Чтение 5–й страницы книги ~Внук доктора Борменталя~

- Молодец! Правильный мужик, - сказал он, адресуя эти слова более
дурынышцам, чем бывшему псу.

Дружок обернулся и что-то приветливо замычал сквозь гвозди во рту.

Из дома, одетая налегке, выбежала Марина с неизменной газетой в
руках.

- Господи! Я и не углядела!.. Сейчас же на место! - крикнула она
Дружку.

Тот насупился, потемнел. Борменталь же, мгновенно вспыхнув, тихо и
яростно прошипел:

- Что ты мелешь?! Здесь люди!

И, полуобняв Дружка за плечи, ласково проговорил:

- Пошли домой, дружище... Потом доделаем.

Уже с крыльца он обернулся и крикнул застывшим дурынышцам:

- Расходитесь, граждане! Здесь вам не цирк.

Дружок покорно вошел в дом. Молоток понуро висел в его вытянутой
руке. Изо рта торчали шляпки гвоздей. Марина, недовольно шурша газетой,
проследовала за ними.

В гостиной Алена наряжала новогоднюю елку. По-прежнему в доме царил
развал. Борменталь остановился посреди комнаты, сделал паузу, как бы
собираясь с силами, и вдруг, повернувшись к жене, произнес:

- Извинись.

- Перед кем? - оторопела Марина.

- Перед ним, - ткнул он пальцем в грудь Дружка.

- За что?

- Ты обратилась к нему, как к собаке.

Дружок поморщился, давая понять, что он не настаивает на извинении.

- Почему, как к собаке? Я и к тебе могу так обратиться. Я взвинчена,
волнуюсь, а он пропал... Ты не представляешь, что тут пишут! Ты читал
новые указы Президента? Это же ужас какой-то! Я только что подала заявку
на митинг в поселковый Совет! А ты про Дружка! - Марина с шумом потрясла
газетой.

- Мне наплевать! Ты оскорбила его человеческое достоинство!

Марина шумно вздохнула и улыбнулась, что должно было означать:
спорить с безумцем невозможно, я покоряюсь.

- Извини, Дружок, - с милой улыбкой произнесла она.

- На "вы"! - потребовал Борменталь. - Ты с ним не училась.

- Это уж точно! - рассмеялась она. - А сам, Митенька! Ты же зовешь
его на "ты".

- Мне можно. Я, так сказать, его отец.

- А я его кормлю, - не сдавалась Марина.

- Кстати, чем? - осведомился Борменталь, сбавляя тон. - Я хочу знать:
что он сегодня ел на обед?

- В магазине только овсяные хлопья. Ел овсянку... А талоны на него
дадут?

Дружок переводил взгляд с Борменталя на Марину, мимикой помогая
обоим. Наконец не выдержала Алена.

- Хватит вам! Все о'кей. Помогите мне лучше...

- Да вынь же ты гвозди изо рта! - внезапно закричал на Дружка
Борменталь, давая себе разрядку.

Дружок выплюнул гвозди на ладонь, уставился на хозяина: какие еще
будут приказания?

- Видишь! - ехидно сказала Марина. - Не себя посмотри. У нас с ним
полное взаимопонимание. Правда, Дружок?.. Он уже говорить учится. Дружок,
скажи!

Дружок напрягся, зашевелил бровями, потом изрек:

- Демократия. Гласность.

Подумав, он добавил:

- Перестройка - это клево!

- Алена, твоя работа? - грозно спросил Борменталь. - Вы мне человека
не увечьте политикой. Бред какой-то! Он должен стать человеком
естественным!

- Человек человеку - друг, товарищ и брат, - сказал Дружок.

У Швондера тоже стояла елка, украшенная пятиконечной звездой и
увешанная памятными, за отличную службу, юбилейными, членскими и прочими
значками, коих за долгую жизнь у Михаила Михайловича накопилось
достаточно.

Старенький телевизор в углу передавал что-то предновогоднее,
развлекательное, глубоко чуждое. Швондер на него и не смотрел. Он
перечитывал старые дела, листая пожелтевшие страницы доносов и протоколов.
Наконец он закрыл очередную папку, на обложке которой значилось:
"Шариков П.П. Материалы к биографии", и, тяжело кряхтя, поднялся со стула.

Он подошел к стене, на которой висела именная шашка, снял ее, любовно
провел ладонью по лезвию.

Швондер накинул шинель и с шашкой в руке направился в кладовку. Он
включил там свет, лампочка осветила связанные в стопки дела, полки со
старым заржавленным инструментом, листы железа, деревянные чурки. На
верстаке стоял точильный круг. Швондер щелкнул выключателем, и круг начал
медленно и тряско раскручиваться.

Швондер взялся за шашку обеими руками и прикоснулся лезвием к
вертящемуся точильному камню. Из-под лезвия брызнул сноп искр.

Борментали готовились к новогоднему застолью. В наспех прибранной
гостиной, между елкой и клавесином, под старым абажуром был накрыт стол с
небогатой снедью, стояли бутылки сухого вина и шампанского и бутылка
водки. Марина с Аленой хлопотали на кухне, нарезая овощи для салатов,
Борменталь с Дружком, одетым в трикотажный спортивный костюм доктора,
носили тарелки к столу.

- Дружок, голубчик, захвати мне глубокое блюдо из серванта! -
крикнула Марина.

Дружок появился в кухне с блюдом. Вид у него был насупленный.

- Что хмуришься? - спросила Марина.

- Что вы все - Дружок да Дружок... Человеческое имя хочу, - сказал он
с обидой.

- Он совершенно прав! - сказал Борменталь, появляясь в кухне. - Я об
этом думал. Нужно дать имя и фамилию, и чтобы никаких Дружков!

- Ну, и какое же ты хочешь имя? - спросила Марина.

- Человеческое, - потупился Дружок.

- Предлагаю - Борисом. В честь Ельцина, - сказала Марина.

- При чем тут Ельцин? - поморщился Борменталь.

- Дружок, хочешь американское имя? - предложила Алена. - Мне нравится
Грегори.

- Не хочу Грегори. Хочу Василием, - сказал Дружок.

- И прекрасно! - воскликнул Борменталь. - Василий - замечательное
русское имя.

- А фамилия? - спросила Марина.

В кухне наступила пауза. Дать Дружку фамилию было нелегко.

- Бери нашу... Борменталь, - неуверенно предложил Дмитрий.

Новоявленный Василий отрицательно помотал головой. Борменталь
обиженно засопел, смерил Василия взглядом.

- Почему так? - с вызовом спросил он.

- Еврейская... - совсем поникнув, отвечал Василий.

- Стыдно, Вася, - укоризненно сказала Марина.

- Вот уж не думал, что ты - антисемит, - с удивлением проговорил
Борменталь. - Во-первых, если хочешь знать, фамилия Борменталь - не
еврейская, а немецкая. Иван Арнольдович, дед мой, происходил из обрусевших
немцев. А во-вторых, действительно стыдно... Антисемитизм у нас в семье не
в почете.

- Не антисемит я... Просто с такой фамилией... трудно. Будто сами не
знаете. Будь вы Сидоров, уже главврачом были бы... - сказал Василий.

- Возможно. Но тебе-то что? Ты собираешься делать карьеру? -
иронически спросил Борменталь.

- Собираюсь. Не на шее же у вас сидеть. Я взрослый пес... то есть,
мужчина, - поправился Василий. - Я делом заниматься должен.

- Ну-ну... - удивился Борменталь. - Тогда сам выбирай.

- Дружков! - не вытерпела Алена.

- Во! - расцвел Василий. - Это то, что надо.

- Значит, в паспорте запишем "русский"? - саркастически осведомилась
Марина.

Василий подумал, снова отрицательно помотал головой.

- Почему же? - спросила она.

- Сами мне читали, что у вас с национальным вопросом творится. То
русских бьют, то русские кого-то бьют. А я собака... Хочу остаться собакой
по национальности.

- В пятом пункте нельзя писать "собака", - сказал Борменталь.

- Почему? - искренно удивился Василий. - Чукча можно, еврей можно, а
собака - нельзя?

Вопрос застал Борменталей врасплох своею логичностью. Чтобы проехать
этот щекотливый момент, Марина погнала всех к столу. Борменталь хлопнул
себя по лбу и скрылся. Через минуту он вернулся в гостиную с завязанным
свертком в руках.

- Василий! - торжественно начал он. - Разреши преподнести тебе наш
новогодний подарок. Здесь твой первый костюм, в котором ты сможешь
появляться на публику...

- И-ууу! - счастливо взвыл Василий, пытаясь лизнуть Борменталя в
руку.

- Прекрати! - доктор отдернул ладонь. - Иди лучше переоденься.

Когда через пять минут Василий вернулся к новогоднему столу, семья
онемела. Перед Борменталями предстал молодой худощавый мужчина в темном
костюме и при галстуке, с небольшими рыжими усиками и копной рыжих волос.