Чтение 5–й страницы книги ~Монастырь Эстебан Бланкес~

лицо поэта Габриэля Роберто Мартинеса, рожденного в Веракрусе и
канувшего в небытие на окраине Картахены. Немота одолела меня, и я, не
в силах задать вопрос, отчаянно жестикулировал, но Мартинес меня не
замечал. А потом вдруг оказалось, что это лицо никакого не поэта, а
старого книгочея Ксавьера Унсуе. Книгочей взглянул на меня и отчетливо
произнес: "Зло приходит из бездны по грешные души. Покуда существует
грех, зло будет приходить."

Я проснулся мокрый, как мышь; в окно просачивалась зыбкая полутьма
близкого рассвета. Светильник был погашен, и масло наполовину
заполняло пузатый стеклянный сосуд.

Светильник не мог погаснуть - пока не выгорело все масло. Значит,
кто-то его погасил. Не я же? А Генису запрещено входить в мою берлогу.

Пот прошиб меня вторично, и тут я понял, что ощущаю странный запах
- тонкий и чуждый человеческому жилищу. Что-то замешанное на мускусе.
Одеревенев от внезапного ужаса, я затаил дыхание; мне казалось, что в
комнате я не один, что стоит лишь пошевелиться, и откуда-нибудь из
темного угла вырвется нечто и...

Что - "и..." я никак не мог вообразить, и от этого отчаяние мое
становилось лишь глубже.

Я успел много раз умереть и воскреснуть, пока тело мое перестало
быть средоточием ледяных волн, гуляющих под кожей, а естество мое
перестало быть комком полуживотного страха. Рассвет вливался в окна
Картахены, и, к счастью, в мое окно он вливался тоже. Берлога моя была
пуста - в том смысле, что никого и ничего постороннего в ней не
появилось - и захламлена, как обычно. Только след странного запаха, да
неведомо как погасшая лампа.

"Зло приходит из бездны, - подумал я. - Клянусь девой Стефанией,
как сказал бы Аугустин Муньос!"

Я вдруг понял, что частичка моей души принадлежит уже не одному
мне. "Око бездны". Зло смотрит из бездны, и недавно оно углядело меня.

Холодная дрожь снова сотрясла мое тело.

Бог мой, да я так невесть чего навыдумываю! Прочь отсюда, прочь из
четырех стен, на воздух, на улицу, под утреннее небо...

Я с грохотом ссыпался по лестнице, тревожа соседские сны, и с
завистью подумал, что соседям наверняка снится что-нибудь приятное.
Прохладный утренний ветерок и какая-то первозданная невинность
нарождающегося дня ошеломили меня, и я застыл на булыжной мостовой
напротив дома, в котором появился на свет и в котором вырос, словно
увидел дом впервые. Восток розовел, и вразнобой щелкали птицы,
встречая просыпающееся Солнце.

Если и осталась где-нибудь тьма, то разве что в виде осадка на
задворках моей души.

Но я прекрасно знал, что тьма никогда не уходит бесследно и
безвозвратно. Особенно из души.

Помощнику Альфонсо Баройя надоело платить мне по полмонеты в день
спустя неделю. Что же, сказал я, никто не посмеет заявить, что Мануэль
Мартин Веласкес не старался.

Никто и не заявил. Но Торреса мне можно было больше не искать. Как
и Фернандо Камараса. Однако история эта все не шла у меня из головы.
Ночные кошмары посещали меня еще дважды, но не такие леденящие, как в
самый первый раз. Я мало помалу обретал былое душевное равновесие,
хотя что-то внутри меня все-таки переменилось, я это чувствовал.

Не могу сказать, чтобы меня тянуло к монастырю Эстебан Бланкес, но
я поклялся, что при случае постараюсь распутать странную загадку с
исчезновением людей.

Прошел год. Целый год. Я за это время отследил много неверных жен
и мужей, отыскал украденных вещей и даже разобрался с убийством
помощника Альфонсо Баройя - бедняга ненадолго пережил Сантьяго
Торреса, но погиб без всяких загадочных историй: его зарезали на рынке
Эдмундо Флорес за горсть серебряных монет, которую он получил с
распространителей масла за неделю торговли. Когда я поймал убийцу -
заезжего гастролера из Борита-Фе - чинуша, заправляющий магистратом,
долго тряс мою руку и заверял, что попытается выбить мне регулярное
жалование. Я, естественно, не поверил и оказался совершенно прав. В
общем, время шло.

Однажды вечером я обнаружил на своей улице прогуливающегося
книгочея Ксавьера Унсуе. Он выглядел таким же старым, седым и бодрым,
как и год назад. Только в глазах его появился какой-то нездоровый
лихорадочный блеск.

- Веласкес! - воскликнул он, завидев меня. - Я полдня тебя
дожидаюсь!

- Что нибудь случилось? - спросил я настороженно.

- Случилось, - мрачно сказал книгочей. - Мы можем где-нибудь
поговорить?

- За углом есть вполне пристойная таверна.

- Пристойная? - фыркнул Унсуе, как показалось мне - с легким
презрением. - В этом районе разве бывают пристойные заведения?

- Для этого квартала - вполне пристойная, - спокойно парировал я.
- Там тебя гарантированно не зарежут в первую же минуту. К тому же,
там меня знают.

В "Маньяна" меня действительно знали. И даже могли накормить и
напоить в кредит, если бывали трудности с монетой. Хорошо, что такие
трудности последнее время случались все реже - я слыл удачливым и
пронырливым сыскарем и все больше людей обращались ко мне. Я, если
честно, даже стал задумываться о более приличествующем жилье в более
приличествующем квартале Картахены.

- Так что же стряслось? - спросил я, когда мы уселись за стол в
самом дальнем углу таверны и пригубили первое пиво.

Старик поднял на меня испытующий взгляд. Снова заблестели его
глаза, а в паутине глубоких морщин словно бы запутался немой вопрос.

- Скажи-ка, Веласкес, - спросил книгочей немного погодя. - С тобой
никаких странностей не происходит? Ну, там, дурные сны, или
необъяснимые желания... наведаться к Эстебан Бланкес, например. А?

Я задумался. Сны... Сны бывают, этого не скрыть. А вот необычных
желаний я припомнить не смог. Впрочем, я понимал о чем на самом деле
спрашивает книгочей. Печать той самой книги. Он считает, что раз я
открывал "Око бездны" - на меня легла некая зловещая печать. И якобы
однажды я обнаружу, что не принадлежу сам себе.

- Нет, Ксавьер Унсуе, - ответил я, как мне показалось - вполне
искренне. - Я не чувствую над собой проклятия. Что же касается дурных
снов - так они всем периодически снятся. Даже праведникам. Это все,
что ты хотел услышать?

Книгочей продолжал сверлить меня взглядом. Скорее всего, он не
поверил, что я ничего особенного в себе не замечаю. Потом угрюмо
уставился в полупустую пивную кружку.

- Книгой снова заинтересовались, - сказал он тихо.

Я едва не подскочил на лавке. Неужели пришло время разгадать
загадку книги и монастыря? Я ведь поклялся разгадать ее когда-нибудь.
Правда, мне совершенно не верилось, что случай подвернется так скоро.

- Кто? - спросил я, подавляя в себе целую бурю противоречивых
чувств.

- Рикардо Эчеверья. Студент.

- Как давно?

- Он ходит ко мне уже второй год. Сегодня утром я заметил, что он
подходил к полке с монастырскими книгами.

- И это все? - протянул я с сомнением.

- Он дотрагивался до книги. Я видел. Возможно, даже не в первый
раз.

- И что ты хочешь от меня?

- Проследи за ним, - шепотом попросил Унсуе. - Я так больше не
могу.

- Не можешь чего? - жестко спросил я. - Не можешь молчать, когда
твои читатели идут на смерть?

Унсуе враз стал казаться даже не старым - дряхлым.

- Раньше, выходит, мог? - продолжал я. - А, книгочей? Что это с
тобой вдруг случилось?

Я понимал, что поступаю жестоко. Но остановиться не мог.

Некоторое время мы просидели в звенящем молчании. Наконец я слегка
оттаял.

- Сколько у нас времени? У нас... и у него?

- Не знаю, - все еще шепотом ответил Унсуе. - Думаю, с неделю.

- Где он живет?

- В студенческом приходе Санта-Розалины, невдалеке от собора.
Знаешь где это?

- Знаю, - вздохнул я. - Как, говоришь, его зовут? Родриго
Эчеверья?

- Рикардо. Рикардо Эчеверья, - поправил меня книгочей. Впрочем, я
прекрасно запомнил имя и с первого раза. Я ведь сыскарь все-таки, а не
выживший из ума нищий с Муэрта Фолла.

- Ладно, - отрезал я. - Я займусь этим. Постарайся никуда не
отлучаться из своей норы, ты можешь мне понадобиться в любое время, -
я встал и бросил на стол медную монетку.

- И вот еще что, - добавил я несколько мягче. - Прости, что я был
с тобой так резок, Ксавьер Унсуе...

Мне показалось, что от меня испуганно отшатнулось что-то огромное
и темное. Словно заметило во мне нечто губительное для себя.

М-да. И это называется, я никаких странностей около себя не
замечаю.

За неделю я изучил жизнь Рикардо Эчеверья буквально по часам. Чем
занимается, куда и когда ходит, когда спит, когда есть - словом,