стократно, что и делал).
разденет какая-то мелкая сволочь, и Ирина будет этому свидетельницей, да и
с нее дубленку снимут, в лучшем случае, так ведь по большому-то счету
бывшего товарища Сталина грабят! Это как назвать?
затруднительно, а тем более - описать. Не будешь же, как в голливудском
сценарии, перечислять все замахи, удары и финты.
отступать до близкого уже подъезда. Получил сильный боковой удар палкой по
ребрам. Сам кому-то крепко врезал. Через пару секунд ощутил себя лежащим
на тротуаре. В экспрессионистском ракурсе - снизу вверх - увидел, как
Ирина, имевшая неплохую, по ее словам, спортивную подготовку, сбила с ног
того, что с нунчакой, и, прижавшись к стене, делает руками жесты в
каком-то "зверином стиле".
бы стать и последним.
нунчака, омерзительная кривая ухмылка замахивающегося палкой парня.
Распахнувшееся на третьем этаже дома напротив окно и головы любопытных в
подсвеченном сзади прямоугольнике. И гулкий звук выстрела, оранжевое пламя
перед стволом непонятно когда выхваченного из внутреннего кармана куртки
пистолета.
бросила владельца нунчаки мимо Ирины, на грязный и вонючий мусорный бак.
Он словно прилип к нему с раскинутыми для последнего объятия руками, а
потом медленно стал сползать вниз. И дальше я не колебался. После войны,
Валгаллы и всего прочего обычных, естественных для мирного,
законопослушного человека рефлексов у меня, оказывается, уже не было.
раздробить череп или перебить позвонки. Состояния необходимой обороны не
смог бы отрицать самый суровый прокурор. Хотя уж о нем-то я совершенно не
думал.
малейшего усилия. Еще одна вспышка, веер искр от не успевшего сгореть
пороха, и второй, выронив палку, постоял секунду-другую, царапая пальцами
грудь, будто не пуля туда попала, а раскаленный уголек залетел под
рубашку, резко сломался пополам и ткнулся лбом в снег. Из горла его с
бульканьем исторгся рычащий стон. И все.
нож и поднять руки, но не успел. Ему достался дуплет. Я же говорил, что,
начав стрелять, ухоженный пистолет делает это будто сам собой...
угол. Положить и его вдогон ничего бы не составило. Да может, и стоило.
Однако я опустил ствол. Ко мне кинулась Ирина, в окне наверху с треском
захлопнулись створки. Даже в "Будапеште" в сотне метров отсюда, вроде бы
стихла музыка.
до нашего подъезда полминуты хода, милиции не видно и не слышно, а
свидетелей, с замирающим сердцем прилипших к темным стеклам, я не боялся.
благодарен. Минут через десять приедут, найдут трех, возможно, давно им
известных клиентов с орудиями преступления в руках, а рядом четыре
характерных гильзы да следы офицерских сапог.
требует для поддержания порядка соответствующих методов.
подняться на свой этаж. У обитой кожей двери, за которой, по словам
Берестина, проживает генерал-полковник авиации, я, наконец, лично пережил
ощущение провала в безвременье. Только что меня окружала ночь девяносто
первого года. Ирина поднесла к двери свой портсигар. По глазам ударила
вспышка абсолютной тьмы - по интенсивности сравнимая с фотоимпульсным
взрывом - только, естественно, с обратным знаком... Мгновенная потеря
ориентировки и координации, чувство стремительного падения с вращением по
всем осям. И снова я стою на том же месте и одновременно непонятно где.
Возможно, в том же году, где был Алексей, а может, просто секундой
раньше... Дверь открылась, и мы вошли в застоявшееся тепло прихожей, еще
мгновение, щелчок замка - и, пожалуй, навсегда толстенное дубовое
полотнище отсекло от нас непонятную и, признаюсь, жутковатую в этой
непонятности реальность номер икс в энной степени.
воздухе резко запахло пороховой гарью, я помог Ирине снять дубленку,
расстегнул молнию на высоких голенищах ее итальянских (кажется) сапог,
бросил на вешалку роковую кожанку. И только тут вспомнил, что, падая,
выронил сверток газет. Вот это меня по-настоящему огорчило. Ну, прямо хоть
обратно беги...
"тьфу") вновь открыться вход в Замок, масса минут и секунд.
чугунные батареи работали во всю мощь. Ирина сказала, что хочет
переодеться, и удалилась в полумрак коридора, я же в познавательных целях
принялся осматривать комнату, в которой остался. Да, все было именно так,
как описал Берестин - с точностью милицейского протокола. Включая и
"Браунинг хай пауэр" в ящике стола, и даже пиво в холодильнике.
Невероятно, но за двадцать пять минувших (с шестьдесят шестого по
девяносто первый) лет оно ничуть не испортилось. И штабеля денег оказались
на месте, и бланки документов. Не то чтобы я не верил правдивости записок
Алексея, но все равно удивительно...
можно было устроиться неплохо. Алексей тогда сразу отмел эту идею, а я,
наверное, еще подумал бы и подумал. Обосноваться а ля новый граф
Мойте-Кристо, пожить в раннебрежневской Москве в свое удовольствие, а в
точно исчисленный момент слинять за рубеж. Вполне конкурентоспособный
вариант в сравнении с прочими превратностями минувшей жизни.
затушенный в пепельнице окурок папиросы. От него еще пахло свежим дымом...
До сих пор эмоционально не могу свыкнуться с превратностями временных
переходов. Курил здесь Алексей четверть века назад, несколько дней тому
или все же только что, за миг до нашего появления? Вполне возможно, что и
здесь, в квартире, время течет, лишь когда срабатывает включаемая
портсигаром автоматика. И все мы - постоянные жильцы квартиры и ее
посетители - толпимся друг за другом, как в очереди на эскалаторе,
разделенные почти неуловимо короткими, в квант времени толщиной,
промежутками. Короткими, но непроницаемыми, как бетонная стена...
наших странных отношений - ощутил мгновенный сердечный спазм. Где-то там,
в дальних комнатах, у нее имелась своя гардеробная, необходимая
принадлежность агентурной работы. Вот она ею и воспользовалась, вполне
мотивированно - до утра далеко, в квартире жарко и зимний костюм явно
стесняет. Но надела-то она не абы что, а зеленовато-золотистое
платье-сафари, очень похожее, а может, и то самое, в котором принимала
меня на даче у лесного озера... В незабвенное лето моего возвращения с
перешейка.
многозначительное. Последний, будем считать, намек судьбы.
одолевавшим меня мыслям), но по ее тону я чувствовал, что все происшедшее,
особенно инцидент в переулке, выбило ее из колеи. Не то чтобы она
напугалась, как раз держалась Ирина вполне здорово, а скорее расстроилась.
Вот если бы мы попали в свое время... Теперь же, после так тщательно
подготовленной и все же неудачной попытки вернуться, перспективы грядущего
представляются ей... Ну, для простоты скажем - невеселыми. А с другой
стороны, чего ей-то, наименее связанной с нашей реальностью, так уж
горевать? Я вот почувствовал скорее облегчение. Возвращения я, признаться,
давно опасался, плохо представляя себя в забытой уже роли "маленького
человека". А уж теперь и вообще. Если то, что там, на улицах города - наше
близкое будущее, так увольте! Пустые магазины, очереди за водкой,
постоянная готовность стрелять быстрее, чем думать, и вообще разлитое в
воздухе предчувствие гражданской войны...
успокаивал, вселял надежды, но параллельно размышлял о своем, а вдобавок
смотрел на поблескивающие тонким нейлоном колени Ирины и чувствовал, как
нарастает во мне непреодолимое к ней влечение.
остались по-настоящему одни, одни на всем здешнем белом свете, избавленные
от постоянно ощутимого присутствия друзей, а особенно Алексея; что
квартира так похожа на ту, где она впервые открыла мне свою тайну;
пережитая только что совместно смертельная опасность и этот последний
штрих - уже не модного фасона платье и остроносые туфли на тонком
каблучке... Не мешает, в таком случае, и еще заострить ситуацию, вернее -
сдублировать ее, сделать так, чтобы подсознание Ирины вспомнило то же, что
вспомнил сейчас я...
одно со мной время. Я быстро пролистал толстую пачку конвертов, то
глянцевых и ярких - импортных, то склеенных из оберточной бумаги наших,
Апрелевского завода, и хоть не нашел именно того, что хотел, "Сент-Луис
блюза", но и замена была подходящая. Серия "Вокруг света", седьмой номер,
"Маленький цветок".
гнусавый голос кларнета, она тоже сразу все поняла. По лицу ее мелькнула