пол, давя книжную премудрость, и туча пыли густо повисла в воздухе. Он стоял
неподвижно и оцепенело взирал на сотворенное им разрушение.
поднял ее. Это был Цельс, "Правдивое слово", тот его отрывок, который
сохранился у Оригена:
нищенствующие, бродящие по городам и лагерям, очень легко, когда
представляется случай, начинают держать себя, как прорицатели. Каждому
удобно и привычно заявлять: "Я - бог или дух божий или сын божий. Я явился.
Мир погибнет и вы, люди, гибнете за грехи. Я хочу вас спасти. И вы скоро
увидите меня, возвращающимся с силой небесной. Блажен, кто теперь меня
почтит, на всех же прочих, на их города и земли я пошлю вечный огонь, и
люди, не сознающие своих грехов, тщетно будут каяться и стенать, а кто
послушался меня, тем я дарую вечное спасение". К этим угрозам они прибавляют
непонятные, полусумасшедшие, совершенно невнятные речи, смысла которых ни
один здравомыслящий человек не откроет, они сбивчивы и пусты, но дураку или
шарлатану они дают повод использовать сказанное, в каком направлении ему
будет угодно".
песок, завиваясь наглядно прихотливыми узорами и воронками. Мес, что-то
бормоча себе под нос и придерживая руками свою широкополую шляпу, шел.
Ветер, несущий песок, мешал ему думать, и тогда он сплетенной из пальцев
фигурой молча махнул в воздухе, и его окружил прозрачный желтоватый свет,
так что теперь казалось, будто его тело облеклось в сияющий, как у святого,
нимб. Песок не проникал за эту завесу. Так он шел сквозь ветер.
прямого наследования, то со смертью брата лишь я один имею какие-то шансы на
главенство. Но все изменилось. Для того, чтобы стать Архонтом, не
обязательно быть сыном Кронида. Ведь даже хитрый и изменчивый Малларме тоже
считается Архонтом, не говоря уже о Банокке, беспутном и веселом... О Пан,
сын мой! С твоей смертью подошла к концу наша эра. Я сам провожал тебя к
Порогу, чтобы увидеть, как оглянешься ты, прежде чем скроет тебя мгла.
претендовать на мировое господство? Разве мог брат, одно упоминание о
котором вызывает холодный озноб, разве мог он, разрушитель, Аполлион,
наводить ужас на Буле? И разве мог он сам, герр Мес (очень смешно),
отступиться и укрыться, чтобы не коснулось его бремя Земли? У него заболел
правый бок, и он остановился передохнуть. Вокруг выл ветер, несущийся в
рыжей мгле.
смертная оболочка коченеет на одре. Сета они не хотят, но он силен. Он
силен, потому что выжил. Он выжил, потому что злобен и - силен. Замкнутый
круг. Модерата будет противиться и, конечно, встанет за Диониса и против
Сета. А дорогой брат, так похожий характером на последнего, подаст свой
несравненный голос за того. Он ненавидит и Модерату, и ее сына, - их
главенство в Буле неоспоримо. И не остановится ведь, так и будет плести
интриги, заговоры, даже, быть может, попытается убить. Да, это наверняка.
Остальные не так сплочены. Малларме на все наплевать. Регана - лишь бы не
отнимали ее демонского Ремесла, и потом, она птица ночная, хищная. Пан мой!
когда мелкие угловатые крупинки набиваются в сапоги, - словно идешь по
стеклу. Всегда проверяйте перед дальней дорогой, есть ли камешки в сапогах.
Всегда.
земное веселье и свет, Дети Нуна властвовали над засмертной тьмой. Никто из
Семьи не знал их так хорошо, как знал он, кого они принимали за своего и
даже звали своим именем. Он знал, что выделяется среди остальных из Семьи
тем, что - пограничник, вечно между светом и тьмой, проводник в сумерках, да
и не любили они разговоры о смерти, даром что - хтоника, а потому - табу. И
поэтому, когда он водил к Порогу страшные безмолвные толпы - женщины, юноши,
старцы, немало видавшие горя, нежные девушки, горе познавшие только впервые,
множество павших в жестоких сраженьях мужей, в нанесенных острыми копьями
ранах, в пробитых кровавых доспехах, - они наслаждались близостью с
прекрасными женщинами да кутили на своей вечнотучамизакрытой горушке. Но как
только необходимо - ты и всегда ведь, герр Мес, посланником служишь, так вот
что... Так он сказал, и вожатый послушался Аргоубийца.
наиболее привлекательна. Оси... Проклятье!
руками, было каменной стеной, сложенной из громадных кирпичных блоков.
Следуя вдоль нее, он вскоре очутился перед высоким и темным порталом,
покрытым неясной резьбой. Портал охранялся двумя статуями людей с головами
ослов. Огромные каменные двери были раскрыты. Внутрь храма нанесло много
песка, и его высокие терриконы громоздились везде, виднеясь между колоннами
и дальше, ближе к священным алтарям.
ветра. Прямо перед собой он знал, что увидит большой зал, загроможденный
толстыми резными колоннами, со стенами, покрытыми желтыми и голубыми
изображениями, с потолком, являющим собой ночное звездное небо, глубокое и
темное, как морские бездны. Но он направился не прямо, а свернул налево,
предварительно сделав так, чтобы кадуцей светил ему. Пройдя немного, он
остановился перед металлической дверью, пробитой по краям толстыми
бронзовыми гвоздями. Остановившись, он постучал.
по очень темному и очень узкому коридору к бледному свету, маячившему
впереди. Коридор был длинен. Кадуцей, ярко сияющий в руке Меса, разгонял
окружающую тьму, и тогда становилось видно, что стены коридора раскрашены
красным и черным с нарисованным золотым змеем-уреем - символом священной
земной власти.
от себя он увидел изображение длинного тонкого человека с головой осла,
справа - изображение того же человека, но уже с острым гарпуном, пронзающего
им безобразного черного дракона. Прямо перед Месом высокий рыжий мужчина в
пестром плаще, стоя спиной ко входу, держал в руках раскрытую книгу.
держал он в руке своей раскрытую книжку.
Меса взглядом. Тот не отвел своего. Постепенно взгляд стоящего смягчился, но
его лицо, изжелта-темное, с очень тонким безгубым ртом и маленьким
подбородком, оставалось напряженным.
книжку. Потому что ни в чреве твоем, ни во рту она не будет ни сладкой, ни
горькой. Она очень невкусная, Тот.
автора.
тебя?
Давай уйдем отсюда. Перейдем в другие покои. Ветер воет и не дает мне
сосредоточиться.
разрисованным коридорам они вошли в круглую комнату с круглым же бассейном.
Круглые абажуры из белого стекла освещали наполненное густым паром
помещение. Вода в бассейне была зеленовато-желтая. Пол был склизкий.
вдоль стен.
заставил тебя присутствовать на этом моем ежедневном омовении. Здесь я
всегда провожу время в глубоких раздумьях.
его было светло-желтым, точно слепленным из песка пустыни.
Пришлось только пробиваться сквозь бурю. Но ее ведь не сравнишь с прошлыми,
верно?