графинов-колбочек, стоящих перед каждым прибором. Старались держать вилку
в левой руке, а нож в правой; старались не глазеть по сторонам; старались
без шума отодвигать стулья. Кореньков жевал палочки мелкой спаржи,
корочкой подбирал правильно соус и комплексовал, что не может дать на чай
милой плоской официантке: хамство-с, то-то она и не улыбается.
Пигаль?.." Кореньков усмехнулся дилетантству, попросил гида вернуться в
гостиницу через улицу Сен-Дени.
электрические лопасти мельницы вращались в темной вышине, электрический
нагой силуэт вскидывал ножку в канкане. На Сен-Дени девицы были уже
реальные, в шортах или мини-юбках и обтягивающих сапожках до бедер, в
ажурном белье под распахивающимися шубками, всех цветов и мастей, чаще
некрасивы, некоторые стары: похаживали парами и стайками, ждали у стен,
опершись ножкой, курили, поигрывали сумочками.
за сорок, - забывшись, склонился Кореньков к сидящему рядом Вадиму
Петровичу. - А чудо-киска с вызовом на дом приедет на "ягуаре" и возьмет
утром тысчонок до трех.
постороннем; пара дам сокрушалась, их слушали с неприязнью; постепенно
раскрепостясь, обсудили проблемы проституции и почему-то пришли в
прекрасное настроение.
пакетика в ванной, пастой из такого же пакетика почистил зубы, обувным
кремом отполировал свои коричневые туфли. Андрей Андреич слегка
рассердился:
ванной, завтра новые положат. А чего водку открыл, пить сюда приехал? Ну
чудила ты...
и делают".
и пляс Републик, где обосновались знаменитые баснословной дешевизной
универмаги Тати. Совали в бесплатные пакеты гонконгские кассеты,
бразильские джинсы, сингапурские штампованные часы, кроссовки с Тайваня и
куртки из Макао - Андрей Андреич купил южнокорейский магнитофон за сто
девяносто франков: "колониальные товары", дешевая рабсила, демпинговые
цены. Кореньков свои приобретения упрятывал в сумку: показываться с
пакетом от Тати уж больно непрестижно, бедно, стыдновато. Налетали не раз
на уличную дешевую распродажу, бесценок непредсказуемый: за пакистанские
нормальные кроссовки он отдал пять франков, за джинсы - восемнадцать.
Сэкономленные средства он перебросил в расходы на местный колорит: рюмка
абсента, рюмка перно. (Чашка кофе - три франка, и это в обычном бистро...)
Кореньков это знал, но он не знал, какой вкус у лакрицы, и приторной
сладковатостью удовлетворился.
разъяснил Кореньков. - Как все в Европе, кстати.
думаешь, дал хоть что-нибудь взамен? И звонят они только из гостей, чтобы
на автоматы на тратиться; мне говорили.
допускал: кладбище Пер-Лашез и стена Коммунаров - один час, музей Ленина
на улице Мари-Роз - два часа, Лувр - три часа, Эйфелева башня, прощальный
ужин накануне отъезда...
порнографические фильмы. Но подспудное брожение присутствовало. Кореньков
за полтора франка купил номер "Пари суар", слюнявя пальцы (тончайшая
бумага), переворошил отдел объявлений и отыскал "Декамерон-70" Феллини в
недорогом кинотеатрике: классика мирового кино, вне политики, не
придерешься. Депутация желающих отправилась к Вадиму Петровичу. Культпоход
в кино состоялся.
горло. О девяти франках никто не жалел.
руководитель. - Билет на балкон стоит всего сотню монет. Какие голоса!
достославного Чрева Парижа (женщины загорелись! Вадим Петрович поцокал
неодобрительно). Бескрайнее царство жратвы ломило красками, оглушало
запахами, ананасы соседствовали с хреном, цесарки с акульими плавниками,
устрицы с кокосами, жаровни дымились, чаны парили, монахини садились на
мотороллеры, плыли и качались корзины! Букашки в грандиозном натюрморте,
созданном фантазией гурмана, они, влекомые Кореньковым, как нитка за
иголкой, достигли лукового супа: янтарный и благоухающий, в грубой
фаянсовой миске, вроде и суп как суп, ан нет, вроде и как пища богов,
галльских богов, лукавых и вечных, амброзия бессмертных, святое причастие.
Дени тоже угостили.
трехцветные флаги Великой французской революции на готических шпилях
Нотр-Дам, отшумели каштаны под башнями Консьержери, отсверкали в паркетах
люстры Версаля. Укатился в прошлое франк, поданный Кореньковым клошару под
мостом Де Берси.
отпуска домой, где прожит век. Вздыхал знакомым мелочам, жалел о
ликвидации уличных писсуаров: не трогайте мою старую обитель.
серого окна: к рыбному магазину подкатила цистерна, юный развозчик
загрузил длиннейшими батонами из пекарни ящик мотороллера и унесся,
расклейщик афиш огладил тумбу рекламой фильма с Жаклин Биссе.
мысль разрослась огромно, как баобаб. Дети самостоятельны, все имущество -
жене, а он уже старик, сколько ему осталось... Какая разница, как он будет
здесь жить. Конечно, в Париже очень трудно найти постоянную работу, но он
знал твердо, что с голоду тут давно никто не умирает, существует масса
социальных и благотворительных служб... а он согласен на любую работу,
хоть мусорщиком. Слать им посылки... попробовать когда-нибудь посетить
Союз под чужой фамилией... ведь никаких эмигрантских газет, радиостанций,
заявлений, упаси бог.
то мое.
между Дени и шофером.
комплиментом; потом его что-то забеспокоило, сильнее, очень сильно - и
окостенел:
естественностью, как будто забывшись.
грассирование, и по-французски спросил у шофера, сколько им ехать, на что
тот по-французски ответил, что минут пятнадцать.
корку на крышке канализационного люка. В мозгу у него лопнул воздушный
шарик - нечеткие буквы гласили: "2-й Литейный з-д - Кемерово - 1968_г."
русская металлическая артель, поставляющая муниципалитету крышки для
канализации?
нехорошим.
Петрович. - Эмигранты любят такие штучки. И во Франции, если поискать,
найдется парочка Барнаулов!
старой войны.
рядом на пути не оказалось ни одного человека, хотя площадь казалась
запруженной народом...
такое легкое искажение дифтонгов!..
Кореньков.