Повернулся к онемевшему Паре и хмуро буркнул:
больных, и многие, казалось смертельно раненные, возвращались к жизни. "Я
его перевязал, - говорил Паре, - а господь его вылечил".
сообщили, что крупный отряд неприятеля движется к переправе. Истощенная
армия Карла искала выхода из мышеловки. Предстояло сражение. Аркебузиры и
мушкетеры приводили в порядок свои орудия, артиллеристы снаряжали
фальконеты и бастарды, а пехота просто шаталась по лагерю, солдаты чаще
обычного дрались и громче горланили пьяные песни. Что уж там, завтра в
бой.
крепкого вина и уксуса, гонял Жана за водой к Роне, растирал ртуть по
медным пластинкам - класть на рану против нагноения, готовил сурьму,
пережигал реальгар. На видное место поставил котелок для кипячения
бузинного масла. Новейшая война - жестокая вещь, раненные будут считаться
сотнями. В прежние века не знали артиллерии и пищалей; катапульты,
черепахи и баллисты древних кажутся детскими игрушками рядом с двойными
пушками, василисками, фальконетами и длинными серпантинами. Раны от
огнестрельного оружия обширны и глубоки, и, главное, отравлены черной
гарью сгоревшего пороха. Еще сто лет назад это установил страсбургский
врач Иероним Бруншвиг. Ткани вокруг пулевого отверстия мгновенно вспухают,
становятся синюшными. Скорую смерть от порохового яда может остановить
только бесчеловечно жестокий прием: выжечь яд, влить в свежую рану
достаточное количество кипящего масла. Боже, помилуй рабов твоих!
утраченное по природе, а не насильно. Но медицина не знает различий в
больных. Паре усвоил это правило с самого детства. Ему было шесть лет,
когда отец - бедный сундучник, устроил сына в услужение мэтру Жану Виало,
известному в городе мастеру, который брил самого графа Ги де Лаваля. Виало
выплатил Паре-старшему сорок су и получил Амбруаза в полное свое
распоряжение, обещавшись выучить мальчика парикмахерскому искусству. Но на
деле мучил его домашней работой, обучение же сводил к тирадам о том, как
должен преклоняться нищий мальчишка перед ним - ученым хирургом,
окончившим коллегию святого Козьмы. Операции мсье Виало, хотя и был ученым
хирургом, делать остерегался.
в мочевом пузыре. Наконец, из Парижа был выписан королевский медик Лоран
Коло, чья семья уже не первое столетие специализировалась в этой
деликатной операции. Камнесечение малым набором составляло тайну семьи
Коло, но мэтру Лорану был нужен ассистент, и его выбор упал на мальчика,
который при всем желании не мог бы похитить секрет. Секрета Амбруаз
разгадать не сумел, но увидав операцию твердо решил: "Я буду таким же!". И
вот малолетний Паре покинул хозяина, с которым, согласно договору, должен
был иметь "общий очаг, горшок и кусок хлеба", но который за семь лет не
научил его ничему, и вслед за Коло поехал в Анжер, а потом, когда Коло
отказался взять его в ученики, Амбруаз, переходя от одного странствующего
цирюльника к другому, добрался в Париж.
правах не то пациента, не то прислужника, а через год, когда ему
исполнилось пятнадцать, он уже вполне официальный "товарищ хирурга", а по
сути дела, тот же мальчик на побегушках, которому, тем не менее, позволено
слушать лекции для хирургов, посещать операции и присутствовать при
обходах палат.
туда крепко возбранялся. Сидеть приходилось вместе с другими цирюльниками
почти под столом, откуда мало что можно рассмотреть. К счастью, один из
прозекторов профессора Гюнтера - Андрей Везалий обратил на Амбруаза
внимание, и юноша начал прислуживать при вскрытиях. Амбруаз старался
попасть на лекции в университете только ради вскрытий, в латинских текстах
профессоров он ничего не понимал. Когда Гюнтер покинул Сорбонну, Амбруаз
вслед за Андреем перешел к знаменитому Сильвиусу. Но потом, окончивший
учение Андрей уехал на родину, и Паре, сразу лишившийся возможности
наблюдать за вскрытиями, горько оплакивал его отъезд.
распластанное на столе мертвое тело, а живые люди с их болезнями и
страданиями, которые надо облегчать.
было мало приятного, особенно в родильном отделении, где стажировался
Паре. Бывало, что половина женщин погибала от родильной горячки. Зато в
больнице его научили не бояться крови и идти на риск, если риск мог спасти
жизнь хотя бы одному больному из ста. "Не лечи злокачественную болезнь,
чтобы не быть злонамеренным врачом," - советовал Гален. Паре не читал
Галена. "Нет большой заслуги в перелистывании книг," - объявил он и, когда
началась война, оставил мечты о поступлении в коллегию святого Козьмы,
выбрав неверный и попросту опасный путь армейского хирурга.
раскладывая рыхлые комки под палящими лучами солнца, двумя кожаными
ведрами таскал воду из открытого где-то чудесного источника. А покончив с
несложными приготовлениями, появился у палатки Амбруаза. Паре сразу
заподозрил неладное, и действительно, вслед за Дубле появился полковник
Монтежан. Он прошел под навес, где рядами лежали раненые, повернулся к
Дубле и коротко спросил:
например, - Дубле указал на одного из солдат. Тот лежал закрыв глаза и,
видимо, был без сознания. Обнаженные руки густо иссекали широкие разрезы,
это Паре безуспешно пытался остановить болезнь святого Антония. На впалой
груди рядом с крестом висел пробитый гвоздем пестталер - талисман,
предохраняющий от чумы. Хотя чума его владельцу была уже не страшна, жить
ему оставалось от силы день или два.
взялся лечить испанцев, саксонцев и других недругов христианнейшего
короля. Разве мало в лагере славных французов, что ты тратишь дорогие
лекарства на этот сброд?
евангелие. Так прилично поступать гугеноту. Полковнику уже доносили, что
его хирург нетверд в вере, но Паре покровительствовал герцог де Роган,
оруженосца которого Паре вылечил в самом начале компании. Кроме того, Паре
был хорошим хирургом и до сих пор справлялся с делами там, где спасовали
бы и три врача. А Монтежан никогда не забывал, что королевским указом об
организации легионов именно командующий обязывался содержать за свой счет
необходимое количество искушенных хирургов и костоправов.
ордонансов против еретиков?
приготовим тебе много работы. Что же до этих, - полковник махнул рукой, -
то их лучше всего утопить. Император страдает в Эксе без воды, пусть хоть
некоторые из его воинов напьются вдоволь.
императорского войска попытался выйти к Роне и переправиться в Лангедок.
Полки гранмэтра Монморанси загородили ему дорогу. Солдаты с обеих сторон
шли плотными рядами, как ходили их деды и прадеды. Так казалось
безопаснее, когда чувствуешь руку соседа, то знаешь, что никто не ударит
тебя сбоку. Зато каждая пуля, выпущенная из аркебузы, попадала в цель, а
тяжелое ядро, выплюнутое бомбардой, поражало иной раз десяток сгрудившихся
воинов.
далекого сражения. Раненые валялись на земле, контуженные в грудь хрипели,
на губах выступала розовая пена. Иные сидели, зажимая рукой рану с
торчащим обломком копья. Сраженные пулей лежали, открыв такую нестрашную
на вид рану солнцу, чтобы приостановить действие яда. Люди громко стонали,
многие умирали, не дождавшись перевязки. Их оттаскивали в сторону.
рассеченную ударом алебарды, следующему мощными щипцами "вороний клюв"
вырвал стальной обломок лопнувшего арбалета, пробивший щеку и вонзившийся
в изгиб скуловой кости. Раненые находились в шоке и почти не кричали.
После перевязки Жан, чтобы привести в чувство, давал им по глотку крепкого
вина и отводил под навес.
от ребер, вышла наружу. Его еще можно спасти. Паре быстро очистил рану и
протянул руку за меркой. Прозрачное бузинное масло медленно кипело в
начищенном котелке, поставленном на угли жаровни. Паре пинцетом расширил
рану и влил туда полную мерку масла. Раненый захлебнулся криком. Остро
запахло горелым мясом. Паре, стараясь не дышать, повторил выжигание,
сверху наложил смягчающую повязку из терпентина и яичного желтка, откинул
полог палатки и хрипло крикнул:
оперированного под навес. Паре, бледный, словно это его терзали только
что, смотрел, как беднягу укладывают на соломе. Потом повернулся и пошел в
палатку, где уже полулежал в кресле очередной пациент. У него тоже было
пулевое ранение.
прижигал, извлекал пули, стрелы и обломки костей. Вопли уже не задевали
его слуха, а когда кто-то умирал прямо на столе, он лишь досадливо махал
рукой и кричал:
Аникина Наталья
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Березин Федор
Посняков Андрей
Березин Федор