бодрствования все равно не будет. Он проснулся оттого, что кто-то дышал над
его лицом. И, открыв глаза, почти не удивился, увидев прямо перед собой
серую морду.
Волчонок отступил на шаг. Он был, вероятно, совсем еще мал - ростом меньше
Дыма. Живот волчонка подобен был тугому мячу: щенка недавно накормили, и
накормили пресытно.
Дым огляделся. Если взрослые родичи волчонка и обретались где-то поблизости
- они пока ничем не давали а себе знать.
Дым понял, что ему почти не страшно. Противно - да. А страха не было. Он
встал в полный рост; волчонок неуверенно шевельнул хвостом. Возможно, он
впервые в жизни видел пищу целиком - и самостоятельно передвигающуюся.
Возможно, он был удивлен. Возможно, он хотел поиграть.
- Пожиратель мяса, - сказал Дым. В его представлении это было самое
изощренное, самое грязное ругательство.
Волчонок удивился еще больше. Он никогда не слышал, чтобы мясо издавало
упорядоченные звуки.
- Пшел вон! - Дым шагнул вперед. При нем не было ни камня, ни палки, но
волчонок натолкнулся на его взгляд - и отчего-то струсил. Качнулись ветки,
посыпалась роса - и снова тихо, только сердце Дыма колотилось, и прыгал на
груди круглый значок с изображением Дивы Донны, который Дым перед походом
решил не снимать. Прошло десять минут, а Дым все еще был жив. Прошел час, и
прошел день. Пропитанные спецсоставом сапоги порвались, Дым сбросил их и
дальше пошел как придется - где на двух ногах, а где и по-простому. Но он
был жив, граница осталась позади и сбоку, лиственный лес сменился хвойным,
и все говорило о том, что цель близка...
Только на закате Дым понял, что за ним идут.
Непонятно, каким образом ему это открылось - однако уже через минуту после
первого подозрения пришла уверенность, и такая, что холод прошел по коже и
сам собой подобрался живот.
Не оглядываясь, он побежал. Откуда только силы взялись; он шел весь день,
он смертельно устал - но теперь несся, как молоденький, перепрыгивая через
камни и кочки, и через несколько минут сумасшедшего бега редкий лес остался
за спиной, а впереди раскинулась каменистая неровная степь, и Дым ринулся
вперед - по склону вверх. Его преследователи тоже вынырнули из леса. Дым не
видел их, но спиной ошущал, как сокращается расстояние. И уже понимая, что
обречен, бежал из последних сил, падал на четвереньки, рвался вперед и
вверх, пытался спасти свою жизнь, как спасали ее с разной степенью успеха
поколения его предков.
А потом - погоня уже была в нескольких мгновениях от его горла - взвизгнул
воздух над головой, и долетел до ушей негромкий хлопок. И сразу же - Дым
все еще бежал - преследования не стало. Он пробежал еше несколько шагов и
упал на траву, и лежал, обмирая, воображая круглый значок "Дива Донна" в
куче окровавленных костей, но ничего не происходило, опасности не было.
Тогда Дым поднял голову и осмотрелся.
Поблизости - никого. А далеко, уже у самого леса, скользили по траве одна
большая волна и две небольших - уходили, не оглядываясь, волки. Совсем
рядом трава была примята и пахла кровью. Дым поднялся на трясущиеся от
усталости ноги, приблизился, глянул...
Волк был чудовищен.
И волк был мертв; в груди его зияла дыра, в которую Дым мог бы просунуть
кулак. Если бы ему удалось преодолеть ужас перед мертвым, но оттого не
менее страшным пожирателем мяса.
На другой день он увидел местных обитателей. Следы их пребывания попадались
ему уже давно, от самого пригорка с мертвым волком, но их самих воочию
видеть не пришлось до самого полудня.
Сперва в шелест травы и дыхание ветра вплелся далекий звук.
Мелодично, с неравными промежутками звякали колокольчики. Один, другой,
третий...
А потом, поднявшись на очередной холм, Дым увидел внизу спокойно бредущую
толпу. Издалека идущих не отличить было от прохожих на площади или от
поклонников Дивы Донны, по-простому идущих на концерт из поселка в поселок.
Разве что поклонники Донны не носили колокольчиков...
Дым стоял, почему-то не решаясь тронуться с места. Толпа, не замечая его
или не обращая на него внимания, обтекала холм... Дым преодолел себя.
Понемногу, по шагу, приблизился.
Первое, что поразило его - запах. Похоже, что люди... существа,
составлявшие толпу, никогда не мылись.
- Эй, - сказал он хрипло. Несколько голов повернулось в его сторону,
остальные продолжали рвать траву, росшую прямо под ногами. Дым остановился
снова. Взгляды; на него смотрели безмятежные, ничего не выражающие, сонные
глаза.
- Эй, - повторил Дым просто от страха. Потому что в этот момент он испытал
ужас, какого не испытывал даже во время погони. Даже за минуту до
неминуемой, казалось, смерти...
Из толпы выбрел один, покрупнее прочих, в космах нечистой свалявшейся
шерсти. Вожак; на шее его болтался медный колокольчик, чуть поменьше того,
что украшал собой жилище Дымового советчика. Вожак остановился перед Дымом,
смерил его с головы до ног мутным взглядом, в котором, как показалось Дыму,
все-таки мелькнул проблеск мысли. Наклонил голову, расправил плечи, как бы
демонстрируя силу и предлагая новоприбывшему, если он того желает, оспорить
звание вожака в немедленном поединке...
- Нет, - Дым отшатнулся.
Вожак, удовлетворенный его отступлением, побрел дальше. Низко, мелодично
звякал колокольчик.
Они были целиком и полностью счастливы. За несколько дней пребывания в их
обществе Дым освоил нехитрый язык жестов, запахов, прикосновений и звуков,
с помошью которого эти существа общались между собой.
Самки иногда проявляли к Дыму интерес, самцы, опять-таки иногда, -
враждебность; большая часть новых соседей не испытывала по отношению к Дыму
никаких чувств. Почти всем нравилось, когда Дым с ними разговаривал - но
два-три самца страшно раздражались при звуке речи.
Никто не понимал ни слова.
Стадо (а сообшество странных существ было именно стадом) медленно двигалось
по степи, никем не направляемое и никем не сдерживаемое - так, во всяком
случае, казалось на первый взгляд. Никто никому не указывал, что делать и
как себя вести; травы было вдоволь, у травы был отменный, богатый оттенками
вкус, и Дым, как бы он ни был удручен и озабочен, не мог не оценить его.
Детей в стаде не было, однако многие самки явно готовились к появлению
потомства. Несколько раз Дым видел в небе хишных птиц - но они кружили
недолго и вскоре куда-то исчезали. Ни намека на существование волков Дым не
встретил за все время, проведенное в стаде.
Не раз и не два он собирался отстать от общей толпы и двинуться дальше в
поисках Хозяев, однако всякий раз что-то удерживало его. Дым боялся себе
признаться - но пребывание в стаде, пусть тупом и смрадном, давало ему
давно позабытое чувство покоя и безопасности. Спустя несколько дней они
встретились посреди степи с другим стадом. То было поменьше и двигалось,
кажется, побыстрее.
Недолго думая, Дым оставил старых товаришей ради новых, которые, впрочем,
ничем почти не отличались, разве только цветом шерсти...
Сперва последовал знакомый уже ритуал знакомства с вожаком. А потом
неожиданно девушка, тонконогая, совсем молоденькая, заняла место справа от
Дыма и пошла рядом, время от времени кося темнокарим глазом.
"Самка", - говорил Дым про себя.
Девушка.
- Послушай, - сказал он шепотом.
Она встревожилась.
- Хорошая... Хо-ро-ша-я, - сказал он одними губами. - Ты слышишь?
Она чуть улыбнулась. Чуть-чуть. А возможно, Дыму померещилась ее улыбка.
Так, бок о бок, они брели весь следуюший день. Дыму было приятно срывать
для нее самые душистые, самые сладкие соцветия. Ему казалось, что всякий
раз, принимая подарки, она улыбается уголками рта. Чуть-чуть.
- ...Пойми, я никого не обвиняю. Ни ее... жену, Я просто не хочу ее никогда
больше видеть, слышать о ней. В последние дни, когда мы еше были вместе...
это такой взгляд на мир, ничего не изменить. У нее один взгляд, у меня -
другой. Она говорила, что она не вещь моя и не собственность, и не только я
имею на нее право. Считала меня жадным, нетерпимым - потому что я не хотел
ее ни с кем делить. В древние времена, когда жив был Лидер, семья считалась
нормальной, когда друг друга любили двое. А потом оказалось, что это против
природы. И мы пошли на поводу у природы... и потеряли что-то важное... я
так говорил, но она не соглашалась. То, что связывало нас когда-то, эта
приязнь... вся истончилась, как ниточка. А потом случилось... потеря
сломала ее окончательно. Я думаю, если встречу ее - не узнаю. Я не помню ее
лица, забыл. Может, я и дурак, я готов, чтобы меня называли дураком. Но
я-то ее... понимаешь, не готов был дарить ее кому-то, хоть и на время.
Казалось бы, что такого - особенно если я далеко или занят... А кто-то
рядом и свободен... Она говорила, что "это жизнь". Но по мне - это не жизнь
как раз, зто... Послушай. Может, я и дурак, но ни в чем не раскаиваюсь ни
на стебель.
Она жевала траву.
- А мальчишек наших звали Рос, Мири и Кит. Тройняшки. У Роса шрамик был на
носу... Представляешь, я до мельчайшей подробности помню, как их провожали
на службу. На границу. Кто где сидел, кто что говорил, кто как смеялся. Кит
со своей девушкой почему-то поссорился, а потом помирился. Вкус пьяной
вишни помню. Красный полумесяц на скатерти - отпечаток от стакана. Вот. До
сих пор. Сезон они прослужили - вместе. Слышишь?
Она жевала.
- И... их всех наградили чем-то посмертно, жена ездила за орденами, а я не
стал. Мне не хотелось этих орденов. Слушай, ты в состоянии понять то, о чем
я тебе рассказываю?
Орловский Гай Юлий
Ильин Андрей
Русанов Владислав
Акунин Борис
Херберт Фрэнк
Роллинс Джеймс