по комнате листки. Затем уселся за стол и стал расписывать партитуру для
инструментов.
отыскал в справочнике номер Мак-Кейза и набрал его. Писатель был дома.
на концерт, - сказал он.
будет так скоро.
все скажет перед самым концертом. Так будет лучше. А теперь - наскоро
перекусить - и на концерт. Взгляд Джона упал на пачку исписанных листов.
Секунду поколебавшись, он взял ручку и размашисто написал на первом листе
всего одно слово: "Перерождение". Это было самое подходящее название для
симфонии.
Джон поднялся со своего места.
заявил он. - Ты что, с ума сошел? - осведомился Чарли, не успевший снять
пальто и так и застывший в одном рукаве.
раза.
взаимосвязано, и новая вещь все испортит, даже если это хорошая вещь. Да
ты это и сам знаешь! - Никакой программы не будет. Я написал симфонию,
которая идет около часа.
Даже с такой сыгранностью как у нас.
меня. Если будет провал - все убытки на мой счет.
просит, надо сыграть. Верно, ребята?
весьма вероятно - то это будет на твоей совести.
Мастерство совершенствуется, а музыка - ее нет. Нет того, что было у нас
полтора года назад. Нет души. И я нашел ее! Мы должны вырваться из этого
болота - сейчас или никогда! А теперь - на сцену.
ли его? Должны понять. Ведь большинство сидящих в зале слышали их первые
концерты, а, следовательно, и его вещи. Все, что он до сих пор создал,
было прелюдией к тому, что они сыграют сегодня. Даже если десять человек
поймут его - значит он писал не зря. Джон поискал глазами в зале
Мак-Кейза, но не нашел его. Больше затягивать паузу было нельзя.
впервые будет исполняться моя симфония, которая называется "Перерождение".
Господа, прошу тишины.
смотрели на него. Он осторожно опустил пальцы на клавиатуру. Музыка
возникла незаметно из наступившей в зале тишины, и никто не мог бы точно
определить момент, когда тишина перестала быть тишиной и стала звуком.
давлением проникала в каждую трещину, каждую щель, заполняя все вокруг. И
когда это нарастание достигло апогея, в музыку как бы исподволь включился
четкий пульсирующий ритм ударных и ритм-гитары. С глаз слушателей как
будто спала пелена, рухнули все преграды, и музыка заговорила с ними
напрямую. В ней было все - и серебряный звон весенней капели, и свист
осеннего ветра, и шаги одинокого прохожего на пустынной ночной улице, и
радостный детский смех, и печаль утраты, вой падающей бомбы и
перекрывающая его мощная и непобедимая симфония жизни. Здесь был и
ласковый шепот влюбленных, и тяжелая и четкая поступь человека,
освобожденного от оков, и печальная мелодия космических странников, вечно
скитающихся в безднах Вселенной, здесь были вспышки сверхновых и уверенное
биение пульсаров, музыка Космоса переплеталась с музыкой Земли, образуя
единое целое, создавая мост, соединяющий Землю со всей Вселенной, и сердца
людей - между собой. Но постепенно из всего этого выкристаллизовывалась
одна, ведущая мелодия. Все остальные подголоски, слабея, сливались с ней,
и эта новая мелодия, словно чистый и светлый ключ, лилась в души
слушателей. Это была мелодия обновленного человека, человека будущего,
которому все подвластно, гордого и сильного, доброго и смелого, Человека с
большой буквы. Вот он лежит на земле, постепенно пробуждаясь от долгого
сна, садится, с интересом осматривается по сторонам. Ему все ново - трава,
цветы, лес, бабочки, птицы, облака в небе. Человек встает, осознав себя,
расправляет плечи и... устремляется в небо, к звездам. Он должен познать
этот новый мир, планеты и звезды, галактики и туманности, он должен
познать всю Вселенную. Путь его долог и прекрасен.
инструмент играть одним усилием воли. И эти его невидимые "пальцы" играли
лучше, чем те, что были на руках. Джон одновременно управлялся с органом,
пианино, синтезатором и несколькими приставками. Он должен был успевать, и
он успевал - остальное его не интересовало.
почувствовал, что поднимается вверх. Он продолжал играть одной лишь мыслью
приводя в движение клавиши, а тело его все поднималось вверх. Когда
прозвучал последний аккорд, Джон достиг потолка. Джон не знал, как это
получилось - ему захотелось увидеть небо, и он тут же оказался снаружи. В
черном небе сверкали яркие звезды. Джон залюбовался ими, повиснув над
крышей концерт-холла. Его непреодолимо тянуло туда, к звездам. Джон стал
сначала медленно, а потом все быстрее подниматься вверх. Он слышал
симфонию Вселенной, слышал рождение сверхновых и затухающие импульсы
красных карликов, слышал тяжелый, засасывающий зов нейтронных звезд. Там,
в Космосе, его ждали новые миры, ждали братья по Разуму. Но что-то все
время мешало ему, не давало возможности одним огромным скачком перенестись
к ближайшей звездной системе. Джон прислушался. Мысленно он взглянул вниз,
на быстро уменьшавшуюся Землю. Там в покинутом им зале, он увидел Эдварда
Мак-Кейза. Мак-кейз звал его. И вместе с ним его звали так и оставшиеся на
своих местах три тысячи слушателей, и его друзья-музыканты - его звали все
люди. Да, прав был Мак-Кейз. Человечество должно переродиться, подняться
на новую, высшую ступень развития. И он, Джон Лэкер, стал первым человеком
нового типа. Первым Гомо Космикус. Но старое человечество не умрет - оно
станет новым человечеством, и в этом ему поможет он, Джон, и его музыка.
Там, внизу его ждали люди. Они тоже должны переродиться.
Он будет играть еще и еще, пока его музыка (его ли?) не зазвучит в каждом,
поднимая человека на новую, высшую ступень, не оставляя места для подлости
и лицемерия, жадности и хамства, всех прочих пороков. Его друзья по
группе, и Мак-Кейз, и кое-кто еще в зале уже внутренне готовы к этому. Еще
раз - и они тоже переродятся. А остальным он будет играть еще и еще,
сколько понадобится. Он был нужен там, на Земле. И он возвращался к людям.