отчего же в Харайнском монастыре их двадцать?
случай как раз был совсем другой. Был гигантский банк шакуников, кожаные
их деньги, миллионы акров земли, копи, заводы и мастерские, шакуники
притязали на всемогущество и ошивались при дворе, лягушек, может, в платье
государыне и не зашивали, а заговор - был. А эти что? Тринадцать
монастырей, затерянных по болотам, да и из этих монастырей, только один,
кажется, примечателен. Шакуники сами объявляли себя колдунами, а эти
прячутся, как землеройка в траве, не случись того дурацкого убийства, и не
заметишь...
тридцати семи желтых монастырей, стены, за которыми кончалась юрисдикция
государства и власть государя; государя, от взгляда которого расцветают
золотые деревья, государя, повелевшего занести в Небесную Книгу каждую
травинку на земле и каждую звезду на небе.
пятицветной дорожке, важно шествовала фея. Белая запашная юбка так и
колышется, концы широкого пояса трепещут за спиной, как крылья, рукава
кофточки вышиты цветами и листьями, ресницы летят, как росчерк пера над
указом дивных синих глаз, в черных волосах наколка - лак с серебром.
Дешевенькая наколка.
Шаваш, опустив глаза, сказал, что ему нужна "Повесть о Ласточке и Щегле".
Щегле" нет нужды ходить в Небесную Книгу, ее можно купить у любого
лоточника на рынке.
подобает сидеть взаперти. Но дед мой болен и слеп, если я не буду ему
помогать, его лишат должности. Он вот уже сорок лет смотрит за Небесной
Книгой; а сюда, сударь, ходят серьезные юноши, и никто из них не просит у
девушки "Повести о Ласточке и Щегле".
бабочки. А ведь нынче немодно, чтобы рукава были легкие. Модно зашивать в
рукав тяжелого "золотого государя", чтобы он просвечивал сквозь кружева на
женской ручке.
дед-то, - подумал он, - это что же у тебя дед за дурак, чтоб держать такую
красоту без занавесей и циновок!" И тут же почему-то подумал, что уж свою
жену никуда пускать не будет, сказано, береги добро от воров и чиновников,
если хочешь, чтобы не украли.
Ханалаем, и никто пока об этих прогулках не знал: во всяком случае, никто
из людей первого министра, господина Ишнайи.
Касии. В начале царствования государыня сильно ополчилась на "твое" и
"мое", отчасти потому, что другой претендент на престол, экзарх Харсома,
совсем распродал свою провинцию, Нижний Варнарайн, стяжателям, а про
чиновников говаривал: "Когда берут корзинкой или сундучком - это, друг
мой, взятка, а когда берут баржами и амбарами - это уже торговля". После
смерти преступника Харсомы в провинции началось непристойное
замешательство. Собрались пятеро крупнейших казнокрадов, позвали сотню
казнокрадов поменьше и объявились, совместно, регентами его сына.
преданность чиновника по имени Арфарра - имя это еще не раз встретится в
нашем повествовании. При этом-то Арфарре, ставшем араваном провинции, и
начинал господин Ишнайя, нынешний первый министр. Был он в ту пору
совершенно неподкупен и прям, выдвинулся очень скоро. Араван Арфарра
испытывал в чиновниках большой недостаток. Дошло до того, что многим
резали уши, сажали в колодки и оставляли в управе - а то вести дела было
некому. Сгубила Ишнайю страсть к алхимии и колдовству. Проведав о ней,
главный монах-шакуник, некто Даттам, который даже Арфарре был не по зубам,
велел зарыть в болоте сундучки с золотыми слитками, а колдуна научил, как
себя вести с Ишнайей.
золоту опись; номера на слитках были казенные. Ишнайя покорился и быстро
пошел в гору. Грехопадения своего, однако, не забыл, и лет через десять,
когда государыня Касия расправлялась с сообщниками сына, имел удовольствие
спросить у Даттама:
Шакуника, бога знания и богатства, и что бог Шакуник, если захочет,
превратит государей в тыквы, а землю покроет щебенкой и рудными отвалами.
Едва успели накинуть колдуну на голову мешок: а все-таки он ухитрился
моргнуть глазом через мешок, и там, куда он моргнул, земля стала как
дохлый рудный отвал.
что Даттам вел себя очень достойно. Многие были недовольны Ишнайей за
Даттама и особенно за храм Шакуника с его пропавшими знаниями. Ишнайя
унаследовал остров близ столицы, где была усадьба Даттама, храм и фабрика,
на которой, по преданию, из хлопка делали искусственный шелк. Но по
приказу государыни Касии колдовскую ткань сожгли, а храм, говорят,
разлетелся сам, как лопнувший бычий пузырь.
Даттам. Даттам ведь, хотя и звался монахом, наживал деньги ради денег,
возбуждая бесполезные желания в себе и опасную зависть в других, и
вкладывал деньги, так сказать, в вещи. Что же до господина Ишнайи, тот
дарил золото людям, видя в друзьях и надежных стражей имущества, и лучшее
средство его умножения.
и государь стал хвалить сделанное Наном в провинции Харайн.
господин Нан сделал все, как надо. Он убил наместника провинции и аравана
провинции. Сектанту, еретику - даровал прощение, разбойникам - также.
Потом взял двести золотых связок от некоего Айцара, главы харайнских
богачей; уничтожил за это следы участия Айцара в заговоре с целью
отпадения от империи, заговора, первой жертвой которого был убитый судья;
приписал это убийство отравленному им аравану провинции, врагу Айцара. Под
предлогом борьбы с кучкой варваров передал в руки богачу командование
войсками и сделал разбойника - наместником. Вот увидите, государь, не
пройдет и года, как Айцар и этот Ханалай поднимут мятеж!
двадцать миллионов за такое болотистое дело и преуспеют там, где не
преуспел сам основатель династии?
покупает бумажек на десять с четвертью миллионов. Нан уже получил свою
долю. А наместник Ханалай получит ее после того, как обеспечит стройку
рабочими. Добровольный наем! Как же!
инспектор брал, по другой - было за что брать. Еще было письмо
арестованного наместника сыну, с жалкими словами и припиской: "Если тебе
скажут, что я покончил с собой - не верь".
сырую человечину ели, а не сырых сусликов... Господин Нан его всю дорогу
натаскивал: ешь побольше да шути погрубее - как раз угодишь государю.
вместо крыши - небо, и велел привести Нана. Потом отменил приказ, решив,
что дождется вечера. Потом ему стало досадно. Он бы разгневался на Нана,
выплыви столь быстро тайна его прогулок - а теперь ужаснулся, как ловко
этот чиновник умеет прятать концы в воду.
мучительно ясно представил, что все эти дни Нан опекал его, как больного
ребенка. Поняв же, император вызвал своего молочного брата, Ишима, и лично
продиктовал ему приказ об аресте Нана. Пусть господин Нан по крайней мере
отдаст себе отчет в том, кто чьей распоряжается судьбой.
один. Потом он понял, что все равно не один: кругом дворец, и каменные
звери, и статуя государя с крысиной мордой. Где можно быть одному? Что он,
мальчик, что ли?
одним из известнейших книгочеев. Жила она в казенной шестидворке у Синих
Ворот с дедом, с матерью, с младшей сестрой и целым выводком тетушек.
Бедствовала семья изрядно и даже непонятно было, как уцелела, - отец
Идари, по имени Адуш, был другом Даттама и вместе с ним был арестован за
многознание и колдовство.
бывший побирушка, всегда одевался так, чтобы просителю было понятно: тут
придется подносить не "на тесьму и на бязь", а на "шелк и бархат". Видом
своим Шаваш остался доволен. В Небесной Книге, точно, сидели серьезные
юноши из лицеев и старички, располневшие от грусти... Но девушка в
кофточке с легкими рукавами подошла именно к нему. Потому что серьезные
юноши не могли позволить себе золотого шитья на обшлагах; потому что