти идиллические месяцы. Но тик - тиком, а говорил Яков
Александрович спокойно, не повышая голоса, в своей обычной чуть
насмешливой манере. Говорил, правда, о вещах совсем невеселых.
Добрармия, донцы, кубанцы и терцы уходили на Кавказ.На нашем левом фланге
войска Шиллинга и Драгомирова отступали на Одессу и Николаев. В центре,
то-есть у нас, в Таврии, образовалась стратегическая пустота, которую и
пытался прикрыть 3 армейский корпус, срочно отводимый к крымским
перешейкам. В Крым рвалась Х11 армия красных под командованием
господина-товарища Геккера. В авангарде господ большевиков шли уже
знакомая нам эстонская дивизия и группа Павлова, между прочим, бывшего
офицера лейб-гвардии Волынского полка. Этот Павлов прошлой осенью изрядно
отличился под Орлом и теперь спешил за лаврами в Крым.
эвакуированные разного чина и звания. Забив порты, они требовали
немедленного отплытия. Войскам несколько месяцев не выдавали жалованья,
некоторые части окончательно разложились и перешли на самообеспечение
то-есть, попросту к грабежам. Генерал Субботин, отвечающий за оборону, с
положением не справлялся, а командующий флотом вице-адмирал Ненюков думал
только об эвакуации. Ко всему прочему, поднимала голову большевизия в
городах и зеленая сволочь в горах.
полуострова. Он сообщил, что в его непосредственном распоряжении имеется
около трех тысяч человек, но он надеется, что успеет подойти 34-я дивизия
из-под Николаева, хотя ее положение сложное - уже сейчас она практически
окружена. Мы все переходим в распоряжение генерала Андгуладзе и будем
действовать согласно плану командующего. Последнее, естественно, не
расшифровывалось.
находился в учебной аудитории Пажеского Его Императорского Величества
корпуса, где он до войны преподавал тактику. Да, преподавательская
закваска неистребима, и я проникся чем-то вроде гордости за коллегу.
нечто похожее на "умрем-умрем", достал какую-то бумагу и начал читать. Это
был приказ Якова Александровича от 31 декабря. В основном, он относился не
к нам, фронтовикам, а разного рода тыловой сволочи, которую командующий
призывал принять человеческий вид и включиться в организацию обороны.
Помнится, имелось в виду "пока берегитесь, а не послушаетесь - не
упрекайте за преждевременную смерть". Это было правильно, но для нас самое
большое значение в приказе имело то, что ему, то есть Якову
Александровичу, приказано удержать Крым, и он это выполнит, во что бы то
ни стало. И не только попросит, но и заставит всех помочь ему. Что ж,
начало положено.
Александровичу, для чего, правда, пришлось изрядно пихнуть локтем одного
полковника в английской шинели. Яков Александрович узнал меня, мы
поздоровались, и он, естественно, спросил о подполковнике Сорокине. Об
этом, собственно, я и хотел ему сказать. Он понял в чем дело, кивнул и
пообещал выяснить и, если требуется, оказать помощь. Потом он
поинтересовался поручиком Голубом, которого, очевидно, запомнил по
Волновахе. Я подозвал поручика, и мы втроем коротко побеседовали, к вящему
неудовольствию столпившихся рядом штабных. Три бывших преподавателя. Так
сказать, наследники Ушинского.
Сертаков Виталий
Земляной Андрей
Сертаков Виталий
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Самойлова Елена