бы лучше. Бездарь.
же, нехорошо как получилось: не уследил за собой, сорвался. Перебивать
рассказчика нельзя, это всем известно, новичков этому учат в первый же
вечер у костра. А уж оскорбить кого-то значит оскорбить всех, кто услышал,
и себя в том числе. Жаль. Но почему именно я, любой же мог...
гневом, не стоило. Ксавье встал, скороговоркой извинился и пошел прочь от
костра. Второй неписаный закон: при угрозе конфликта виновный обязан
удалиться и не показываться на глаза некоторое время. Правда, нередко
трудно бывает определить, кто виновен. Забавно смотреть, как двадцать
человек, бросая работу, спешат разойтись по двадцати разным направлениям.
Впрочем, поправил он себя, забавно только тому, кто видит это впервые...
давал настоящего света. Сюда уже была втащена малая ферма будущего
виадука, и Ксавье не утерпел, прошелся ощупью по швам, выискивая дефекты.
Нету. Ну и хорошо, что нету. Чем-то и тоннель хорош: идти спать не
хочется, к костру возвращаться еще рано, не в чащу же идти, там ночное
зверье, тот самый гиено-лев, которого Леви поселил на Земле... ладно, с
кем не бывает. А оружие заперто - от соблазна, и в руках ни ножа, ни даже
табурета, хотя все это фольклор: даже Леви знает, что убить гиено-льва
ножом невозможно. Его можно только поджечь, он вспыхивает сразу, как
пропитанный эфиром, ревет и мечется, мечется и горит...
каньоном висела водяная пыль. Хьюг боком сидел на краю, привалившись
спиной к стенке тоннеля. Одну ногу он поджал под себя, другая свешивалась
в каньон. Противоположной скалы видно не было, она только чувствовалась и
гнетуще давила на сознание. Прямо напротив в мокрой черноте дрожал и
плавился белый круг, обведенный кольцевой радугой, - светящийся вход
следующего тоннеля.
отвернулся от черноты и заморгал, привыкая к свету. - Кого опять принесло?
помню, инженер. Ты иди отсюда, Ксавье, ладно?
так же посидеть на скользком краю, впитывая кожей сырую тьму и думая
только о своем, неприкосновенном. Интересно, удастся ли отсюда разглядеть
звезды? - Я, собственно, ненадолго. Немного побуду, потом уйду.
что Хьюг видит его усмешку. Разумеется, нехорошо провоцировать, и Хьюг
безусловно прав, но господи, как же надоело...
тормоза не держат. И я уже не первый.
Хьюга, оперся о скалу напряженными лопатками - в случае чего можно успеть
вскочить. Второй неписаный закон нарушался безбожно, такое даром не
проходит.
тобой не следит? Все следят.
тобой происходит, разве нет?.. - Было видно, как Хьюг обмякает,
расслабляясь. Похоже, он держал себя в руках. - А если человек избегает
общества и прячется в тоннеле, - продолжал Ксавье, воодушевляясь, - то
следить за таким человеком я просто обязан. Да и каждый обязан.
ведь.
каньона не было видно, его и днем не было видно, только слышался шум
потока, пробравшийся сквозь километровую толщу тумана. Лететь и лететь...
Чепуха, опять Хьюг шутит.
- Как положено, из ума пополам с сердцем, из высших гуманистических
устремлений... как могли. Они там на Земле большие гуманисты, иначе у них
уже не получается. Создать людей разными - да разве это возможно? Для
гуманиста? Ведь один созданный обязательно будет умнее или сильнее,
красивее... м-м... агрессивнее другого, а ведь это уже преступление -
знать, что кто-то заведомо будет обделен, кому-то не достанется чего-то
нужного, когда так просто ему это нужное дать. Просто протянуть руку и
дать - живи, имей, пользуйся на благо, больше не дадим и меньше иметь не
позволим... избавь себя хотя бы от зависти, стань человеком, скот, в
обществе таких, как ты. Иметь возможность создать идеальный социум,
извечную мечту, общество абсолютного, безграничного равенства и пренебречь
- разве не преступление?.. Идеальное общество нельзя населить неидеальными
людьми. Это не для практического гуманиста, верно? И ведь хорошие,
наверно, ребята... - Хьюг хрипловато рассмеялся. - Я бы с ними непрочь
поделиться впечатлениями. Одного только не могу им простить...
Слишком. Покоритель и должен быть жизнестойким, тут у гуманистов сомнения
не было. Это и так само собой разумеется, - он опять рассмеялся. - Мы
должны жить и работать, до прилета переселенцев мы должны освоить хотя бы
десятую часть суши, да в конце концов мы должны жить и для себя, они об
этом не забыли, для них это наверняка было даже важнее... У нас прототип
вместо генотипа, нам прописано радоваться. Видишь - я смеюсь... Скажи, а
ты мог бы сейчас спрыгнуть, а? Вон туда?
А зачем?
если бы очень захотел, если бы все надоело до головной боли, до рвоты... -
смог бы?
наклониться над обрывом. Он знал, что этого не сделает. - Почему бы нет.
Если бы, как ты говоришь, все надоело... Всегда можно себя заставить.
не заставишь, запомни это как следует. Ни-ко-гда. И никто из нас не сможет
себя заставить, даже в темноте с разбега, мы слишком сильны для этого.
Слишком любим жизнь, слишком предназначены для жизни, долгой и счастливой
- по благородному замыслу наших создателей. Беда в том, что мы созданы еще
и слишком общительными, чтобы, значит, не разбеглись друг от друга, а
образовывали социум. Ты что-нибудь слыхал об отшельниках?
болезнь. Время от времени кто-нибудь, до этого числившийся вполне
благополучным, вдруг начинает огрызаться, иногда даже буйствует, это
смотря по обстоятельствам, а потом просто бежит. Подальше. Прячется в
лесу, в горах, жрет черт-те что, воюет со зверьем и первые дни совершенно
счастлив. Только больше месяца никто не выдерживает - возвращаются, и все
по новой... Так-то.
мысли у тебя такие. Шел бы к костру, что ли. Погрелся бы, послушал - разве
плохо?
здесь послушать. Три года, знаешь, слушаю - не надоедает.
Ксавье. А ведь и верно - чушь. Где их взять, других этих?
можешь, у тебя опыт.
вот я сейчас на тебя и думаю: каким же наивным, до слез трогательным
дурачком я был три года назад... не обиделся? Не обижайся, ты не один
такой, там у костра таких двадцать человек... терпят друг друга, не
расходятся. Двадцать крепеньких таких Хьюгов Огуречниковых... И ты тоже
Хьюг, а я - Ксавье. Только потрепанный. А самым молодым, знаешь, даже
нравится, что каждый встречный для них - ожившее зеркало. Ты женатый?
другой прототип, хоть отдохнешь... Женись, пока и тебя на край не
потянуло. Кандидатура есть?
делился еще ни с кем - единственным сном, который он ни разу не решился
рассказать. - Ее зовут Клара...