АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
десятилетий, а пока художник, голодный и тощий, суетится у стола и
тревожно, робко заглядывает мне в глаза, стараясь понять, нравится ли
хоть что нибудь.
Он начинает говорить, задает вопросы, но не дожидается ответов. Его
несет, это фонтан, гейзер, лавина.
Люблю ли я рисунки вообще?.. Лично он считает, что рисунок - основа
всякой живописи, хоть масляной, хоть акварельной. Только рисунок дает
свободу в овладении перспективой и пространством, причем эта свобода
оплачивается сравнительно низкой ценой, так как тушь и бумага стоят не
так уж дорого, если говорить о материальной стороне, в то время как
даже за акварельные краски нужно платить бешеные деньги. Он решил
сначала набить руку на рисунке и не раскаивается. Ему почти не пришлось
учиться, он только недолго ходил в мастерскую Ачтона Мауве в Гааге...
кстати, от кого я вообще услышал о нем и как нашел дорогу сюда в
Хогевен? Если от Мауве или тем более от Терстеха, то не надо с полным
доверием относиться к тому, что они сказали о нем. Терстех считает,
будто он ленится работать с гипсами, изучать художников-академиков и
вообще рисует слишком быстро. Но что касается изучения человеческого
тела по гипсам, он вообще не верит в это. Фигура крестьянина, который
выкапывает репу из-под снега, не обладает и не будет обладать
классическими пропорциями. К таким вещам нельзя подходить с салонной
точки зрения, а надо набраться мужества и передать тяжесть труда,
который не передашь, если сам не будешь вылезать из мастерской, не
потащишь свой мольберт на пустошь, не пройдешь десятка километров до
подходящего места. Он так и делает и не может поэтому согласиться с
тем, будто ищет легкий путь. За каждым из его завершенных рисунков
стоят десятки эскизов, причем сделанных не только в комнате, а на поле,
в болоте и на лугу, когда пальцы мерзнут и с трудом держат карандаш. Он
старается не только изобразить пейзаж верно, но передать настроение.
Вот, скажем, этот "Сад в Хогевене". Может быть, здесь есть недостатки,
он сам отлично понимает, что это не совершенство, но с его точки зрения
в голых деревьях уловлен какой-то драматизм и выражено чувство, которое
овладевает человеком, когда он на голодный желудок, как всякий
кресгьянин, должен выйги и приняться за окапывание яблонь в дождь и
ветер. Сейчас в моде итальянские акварельки с голубым небом и
живописными нищими - все сладкое, сахарное, приятное. Но он
предпочитает рисовать то, что видит, то, что вызывает у него скорбь,
любовь, восхищенье и жалость, а не такое, что понравилось бы торговцу
картинами. Если хочешь изобразить нищего, то нищета и должна быть на
первом плане, а не живописность.
Понимаете, он обрушил на меня все это, не позволяя вставить слова.
Одинокий в этой деревне, где ему не с кем было даже перемолвиться, он
теперь говорил, говорил к говорил, совершенно забывшись.
Топилась печка, коптила лампа, поднимались испарения. Голова у меня
начала кружиться, я чувствовал, что могу просто свалиться тут же под
стол. Надо было все прекращать, я спросил, нет ли у него чего-нибудь,
сделанного маслом.
Ах, маслом! Да, конечно! На лице его мелькнул легкий испуг, он понял,
что рисунки не понравились. Проворно сунул их под кровать, извлек
откуда-то из-за сундука возле окна груду холстов и картонов. Тут было
три пейзажа, но эскизных, две марины, несколько портретов.
И снова принялся объяснять. Пусть мне не покажется, что вот в этом
пейзаже неестественный свет. Это говорит привычка видеть картины,
сделанные в мастерской. Большинство современных художников, не таких
прекрасных, как Милле, Коро или, скажем, Мауве (он восхищается Мауве,
хотя они и разошлись), а средних живописцев - очень любит свет, однако
не живой, не настоящий, не тот, что можно увидеть утром, днем или ночью
среди полей или, в крайнем случае, среди улицы. Большинство художников
пишут в мастерской, и поэтому свет у них одинаковый,
холодно-металлический. Ведь в мастерской можно работать только с 11 до
3 часов, а это как раз самое пустое в смысле света время суток.
Респектабельное, но лишенное характера и апатичное. Он же старается
работать непосредственно с натуры. У него, правда, нет мастерской, но
будь она, он поступил бы так же.
Я жестом отверг пейзажи, и он перешел к портретам.
- Видите, - говорил он, - у нас часто пишут человеческое лицо так, что
краски, положенные на полотне, имеют примерно тот же цвет, что и тело.
Когда смотришь с близкого расстояния, получается правильно. Но если
отойти немного, лица делаются томительно плоскими. Я же работаю так,
что вблизи это кажется несколько неестественным - зеленовато-красный
цвет, желтовато-серый или вообще не поддающийся определению. Но вот
отойдите сейчас немножко в сторону, и вы почувствуете верность,
независимость от краски, воздух в картине и вибрирующий свет. Вот
встаньте, пожалуйста.
Я встал, совершенно замороченный, и стукнулся башкой об потолок. Причем
довольно здорово.
Ван Гог забегал вокруг меня, извиняясь.
- Ну, хорошо, - сказал я, потирая ушибленное место, - а нет ли у вас
чего-нибудь поновее?
Странным образом этот удар меня подбодрил.
- Дайте мне какую-нибудь композицию. Покажите самое последнее.
Он задумался на миг.
- Да-да, сейчас. - Слазил снова под кровать и выпрямился с большим
пакетом в руках. - Вот это. Я собирался завтра послать ее брату в
Париж. - Он стал развертывать пакет, развернул и трепетно уставился на
меня.
"Едоки картофеля", как всем известно, изображают просто едоков
картофеля и больше ничего. По тем своим временам я вообще не мог
понять, зачем рисуются такие вещи. Другое дело, когда художник
воссоздает на полотне хорошенькую брюнеточку либо блондинку -
обнаженные плечики, грудь, полуприкрытая кружевом. Хорошо, если она при
этом призывно смотрит на зрителя или, наоборот, опустила глазки и
загораживает грудь пухлой ручкой - таковы были мои тогдашние требования
к классическому искусству, если не говорить об искусстве рекламы, где
сюжету следует быть гораздо острее и обнаженнее. Здесь же на полотне
было семейство крестьян, собравшихся вокруг блюда с картошкой. Они едят
сосредоточенно, истово, ощущаются молчание и тишина. Лица грубые,
усталые, руки тяжелые и корявые. Фон сделан почему-то синим, лица
картофельного оттенка, а руки у персонажей коричневые.
Ван Гог заметил тень неудовольствия, скользнувшую по моей физиономии.
- Понимаете, мне кажется, вещь сделана правдиво. Картина из
крестьянской жизни не должна быть надушенной, верно ведь? Я хотел
показать, что люди едят свою пищу теми же руками, которыми они
трудились на поле, и таким образом честно заработали свой хлеб. Цвет
лиц может показаться вам неестественным, но...
Я поднял руку, прерывая его, сказал, что сам все это вижу. Картина мне
нравится, и я готов был бы приобрести ее для своей коллекции.
Имейте в виду, что это была первая его работа, которую кто-то
соглашался взять, хотя за его спиной было уже около двухсот тщательных
рисунков и двадцать картин маслом. На миг Ван Гог стал бездыханным,
потом тихо переспросил:
- Купить? Для вашей коллекции?
Я кивнул.
- Сколько вы за нее назначите?
У него даже задрожали руки, он мучительно нахмурил брови и стал
прохаживаться у стола, делая по два шага в одну и в другую сторону. Он
смотрел в пол, долго что-то высчитывал, шепча про себя, потом поднял
голову.
- По моему, начал он осторожно, - сто двадцать пять гульденов было бы
недорого.
Или двести пятьдесят франков.
- Двести пятьдесят?
Страницы: 1 2 3 4 [ 5 ] 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
|
|