Чтение 5–й страницы книги ~Уснувший принц~

день приносил что-то новое, каждый день был непохож на прошедший, и
прозрачные безбрежные просторы бытия не таили никаких теней...

Внезапная смерть отца черной краской залила все вокруг.

Нелепо... Ужасно... Все родственники съехались на летний праздник
Воспевания, долгим и веселым было застолье... А потом альд Ламерад прилег
отдохнуть под навесом в тенистом дворике у внешней стены замка -- и не
проснулся... Укус змеи -- так определил лекарь. Через дворик бежал ручей,
исчезая в трубе под стеной, -- именно по ручью и приплыла та змея, потому
что больше ей просто неоткуда было появиться в закрытом со всех сторон
небольшом саду. Сделав свое черное дело, тварь скользнула обратно в ручей
-- и исчезла. И никто так и не видел ее...

После этой внезапной трагедии глонны наглухо забили обе трубы, и ручью
пришлось искать себе другой путь -- вдоль внешней стены, в обход замка...
но разве это что-то меняло? Не вернуть уже альда Ламерада, не вернуть отца,
так любившего возиться с подрастающим сыном...

Путь по болоту -- в темноте, и только Всемогущему дано увидеть, что там,
впереди... Знать, так было предписано альду Ламераду, так отозвалось
совершенное им когда-то в иные времена и под иными небесами...

"Только Всемогущему дано видеть грядущее? -- вновь спросил себя
согнувшийся в седле Аленор, чувствуя, как неприятный холодок окатывает
сердце. -- А как же гадалки? А как же Юо?.."

Темно было у него на душе, и тени стелились вокруг, сливаясь в сплошную
ночь, и Диола не могла разогнать темноту, потому что ночное светило не в
силах рассеять тени в душе живущего.

Вот и еще одна тень выползла откуда-то, подобно той смертоносной змее;
имя тени -- Дат, сын Океана...

Лес расступился и дорога выплеснулась на поля, раскинувшиеся под звездным
небом. Вдалеке виднелись огни -- казалось, несколько самых крупных звезд
сорвались со своих высот и повисли над землей; возможно, любопытство влекло
их сюда, в мир живущих.

"Спустись ко мне, небесная звезда... Согрей мне душу... Ночь мне
освети... Позволь притронуться... Останься -- до рассвета..."

Это были не звезды. Это светились в ночи окна древнего замка.

Глонн открыл высокие ворота и юноша въехал во двор, вымощенный гладкими
белыми каменными плитами. Слез с коня, отвязал от седла легкую дорожную
суму из тонкой, но прочной материи. Глонн неподвижно стоял в стороне, в
обычной позе, скрестив на груди гибкие лапы; его короткая гладкая шерсть
мягко блестела в свете Диолы. Аленор перекинул суму через плечо, потрепал
привратника по голове и направился к калитке, ведущей за второе кольцо
укреплений. Сзади неторопливо застучали копыта -- это глонн повел коня на
конюшню.

Второй глонн ожидал юношу за входными дверями, в большом зале, слабо
освещенном пятью-шестью настенными светильниками; остальные не горели --
зачем понапрасну заливать светом пустынный зал? Глонн взял с круглого
столика у массивной каменной колонны сложенный пополам лист бумаги и, тихо
фыркнув, протянул его Аленору. Юноша развернул тонкий лист и, прочитав
записку, вернул глонну.

-- Не терпится нашему Фалиготу! -- с усмешкой сказал он. -- Сейчас занесу
ему табак, только помоюсь с дороги. Ванна готова?

Глонн вновь фыркнул, кивнул и, сняв со стены светильник, направился к
двери в дальнем конце зала, неслышно и ловко перебирая лапами по толстому
узорчатому ковру. Аленор пошел следом за ним, на ходу отдирая сорочку от
порезов, покрытых засохшей кровью.

В меру теплая ванна отвлекла его от неспокойных мыслей, а бокал легкого
ароматного вина из цветочных лепестков привел во вполне благодушное
настроение. Переодевшись и тщательно расчесав длинные мокрые волосы, юноша
отпустил глонна, наказав позаботиться о легком ужине, и со светильником в
руке поднялся по лестнице в боковое крыло замка, где находились покои альда
Фалигота.

Дядюшка матери до сих пор не спал -- закутавшись в длинный темно-синий
халат, отороченный белым мехом, он сидел в глубоком кресле под
светильником, положив вытянутые ноги в меховых шлепанцах на скамеечку, и
листал увесистый фолиант; Аленор узнал книгу -- это были забавные любовные
истории, сочиненные лет двести тому назад веселым мерийцем Баклином
Улатским.

-- О-о, вот, наконец-то, и табачок прибыл! -- радостно сказал Фалигот,
сдвигая на нос огромные очки в белой костяной оправе. -- Без табачка-то и
читается как-то не так. Не то удовольствие. Хотя книжица -- ого-го! -- он
хохотнул и с хитрецой посмотрел на внучатого племянника. -- Оч-чень
полезное чтение, особенно на ночь: такие сны потом снятся, что и
просыпаться не хочется! Знаешь эту старую историю, как одному то ли альду,
то ли долянину приснилось, что он превратился в этакую изящную
искусницу-танцовщицу?

-- Нет, дядюшка, не знаю, -- оживленно ответил Аленор, выкладывая табак
на столик, и с любопытством посмотрел на седовласого крепкого бодряка --
участника не то трех, не то четырех десятков далеких морских экспедиций. --
Что за история?

-- История презабавнейшая! -- Фалигот вновь хохотнул и потянулся за
табаком. -- Так вот, приснилось этому альду, что он танцовщица. Проснулся
-- чужая постель, вокруг всякая женская одежда развешена и разложена, и
главное -- разные юбки танцевальные. Вот он лежит и думает: то ли он альд,
которому приснилось, что он танцовщица, то ли танцовщица, которой снится,
что она -- альд. В зеркало на себя смотрит -- альд. А все вокруг -- не его,
женское.

-- А потом пришла и танцовщица, -- подхватил Аленор. -- Он у танцовщицы
ночевал, после большой гулянки. Я где-то уже читал.

-- А вот и нет! -- с довольной улыбкой ответил Фалигот, бережно и
осторожно -- чтобы, не дай Творец, не просыпать! -- перебирая табак на
ладони. -- Он был дома, просто все эти вещи воплотились из его сна. Вот
так! -- Он отправил первую порцию в ноздрю, замер, блаженно закрыв глаза, и
оглушительно чихнул. -- Вот так! Что ни говори, а илонский табак -- это
илонский табак. Не чета всякой траве.

-- Разве бывает, чтобы сны воплощались? -- недоверчиво спросил юноша. --
Не в книгах, разумеется, а на самом деле.

-- Конечно, мой мальчик, конечно! -- Фалигот втянул ноздрей новый заряд.
-- Ап-чхи! Думаешь, почему это мы сейчас с тобой разговариваем, а я еще
вдобавок и балуюсь -- спасибо тебе -- отличнейшим табачком? -- Седовласый
альд с хитрецой посмотрел на замершего юношу. -- Да потому, что приснились
мы с тобой когда-то какому-нибудь глонну. Или ночной летунье.

-- Ты это серьезно, дядюшка? Разве сновидения могут воплощаться?

-- Кто знает, мой мальчик... -- задумчиво протянул Фалигот. -- Кое-кто
считает, что мир -- воплотившееся сновидение Творца. А почему не мое? Вот
заснул я где-то когда-то -- и приснился сам себе, и все остальное
приснилось. Может быть, я где-то там и сейчас продолжаю спать -- а мы с
тобой вот разговариваем здесь... вместо того, чтобы тоже спать.

-- А почему ты думаешь, что это именно твой сон, а не мой? -- с вызовом
сказал Аленор, слегка задетый словами Фалигота; иногда ему трудно было
понять, где дядюшка шутит, а где говорит всерьез. -- Может быть, все это и
снится именно мне, а вовсе не тебе.

-- Возможно, -- легко согласился Фалигот. -- Главное, чтобы снились
только хорошие сны... -- Он внезапно остро взглянул на юношу поверх очков,
ссыпал остатки табака с ладони обратно в мешочек. -- А тебе не кажется, что
с твоими или моими снами что-то в последнее время не совсем хорошо?

-- Почему? -- не понял Аленор.

Фалигот вздохнул и поплотнее запахнулся в халат. Веселые огоньки в его
глазах погасли.

-- Неладно что-то у нас в замке, не так ли? Я говорю о своей племяннице.
О твоей матери, Аленор. И о ее... муже, -- последнее слово Фалигот
произнес, скривившись и с явной неприязнью.

-- Стоит ли об этом, дядюшка? -- с досадой сказал Аленор. -- Они не дети
и сами в состоянии разобраться в своих отношениях. В конце концов, ее ведь
никто не заставлял... не тянул насильно под венец... во второй раз...

Фалигот задумчиво покивал.

-- Возможно, ты и прав, мой мальчик. Возможно, все женщины одинаковы, и
Даутиция поступила бы так же...

Даутиция была тетей Аленора, родной сестрой его матери и единственной
племянницей альда Фалигота. Она ушла неожиданно рано, при родах. Ребенок --
мальчик, так и не успевший получить имя, ушел вслед за матерью, не прожив и
двух часов. Муж альдетты Даутиции, альд Тронгрин, оставив свою дочь Элинию,
кузину Аленора, на попечение альдетты Мальдианы, отправился в странствия
куда-то на край света -- и за многие годы птицы-вестники ни разу не
приносили посланий от него. Подстерегла ли его беда в дальних краях и он
ушел из жзни -- или же обрел счастье альд Тронгрин и не желал возвращаться?
Никто не ведал о том в замке альда Карраганта, и никогда не говорила об
отце тихая молчаливая Элиния.

С неспокойным сердцем оставил юноша альда Фалигота. Проходя мимо покоев
кузины, он увидел свет, пробивающийся из-за неплотно прикрытой двери --
Элиния, наверное, опять сидела за книгами, хотя замок уже накрыла глубокая
ночь. Миновав несколько нежилых комнат, юноша повернул в пустынный
полутемный переход, застеленный потертыми коврами, и, дошагав до высокого
узкого окна с разноцветными стеклами, еще раз повернул и оказался на
овальной площадке, где в глубоких нишах стояли каменные вазы с живыми
цветами. На площадку выходила единственная дверь -- за ней располагались
покои Аленора.

На столе у окна ждал его принесенный глонном легкий ужин: большое блюдо с
фруктами, салат, кувшин с соком. Сидя в полумраке -- горел только один
светильник на дальней стене, -- Аленор медленно жевал яблоко и задумчиво
глядел в окно, за которым не было видно ничего, кроме звездного неба. Мысли
его вновь и вновь возвращались к событиям ушедшего дня, а в ушах звучали
слова черноглазой мерийки Юо: "Это твоя девушка, альд Аленор..."