не за что меня любить. - Теперь пойдет...
заготовками давайте займемся сейчас. Девочки, вы пойдете погуляете по
окрестностям и снимете двух, а в идеале трех грузин. Лучше молодых.
Обязательно грузин - не промахнитесь. И постарайтесь, чтобы это была
полная компания, чтобы никто за кадром не остался.
остальное.
четверть силы.
Сашенька была яркая, привлекательная, манкая, но к телу своему относилась
только как к инструменту, не получая от процесса ни малейшего
удовольствия... но все время хотелось об этом забыть и попытаться
совершить чудо.
Командором стоянке. Им смотрели вслед.
"Пятое марта"?
Это конец независимости Грузии.
соглашался: конечно, какие могут быть проблемы? Да, да, разумеется... Мы
сидели в крошечном кабинетике, передо мной стояла чашечка кофе и блюдо с
пирожными, и я никак не мог понять, почему меня от взгляда на них тошнит -
пока не вспомнил, что не ел с утра. С поезда. Ганс задумчиво поскреб свои
подбородки, покачал головой: горячее бывает только до пяти... но можно
посмотреть, не осталось ли чего из закусок. Я был готов на все. Ганс
принес поднос, сплошь заставленный маленькими пластиковыми тарелочками.
Одного только языка - пять порций. Хлеб рижский, похвастался Ганс.
Очаровательно... Пойду к клиентам, сказал Ганс, если что надо... Спасибо,
Ганс. Думаю, этого хватит.
провел две недели на борту пассажирского "Юнкерса", захваченного
мальчиками из "Зари России". Мальчики требовали освобождения своих из
тюрем, а также, в виде бесплатного приложения - восстановления России в
границах 1914 года. "Юнкерс" мотался по аэропортам, пока не долетел до
Бухары. Там мы его ждали - накануне эмир встречался с Толстым, и о чем-то
таком они договорились. Мальчиков взяли без выстрела: просто впрыснули в
систему вентиляции усыпляющий газ. Все это произвело на Ганса достаточно
сильное впечатление, чтобы он сам предложил нам свои услуги. Теперь через
него мы получали кой-какую необходимую информацию, а его кафе стало нашим
почтовым ящиком и складом НЗ. Теперь, похоже, "Гензель и Гретель" послужит
нам треффпунктом... хотя это уже следующая стадия операции... но, пожалуй,
самая главная...
приятная тяжесть. Как это Ганс таскает свой дирижабль? Побегай-ка весь
день... Закатное солнце отражалось в черно-зеркальных гранях
небоскребов-близнецов: РТА и издательского комплекса "ИНФРА". На крышу
"ИНФРА" садился вертолет. Четверть девятого. Ну, что? Все на сегодня? И
кроме того - здесь пять минут ходьбы... и деньги с собой... Почему-то
сохло во рту. Я спустился в бар, взял две банки пива и вернулся. Пять
минут туда и час там. Командор скучает в машине. Ну, поскучает еще. Как
там, интересно, наши девочки? Наверняка в каком-нибудь дорогущем ресторане
- позволяют угощать себя. Да, и позвонить Кристе... с улицы позвоню. Идешь
или нет? Ч-черт... Я продолжал сидеть и тупо дул пиво. Так. Случая больше
может и не представиться, напомнил я себе. Последний тихий вечер. Появился
Ганс, поманил: к телефону. Это была Валечка. Голосок у нее чуть подсел.
Все замечательно, сказала она, как ты и говорил. Молодцы, сказал я, чего
уж... успехов. Гад же ты, сказала она и повесила трубку. Я набрал номер
Кристы. Занято. Посидел, о чем-то напряженно думая, и набрал еще раз.
Опять занято. Ладно, Ганс, сказал я, пойду. Значит, завтра Сережа появится
- часа в два. Да, забыл спросить: как с финансами? Нормально? А то мог бы
подбросить...
кольца" на немецком, и читал он так внимательно, что не обратил на меня ни
малейшего внимания. Я пристегнулся, пристегнул его, завел мотор. Командор
продолжал читать. Пришлось вынуть из его рук газету.
застряли. По бульвару валило какое-то шествие. Толстозадый фургон, стоящий
перед нами, перекрывал почти весь обзор, а мою попытку выйти из машины
пресек патруль. Что забавно - в колонне было немало негров, и флаги над
головами развевались какие-то экзотические. Кричали, пели - не разобрать.
почитай...
голодовку, чтобы не допустить отправку в Африку русского территориального
корпуса. На что фон Босков резонно замечал: если треть африканских
концессий принадлежит русским промышленникам, если из белых фермеров
каждый четвертый русский, то почему бы русским юношам не поучаствовать в
защите их интересов? Почему опять, в который уже раз, вся тяжесть
периферийных войн должна лечь на немецкий народ? Комментатор газеты, некий
Козлов, окольными, полуразмытыми фразами пытался объяснить и фон Боскову,
и читателям, что это все верно, но при нынешних непростых обстоятельствах
не лучше ли пренебречь формальной справедливостью, чтобы не утратить нечто
большее? Пол-полосы занимала стилизованная карта мира: полосатый Союз
Наций, красный Рейх, желтая Япония, зеленая Сибирь. Белыми оставались
Британия, Африка и европейская Россия. На них красовались жирные
вопросительные знаки. Над картой было: "После Москвы..." Имелось в виду
Совещание.
Африке - как бритва у горла этого старого мира, такого, казалось, прочного
и надежного... три равновеликие империи и Сибирь между ними - Сибирь,
делающая бизнес в том числе и на своем геополитическом положении - в
центре мира... и вот теперь одно лишнее движение, и покатятся головы.
Впрочем, наверное, война - только симптом, а на самом деле все сложнее,
ведь, скажем, еще пять лет назад нынешняя ситуация - вся - была просто
немыслима, а отправка территориального корпуса туда, куда требовали
интересы всего Рейха, воспринималась бы как дело чести. Вспомнить Бирму,
вспомнить Месопотамию... Нет, что-то происходит с людьми, и поэтому
веселые послушные негры начинают резать белых, а британцам приходит в
голову, что американцы их не столько защищают, сколько оккупируют, потому
что страны, завоеванные когда-то Германией, живут лучше и свободнее, чем
отстоявшая независимость Британия, а русских вдруг потянуло на
воссоединение разделенной когда-то России, хотя вряд ли кто объяснит,
какой в этом практический смысл, и уж подавно никто не скажет, как это
можно сделать без массированного кровопролития. И еще я подумал, что в
поведении больших масс людей - народов, наций - проступает что-то общее с
поведением человека, лишенного чувства боли. Никогда не знавшего, что
такое боль. И потому способного на самые замечательные эксперименты над
своим телом... Додумать я не успел: Командор, как гонщик, на вираже обошел
фургон и погнал по бульвару. Я оглянулся и успел заметить: за колонной
демонстрантов шла шеренга солдат в белой тропической форме.
Командор.
пересядешь - и до конечной. Дальше - автобус сто двадцать девятый.
"мерседеса", за ночь перекрасить под полицейские, оборудовать
соответственно. И поставить... - я задумался.
один - в спортклубе. Может, его?