русские фамилии придумывают похожие на болгарские. Но ты же русский
писатель, зачем тебе вся эта чепуха? Можно быть старым стилягой и не
носить ничего отечественного, вплоть до трусов, но литература - это же
все-таки не тряпки!..
поссорились. Она смотрела перед собой упрямо, коротко сфокусировав взгляд.
Глаза, когда на них падал свет от промчавшейся навстречу машины, сверкали,
в них стояли, слившись к нижнему веку, слезы. Он вез ее в такси, машина
пробиралась по Шереметьевской, въезжала на один путепровод, другой и уже
выворачивала на финишную прямую, на Королева. Приехали минут на пятнадцать
раньше, чем рассчитывали, остановились доссориться под редким и крупным
дождем, он закурил, и тут же тяжелая капля брякнулась на сигарету, намочив
ее почти всю.
границы. Мне в голову не приходит учить тебя адекватной мимике, дикции и
даже грамотной речи, хотя ты постоянно говоришь о "другой альтернативе" и
"отпарировании". Что ж, что ты диктор, а текст готовит редактор, ты же
считаешь себя интеллигентным человеком и могла бы не пользоваться
советским новоязом...
промокая еще не потекшую тушь, он курил, всасывая мокрую горькую сигарету,
и чувствовал, что уже не остановится, что кончится плохо.
о твоей работе, о твоем достоинстве, а ты идешь на меня войной! Все, не
могу больше... По-моему, ты просто решила, что можешь руководить мною,
даже сочинительством! А я, между прочим, не мальчик, и есть читатель,
которому именно мой кич, поп-романчики мои - подходят!.. Да я сама!.. Ну
что, что ты сама?!
обратно, как увидел коллегу. Коллега прибыл на молодежную передачу в
качестве именитого гостя и комментатора, редактор со всем почтением
встречал знаменитость у входа. Через несколько минут был выписан еще один
пропуск, они с коллегой уселись за кофе в полутемном баре. Кофе наливали в
граненые стаканы - до половины. Коллега вытащил из заднего кармана
чудесную английскую фляжку - в коже, с завинчивающейся крышкой, изогнутую
по форме ягодицы, - предложил хлебнуть скотча. Был он в последний год
удачлив необычайно, быстро богател, с удовольствием этим пользовался,
реализуя свои давние желания провинциального пижонистого парня, но глупел
на глазах, становясь каждой бочке затычкой, комментировал даже и конкурсы
красоты, и парламентские дебаты, рассуждал об экономике и истории и все
время приплетал нравственный императив - увы, не всегда к месту.
тут же обругав себя в уме за идиотскую откровенность.
мириться всегда приятно, потом так получается, будто только что
познакомился. - Гений хохотнул, порадовавшись своей пошлости, хлопнул его
по плечу и пошел комментировать.
себя за болтливость - при случае в общей компании этот самодовольный
придурок чего-нибудь ляпнет... Еще ужасней было, что после глотка виски
жутко захотелось выпить еще, а выпить было нечего и негде взять.
ты дождался меня, какой ты умный и добрый, я ревную тебя ко всему, к твоим
поездкам, к твоему тексту, и потом - почему это у меня халат короче
рубашки? Значит, ты так меня видишь? Ну, не говори чепухи, нельзя же
воспринимать беллетристику так буквально, а то припишешь мне все драки и
убийства, которые я напридумывал, а какой из меня каратист и стрелок, если
мне до сих пор жалко воробья, которого когда-то погубила моя кошка... Ну,
я уже не сержусь, ты дождался, и все хорошо. Хорошо. О-ох... Знаешь,
знаешь, на что это похоже? Когда водишь пальцем по переводной картинке,
бумага сначала только сворачивается серыми катышками, потом начинает еще
тускло, от середины к краям, проступать рисунок, тогда уже становится
ясно, чем все кончится, и нужно слюнить палец, и водить аккуратно и
равномерно, не прижимая сильно, чтобы не повредить цветной слой, вот точно
так слюнить и, несильно прижимая, водить кругами и не отвлекаться - не
отвлекай меня, - и наконец проступает все, и края, и краски оказываются
яркими... Это бабочка... Или какой-то цветок? Нет, бабочка! Я поймала
ее!.. Вот.
левак, в Коньково он запросил четвертной и, получив согласие, тут же
врубил музыку на полную, вездесущая Тина Тернер закричала на всю
московскую ночь, в мокром асфальте отражались огни. Мокрая ночная Москва,
да ночная же в свежем снегу, да, пожалуй, утренняя на исходе листопада -
вот и вся красота этого проклятого, единственного в жизни места, а в
остальное время видны помойки, руины, лужи в выбоинах и вечные стройки.
его каждая строка. Нужно только, чтобы время от времени возникало у тебя
самого такое чувство, вернее, предчувствие... Ну точно, как у тебя с твоей
переводной картинкой, понимаешь? Ты ведь знаешь, что эти занятия очень
похожи... И вот, когда хотя бы одна картинка ожила, засияла, вспыхнула
жизнью, - уже все в порядке, уже не зря садился за машинку. Тогда остается
еще одно: надо все дописать и кончить так, чтобы эта яркая картинка не
умерла, не засохла, не перестала сиять, надо сохранить это дыхание и так
кончить. Понимаешь? Здесь есть полная аналогия: у тебя одна картинка,
другая, они проявляются, прорываются одна за другой, а я должен терпеливо
тянуть свою линию, выдерживать ритм и при этом сохранять интерес, и
стремиться к концу, к завершению изо всех сил, и в то же время сохранять
для этого завершения силы, чтобы все не испортить!.. Ты слышишь, что я
описал нашу любовь? А я слышу, что это инструкция по изготовлению романа.
Собственно, любовь ведь так и называется - роман... Ты сентиментальный,
старомодный, милый, любимый, красивый, я тебя люблю. И я тебя люблю.
лифт, встал. Зажглось окно.
сердце, любимая. Кто бы заглянул в мое сердце да объяснил мне, что там
делается! У самого-то все времени нет.
даже искусственного происхождения, ночью стояло непроглядно темным,
угрюмо-шумным на ветру лесом, из тьмы тянуло сыростью, и узкий асфальтовый
подъезд, ныряя в заросшую лощину и поднимаясь на невысокий холм, едва
заметно светлел под дымящимся, скользящим в облаках лунным светом. Сырой и
жесткий ветер входил в машину поверх левого приспущенного стекла, путался
в коротко стриженных волосах водителя "Волги" и закручивался над пустыми
задними сиденьями.
краснопогонный солдатик вышел на крыльцо кирпичного домика у ворот,
осветил фонариком номер машины и скрылся в сторожке. Темно-зеленые ворота
в глухом заборе поехали вбок, и "Волга" продолжила путь по узкой
асфальтовой дороге среди точно такого же темного, но уже за забором, леса.
Метров через двести водитель затормозил. Свет, падавший из широких стекол
большой веранды сквозь полупрозрачные оранжевые шторы, оставляя во тьме
зубчато-неровный силуэт большого трехэтажного дома, обозначил матовое
золото погон, седину - и вновь прибывший ступил в яркий, теплый мир
ночного застолья.
одинаковых мужчин - вроде спортивных тренеров: крупные, тяжелые,
груболицые, между пятьюдесятью и шестьюдесятью, в тренировочных
трикотажных куртках с высоко застегнутыми молниями, в кое-как натянутых
трикотажных же штанах. Один сидел, далеко отодвинувшись от стола вместе с
тяжелым, довольно обшарпанным стулом, темно-красная плюшевая обивка
которого по краям сильно вытерлась и лоснилась белесым. Он покачивался на
задних ножках и, закинув ногу на ногу, старательно удерживал шлепанец,
зацепив его растопыренными пальцами и напрягая ступню. Трое, наоборот,
придвинулись к столу очень близко, налегли на него локтями. Коньяк,
несколько тарелок с нарезанной дорогой рыбой, остатками икры, жирной
копченой колбасой, две переполненные окурками пепельницы создавали обычный
натюрморт мужского стола, только качество еды и питья отличало этот стол
от сотен и тысяч других, вокруг которых сидели в это время десятки тысяч
мужчин в стране...
вошедшему, с неудовольствием глянув на его костюм. - Лучше ничего не
придумал, чем в мундире приехать? Тут по трассе кто только не шастает, и
дипломаты, и корреспонденты, вокруг их дачи, а ты своими эполетами
сверкаешь... Небось еще и шофера привез?
Один из аборигенов в спортивной одежде тут же отыскал чистую рюмку, налил
коньяку, поставил перед гостем. - Сам всю дорогу, понимаешь, за баранкой,
как пацан, а ты еще мне вычитываешь...
стула, человек в шлепанцах. - Ладно, что с тобой делать... Ты же небось
без своих звезд посрать не ходишь... ну, выпей, расслабься да включайся в
разговор.
квадраты лежали на асфальте подъезда, на траве. И уютен был страшный
Доставалов Александр
Маккефри Энн
Маккэфри Энн
Ильин Андрей
Прозоров Александр
Апраксина Татьяна