его в сторону леса. Мы идем с видом двух друзей детства, встретившихся
после десятилетней разлуки. Мы подходим к ручью и садимся на зеленоватый
плоский камень. Я внимательно смотрю ему в глаза и, выдержав паузу,
спрашиваю:
говорить о том, как нужно раскладывать костер. Тема его вполне устраивает.
В его голосе и жестах больше нет превосходства - превосходства вожака
стаи.
давно люди знали только телесные болезни, а на сумасшедших просто не
обращали внимания, или прогоняли их, или смеялись и издевались над ними.
Потом их стали сажать в клетки - замечательный стиль лечения. Но
сумасшествие не заразно, поэтому, если вы набиваете сто сумасшедших в одну
клетку, от этого мучаются только сумасшедшие. Но болезни нравственные
заразны как чума, хуже чумы, и самое страшное - они убивают только дух,
оставляя тело жить и заражать другие души. Мы живем во время эпидемии
нравственной чумы; в самых тяжелых случаях мы сажаем больных в клетку с
тысячами других таких же больных, вместо того, чтобы заняться лечением.
Потом мы выпускаем нравственного урода на свободу, где он заражает
здоровых. Впрочем, совершенно здоровых уже не осталось. Когда-нибудь,
очень нескоро, человечество поймет эту простую истину и станет лечить
нравственные болезни так же как оно сейчас лечит телесные, и каждого
больного будут лечить отдельно, не издеваясь не запирая его в камеру с
решеткой.
всем и некоторые даже в нее верят.
Айзек полон надежд, но я немного охлаждаю его пыл.
прожить подольше на этом свете. На том ты ведь в рай не попадешь,
правильно?
помолодевшей на двадцать лет, это ничего не значит. Просто кто-то подсунул
нам совсем другую девчонку, кто-то водит нас за нос и я пока не знаю для
чего.
Сейчас он предложит мне какую-нибудь гадость. Так и есть.
тебе любой секрет, даже секрет бессмертия, если она его знает. Но ты
играешь опасно. Что, если она просто не приедет больше или ты что-то
сделаешь не так и она не скажет правды? В игре очень большие ставки, а я
могу тебя подстраховать.
ты не хочешь умереть, то слушай меня. Ты все понял?
ведь бессмертна, значит, с ней можно делать что угодно, она все равно не
умрет. Мои ребята умеют делать что угодно, она все равно не умрет. Мои
ребята умеют много, она долго не выдержит. Но мы договорились: все, что ты
узнаешь, буду знать и я. Ты от этого не обеднеешь. Если дело в деньгах, то
мы тоже договоримся.
давно прогуливаются по небу, но еще не хотят соединяться в сплошную
пелену, готовую упасть на Остров миллионами водяных тонн. Где-то над
потухшим вулканом - я не могу видеть его из моего окна - уже погромыхивает
гроза. Я думаю о Керри. Похоже, что я ее потерял.
потерю. Мне было семнадцать лет, я был влюблен в искусство, в свое
будущее, и в нее тоже. Но искусство я любил больше. Она ушла, как только
почувствовала это. Целых два года потом я не мог писать.
стоил и моего мизинца. Это не моя гордость; она сама сказала мне об этом
много лет спустя. Теперь я должен потерять Керри, здесь уже ничего не
поделать; даже если она вернется, это будет только началом новой истории с
печальным концом.
не хочу замечать я, действительно происходит. Такое впечатление, что время
вдруг ускорилось в сотню раз, будто оно проголодалось и набросилось на
меня одного. Мне нечего терять, так думает этот подонок. Он прав. Я буду
ждать еще неделю. Если ничего нового не случится, я пойду ва-банк.
ей было лет семнадцать с виду, и я не мог относиться к ней иначе, как к
маленькой девочке. У нее то же лицо - лицо человека неизвестной расы -
меня здесь трудно обмануть, я ведь художник; она помнит все то, о чем мы
когда-нибудь говорили с ней; у нее тот же голос, тот же рост, та же
походка. И лишь одно обстоятельство мешало мне поверить в эту страшную
сказку: Керри оставила свою лодку там, где и раньше, она не приехала прямо
к пляжу, как обещала. Когда я ей напомнил об обещании, она просто не
поняла вначале, о чем я говорю; с этого момента я больше не мог верить ей.
как морская пена в солнечный день. Облака подплывают к Острову и сразу же
исчезают, растворяются в синеве, будто боятся подойти поближе. Я стою у
окна; меня увлекает это странная игра природы; сейчас отлив - Челюсть вся
показалась над водой, рядом с не две рыбацкие лодки. Я жду, пока лодка
Керри маленькой черной точкой начнет переползать огромное сверкающее
пространство, двигаясь в том направлении, которое не выбирает ни одна
другая лодка. Из моего окна это будет хорошо видно. Я жду, но лодка не
появляется. Что-то не так. Проходит время.
от Острова до начала грозы. Выходить в море в грозу никто не станет.
Значит, Керри осталась здесь до следующего утра. Правда, она сможет
отплыть вечером. Эта мысль меня несколько утешает - жалкое самооправдание
ленивого бессилия.
наконец, я вижу лодку. Лодку, две, три. Они уходят в опускающуюся ночь,
уходят в том направлении, которое не смеет выбирать никто, кроме Керри.
Значит, все случилось, пока я стоял здесь и ждал; все началось, произошло
и закончилось.
свечками прорывают здесь и там мощные кроны; светлые пластинки травы
блестят будто остальные лезвия: по вечерам они отражают свет. Из-за этого
лес освещен странным, почти демоническим свечением - кажется, что свет
направлен снизу вверх.
сохранившийся на Острове. Все дикие кошки здесь полосаты, уважают людей,
но держатся независимо - у них есть все, что любит нежная кошачья душа:
пища, охота, свобода, огромное множество деревьев и смертельные враги в
образе трусливых домашних кошек.
время для прогулок. Поток, несущийся над речной галечной мостовой, чист и
прозрачен, как расплавленный хрусталь, но решаю, что он выглядит именно
так; решаю из эстетических соображений. Над ручьем натянута веревка;
предполагается, что, держась за веревку, ручей все же можно перейти.
Можно, но лишь через несколько часов. Присесть некуда, все пропиталось
дождем, мне остается лишь стоять и ждать.
кажется мне совершенно чужим человеком; мне жаль, если с ней случилось
несчастье, жаль - и не более. Ее судьба волнует меня не больше, чем судьба
альпинистов, засыпанных лавиной в Гималаях - в жизни так много своих
несчастий, что сердце защищается, не принимая в себя чужие. Гораздо больше
я озабочен тремя лодками, ушедшими на остров Керри. Остров Керри - так я
буду его называть.
вспыхивающими и медленно исчезающими столбиками пара, которые перемещаются
над ручьем это первые медузы, плывущие к морю завтрашнего тумана. Кошка
плачет совсем близко. Бедняжка, наверное, ей одиноко.
синтетические жилы натянуты как нервы перед экзаменом по тригонометрии.
Нет, еще слишком рано.
Сертаков Виталий
Семенова Мария
Ильин Андрей
Херберт Фрэнк
Перумов Ник
Семенова Мария