Я расплакалась и убежала. Не могу я тут, не могу! Когда-нибудь подожгу
этот дом проклятый или еще чего-нибудь учиню. Сил моих больше нет!
Картьеном повстречать друг друга. Теперь вот и сама несчастна, и ему в
обузу. И так он, бедный, маялся на свое жалованье, а теперь вот и меня
кормить приходится. И ребенок скоро будет. Это ведь мне поначалу только
показалось, что Картьен ну вроде принца какого, а тут, в городе, я быстро
поняла, что к чему. Соседки-то наши в деревне до сих пор небось мне
завидуют. Видели бы они теперь, как я живу, - разве что руку за милостыней
не протягиваю.
раз в суде служит - то сразу и богач. Приехали они тогда к нам в деревню
по делу - помощник судьи и Картьен при нем писарем. Мельник у нас от запоя
повесился, так его сыновья все никак наследство по-хорошему поделить не
могли, вот и пришлось им в суд обращаться. Нам ведь всем тогда показалось,
что Картьен и помощник судьи - ну вроде как ровня. Как же - в одном доме
остановились, вместе в трактире пиво пили. А тут как раз гулянье
случилось, повстречались мы на нем с Картьеном и как с ума сошли.
Дома, в деревне, я сама хозяйкой была, ни у кого спрашиваться не надо
было. Хочу - дома плиту затоплю, хочу - во дворе на очаге обед сготовлю.
Мы с отцом не бедно совсем жили. Сад у нас большой, не заложенный еще,
яблоками торговали, сидр делали. Не богато, конечно, о таком платье, что
мне Картьен на свадьбу подарил, и не мечтала, но зато всегда спокойны были
за завтрашний день. А тут не жизнь, а сплошное дрожание. Вот уволят завтра
из суда, вот повысит хозяин плату за комнату... И камаргосы еще эти. Мы у
себя ни о каких камаргосах и не слыхали почти. Знали, что они есть, и
только. А здесь, оказывается, шагу нельзя лишнего ступить без оглядки,
слово сказать боишься. Картьен так прямо зеленеет весь, как только речь о
камаргосах заходит.
Может, кто-то из них виды на Картьена имел, а я дорогу перебежала, а
может, просто терпеть не могут нас, деревенских. Дома можно было бы просто
плюнуть на всех и жить как ни в чем не бывало.
кухарка. Раньше срока, как сегодня, встанешь - жди, пока затопит.
Опоздаешь - ничего сготовить не сумеешь. Теснота, духотища, а деваться
некуда. И эти задрыги только того и ждут, чтобы я что не так сделала. И
давай тогда поливать грязью, будто шлюху последнюю. Первые месяцы я вообще
каждый день плакала, а Картьен как увидит - злится. Говорю ему - давай
уедем из города. У отца сад большой, работы на всех хватит. И слушать даже
не хочет.
изнеженный. Здесь хоть пером скрипеть может, кое-что перепадает, а больше
же он ничего делать не умеет. Даже табуретку вон целый год починить не
может.
Раньше-то, когда, бывало, с отцом торговать яблоками ездили, все
удивлялась я на городских: такие вроде богатые, а скупые страшно. Все
норовят подешевле купить. Сами в такой одежде богатой ходят, а за грош
каждый так держатся, будто жизнь их от этого гроша зависит. А теперь сама
до хрипоты торговаться могу, сама этот грош в кулаке зажимаю. Хожу между
рядами и облизываюсь только.
дней подряд на этом месте видела - почти не торговался. Все, говорит,
хватит с меня, распродаю поскорее товар и уезжаю. Слыхала небось про
знамения-то? Я говорю: ну да, слыхала кое-что. То-то, говорит, страшное
место ваш город, все под драконом живете. А сегодня, говорит, сам видел,
как человека одного поутру на площади схватили. Так вот, этот человек про
то кричал, что погибнет ваш город, что последний день сегодня наступил. Не
к добру такие крики, говорит. Может, спрашиваю, он сумасшедший был, а сама
чувствую, что у меня даже голос задрожал. Да нет, отвечает, не похоже,
чтобы сумасшедший. И пришел издалека видно, одежда на нем какая-то
странная. Да и о знамениях, опять же, весь город говорит, я сам позавчера
свечение над башней видел. Вы тут, говорит, привыкли под драконом своим
жить, а я даром что старый, а умирать пока что не желаю. Распродам вот все
поскорее и уеду, ну его к лешему, дракона вашего. Еще пару луковиц
напоследок мне за просто так подкинул.
сделаны. Пока плакала, пока себя жалела да обиды свои вспоминала, совсем,
глупая, про ЭТО забыла. А теперь оно вдруг как ожило, так и почувствовала,
будто оно на груди у меня шевелится.
не замечаю. Тут еще, как назло, ребенок пихаться начал, он меня в
последнее время постоянно в печенку бьет, так совсем невмоготу стало. И
почему это все на меня, все на меня? Картьен думает, что длин он работает,
что у него одного заботы. Какие у него заботы? Утром поел - и в суд.
Пообедать заскочил - и снова в свой суд пером скрипеть. Устает, конечно,
вижу, что устает. Домой приходит усталый, повалится, бывает, на кровать да
так весь вечер и пролежит. А я не устаю? Я весь день кручусь, так мне и
вечером передышки нет. А ребенок будет - на кого все заботы? Как я вообще
в этом доме с ребенком буду - ума не приложу. Нам ведь на его-то жалованье
служанку-то не нанять. Значит, все опять на меня. А теперь вот еще и ЭТО.
может. Наорала еще: чего, дескать, дорогу загораживаю? А я и отвечать даже
не стала, до того мне тошно было. Повернулась и пошла себе дальше, к
мясному ряду.
ведь сколько людей вокруг - есть же среди них наверняка и сильные, и
смелые, и благородные. А я - ну что я могу? Хотя, конечно, не в силе тут
дело, ЭТО - само по себе сила. Недаром же рассказывают, что дракона в свое
время пленила именно женщина, а до этого шестнадцать могучих витязей
сражались с ним и все, как один, погибли. Но у меня же ребенок будет, я же
не о себе одной думать должна. Вон сколько людей вокруг - хоть кто-нибудь
из них о нас с ребенком позаботится? Да исчезни я, сгинь без следа, надев
ЭТО, никто и не пожалеет. Может, и не вспомнит никто.
Вон все вокруг поговаривают о свечении над башней драконовой, и вчера
поговаривали об этом, и позавчера. И у нас на потолке знак дракона
появился - это ведь тоже неспроста. Раньше, говорят, когда такие знаки
появлялись, весь город на улицы выходил, все к башне шли, стены ее
укрепляли да выходы из подземелья прочнее заделывали. А теперь? Молчат
все, только шепчутся по углам. Не у нас ведь одних наверняка знак дракона
появился, да только все теперь живут, как и мы с Картьеном, все чего-то
боятся, никто про такое не расскажет. Страшнее дракона быть ничего не
может, а все равно боимся всего подряд. Картьен боится, что из суда его
выгонят, я боюсь, что жизни совсем не станет, как ребенок родится, тот вон
дядька, наверное, боится, что надзиратель рыночный товар его негодным
признает, - вишь, как лебезит. Все вместе камаргосов боимся, и камаргосы,
наверное, тоже чего-то боятся. Вот выйдет дракон из подземелья, вот пойдет
палить всех огнем, помянутся нам тогда эти страхи.
опомнилась вовремя, а то бы возвращаться пришлось. Остановилась я, стала
присматриваться, где бы подешевле кусочек купить. Уж очень мне хотелось
Картьена сегодня обедом хорошим накормить, и деньги как раз остались,
овощи-то я по дешевке купила. Выбрала наконец кусок приличный,
сторговалась, в сумку за кошельком полезла - нет кошелька. Вот только что,
ну буквально десять минут назад, на месте был, к ручке я его еще, как
обычно, бечевкой привязала - и нет. Бечевка на месте, кошелька нет.
Срезали.
жалованье Картьен только завтра вечером принесет. На два дня сготовить
собиралась - что мне теперь, одними овощами его кормить? Как подумала,
представила себе, что придет он домой, сядет за стол и сморщится, стряпню
мою увидев, так жить не захотелось. Не скажет он ничего, конечно, но ведь
подумает, что хозяйка я никудышная. А как объяснишь? Уйти бы, уйти отсюда.
Вот так - взять и уйти. К отцу, в деревню. Прямо так пешком. Что я, не
дойду? Дойду, дня за четыре дойду, а может и за три. Запросто.
воротам пошла. И только кварталов через пять вспомнила про ЭТО.
гадов. Ради соседок этих, глаза бы мои на них не глядели. Ради ворюг
всяких. Как же, дожидайтесь. Я вам не по нраву - ну так и получайте,
пускай дракон вас всех спалит. А Картьена я уведу отсюда. Сегодня же. Под
любым предлогом. Совру что-нибудь - будто отец, мой умер или при смерти
лежит или же от дяди хибара его в наследство осталась, надо срочно ехать
продавать. И уедем, сегодня же, а там уж будь что будет.
переулка проходила, что к башне дракона ведет. Там всегда малолюдно.
Свернула я в переулок этот, за поворот зашла, вынула ЭТО из-за лифа и в
канаву бросила.
от слов всяких дурацких: честь, мужество, благородство... Нет ничего
такого, не видела никогда. А видела то, что лишь мерзавцы всякие хорошо
живут. И я тоже жить хорошо хочу. И нечего все время о других думать,
надоело. Пора подумать и о себе. О том, что мне самой нужно. Не другому
кому, не Картьену, а мне самой.
Березин Федор
Лукьяненко Сергей
Громыко Ольга
Афанасьев Роман
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий