чтобы отогреть, а в случае чего и испробовать на черте действие
свинцовой пули 351-го калибра. Геолог и я быстро выбежали из палатки,
для чего нам пришлось перепрыгнуть через проводников, завернувшихся с
головами в одеяло и упорно не желавших вставать. Небо расчистилось.
Ущербная луна недобро кривилась над зубцами вершин. На ровном снегу не
было видно никаких следов, сколько ни напрягали мы зрение. Мороз
пробирал, и мы вскоре вернулись в палатку. При моем появлении Габышев
приподнялся, сел и тревожно спросил:
говорил!..
мог понять, что за "хозяин" бродил вокруг палатки.
стали собираться в путь при свете свечи. Ружья решено было оставить -
путь был не близкий, и нужно было идти совсем налегке, чтобы иметь
возможность принести собранные образцы. Револьвер и медвежий нож
заменили нам винтовку и топор. И все же наше снаряжение с анероидом,
фотоаппаратом, съемочной планшеткой и припасами получилось ощутительно
весомым. Пока мы собирались и закусывали, рассвело. Проводник обошел с
Кильчегасовым вокруг палатки и заявил, что ничьих следов, кроме следов
наших оленей, нет...
звонко скрипел под унтами.
рот край шарфа.
него. Там еще было темно, и мы прошли несколько километров в
пепельно-сером сумраке, прежде чем солнечные лучи достаточно осветили
ущелье. Вид ущелья был необычаен. Мы невольно говорили вполголоса, как
будто боялись оскорбить какого-нибудь здешнего "хозяина". Ущелье имело
в среднем не более четырех метров в ширину. Гладкие угольно-черные
стены вздымались кверху или сходились совсем, образуя арки и тоннели,
в которых царил густой мрак. Огромные бревна, ободранные,
измочаленные, были крепко забиты поперек ущелья на высоте четырех-пяти
метров над нашими головами, показывая уровень весенней воды. В стенах
ущелья вода высверлила глубокие ниши и ямы - мельничные котлы; в них
лежали круглые валуны диаметром с автомобильное колесо.
ущелья, так что скоро торбаса наши промокли и обратились в комья льда,
по которым мы время от времени с ожесточением колотили палками.
Обледеневшие торбаса отчаянно скользили по ледяным уступам, а эти
уступы становились все круче. В другое время, не зимой, речка
представляла собой ревущий водопад, и никакие силы не помогли бы нам
пройти здесь летом, весной или осенью. Тишина и теснота ущелья, черный
цвет его стен - все это действовало несколько угнетающе. Мы прошли уже
около девяти километров вверх по ущелью, когда оно повернуло к югу и в
какой-то просвет между нависшими сверху склонами проникли солнечные
лучи. Здесь обрывистая стена обвалилась, и слагавшие ущелье породы
выступали в свежем разломе. Это оказались слюдистые сланцы, из
золотистой мелкой слюды. Словно куски серебряного и золотого шелка,
горели они в лучах солнца на стенах ущелья, совершенно его преобразив.
Золотые и серебряные глыбы лежали повсюду на прозрачном изумрудном
льду. Еще четыре километра по ледяным уступам - и мы вышли на
маленькую круглую поляну, поросшую кедрами и заваленную большими
камнями. Слева, теперь ясно видимый в чистом небе, возвышался голец
Подлунный, как чудовищная каменная башня, заслоняя от нас весь
северо-восток. Впереди виднелся прямой, словно обрезанный ножом,
крутой уступ. Час быстрого хода - и мы, обливаясь потом в тяжелой
одежде, взобрались на этот стометровой высоты обрыв, но не увидели
ничего, кроме гранитного вала, загораживавшего нам дальнейший путь.
Вал был невысок, и мы легко одолели и эту последнюю преграду. С гребня
вала раскинулась перед нами цель тяжелого пути - небольшое плато с
выпуклой поверхностью, окруженное редкими конусовидными сопками.
Выпуклая поверхность плато была почти лишена снежного покрова.
Поодаль, за кустами кедрового сланца, виднелось несколько острых глыб
светлого гнейса, расположенных удивительно правильно - в виде буквы П.
поляне несколько слоновых бивней - не мамонтовых, закругленных в
полукольцо, а громадных, слабо изогнутых бивней, похожих на бивни
самого большого африканского слона. Я насчитал четырнадцать штук.
Самые большие были до трех метров длины. Слоновая кость почернела и с
задних концов рассыпалась на мелкие кусочки. Зубов и других костей не
было. С холма мы увидели в центре плато еще одну большую кучу слоновых
бивней, которые лежали, наваленные как дрова, занимая большую площадь.
С радостными восклицаниями мы побежали вперед, обгоняя друг друга. Тут
было несколько сотен бивней. Между ними кое-где торчали громадные
кости, которые мгновенно рассыпались, едва мы притрагивались к ним.
глубокая промоина: не та ли "дырка в гольце", про которую упоминал
Кильчегасов? В левом борту промоины мы разыскали широкий заваленный
ход и поползли внутрь. Сначала пришлось карабкаться под низкими
оледенелыми сводами куда-то наверх, затем мы быстро скатились вниз и
очутились в кромешной тьме. На счастье, в рюкзаке геолога оказался
кусок свечи, которой суждено было в дальнейшем оказать нам еще одну
важную услугу. Пещера была велика, с несколькими высокими ходами. На
полу из наледи торчали кости животных. Мы углубились в наиболее
высокий ход и в ту же минуту испустили дружный крик удивления. На
гладких, отвесных стенах пещеры при свете свечи виднелись грубые,
громадные изображения животных, сделанные или резкими штрихами, или
превосходно сохранившимися красками - черной и красной. Эти рисунки
были сделаны очень точно и верно и с удивительной выразительностью. В
колеблющемся свете свечи они казались живыми.
развертывалась жизнь Африки. Вот огромные слоны с растопыренными, как
крылья летучей мыши, ушами, антилопы, львы. Вот головы двурогих
африканских носорогов...
я.
спиной, жирафы, полосатые зебры. Африка в сердце скованных стужей
сибирских гор! В пещере было сравнительно тепло. Я забыл про мокрые,
обледеневшие торбаса; мне было жарко, словно меня коснулся знойный
пламень африканского неба.
слонов. Тут были собраны особенно большие, до четырех метров в длину.
Сложенные штабелем, как дрова, они поблескивали под огнем свечи своей
гладкой черно-желтой поверхностью.
меня остановил геолог, напомнив, что уже три часа. До темноты осталось
не более полутора часов: нам нужно было торопиться. Ночевать в этом
безлесном месте, на шестидесятиградусном морозе, в мокрой одежде было
слишком опасно. Все же мы еще с полчаса торопливо продолжали поиски
хоть каких-нибудь остатков тех, кто здесь жил и рисовал африканских
животных. Нам хотелось как можно больше узнать о таинственных
обитателях пещеры, но ничего, кроме двух каменных наконечников копий и
еще какого-то неизвестного мне костяного инструмента, мы не нашли.
зубов и бивней, мы поднялись на гребень гранитного вала и в последний
раз окинули взглядом необычайное место. Быстрый поток мыслей пронесся
в моем мозгу. Я вспомнил о великих переселениях африканских животных в
Азию, о том, что перед оледенением в Забайкалье и части Монголии была
жаркая степь, где жили страусы, антилопы и жирафы. Теперь я понял, что
нашел крайний северо-восточный форпост Африки - место, куда до
оледенения докатилась волна переселений.
ущельях Сибири, я открыл в них кусочек земли, в древности бывшей
Африки и сохранившейся нетронутой с того времени. Кто же были эти
таинственные древние люди, рисовавшие животных? Если они жили до
оледенения, то, значит, они принадлежали к очень древней расе. В то же
время эта раса была уже сравнительно высокоразвитой, если судить по
рисункам на стенах пещеры. Таких рисунков в Сибири и вообще в СССР
пока никто не находил. В правильном расположении каменных глыб я
обнаружил большое сходство с загадочными сооружениями из огромных
камней, нередко встречавшимися в Центральной и Восточной Африке. Да,
скорее всего эти люди пришли сюда из Африки следом за потоком
переселявшихся животных - древние племена художников и мужественных
охотников на гигантских слонов.
быстро соображал, пытаясь сразу же найти наиболее правдоподобное
объяснение. И только постепенно я начал сознавать все значение нашего
открытия. Теперь может быть решен старый спор ученых об одном или
нескольких оледенениях, решен в пользу одного оледенения. Совсем
по-новому придется пересмотреть прежние взгляды геологов на историю
этой области Сибири в четвертичный период и представления зоологов о
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Влодавец Леонид
Круз Андрей
Роллинс Джеймс
Орловский Гай Юлий