дедка.
Найлепше хаваць яблыкы у тарфяным парашку. Там працент псавання пладоу
меншы чым пры хаваннi у стружцы. Яблыкы лепшы дробныя. Буйнейшыя даюць
меншы выхад. Адсюль можна зрабиць вывад: неабходна захоуваць плады
дробнага калiбру, а буйныя уживаць у першую чаргу...
торфа нет.
пуговицу. - Пажывем - пабачым.
машины. Ругаясь про себя, Ефим брел по обочине. Потом догадался завести
часы, поставив их вслепую на двенадцать, и шел еще четверть часа. Наконец,
показались серые, обросшие завалинками избы. Еще издали Ефим заметил
приросшую к плетню фигуру, пристально всматривающуюся поверх его головы.
делом здороваться. - Не скажете, сколько времени, а то у меня часы встали?
и шагнула в сторону, пробормотав на прощанье:
автоматной очереди.
уехали, не то и не было этих хозяев. Но в одном из домов между окнами на
расстеленной газете лежало два преогромных семенных огурца, а сквозь
двойные, к зиме приготовленные рамы слышался говор радиоприемника. О чем
он там талдычит, было не разобрать, но сам звук, интонация дикторской речи
показались такими родными, что Ефим решился и постучал в окно. Радио
мгновенно смолкло, белая занавеска сдвинулась в сторону, и за стеклом
замаячило старушечье лицо. Платок, повязанный в скобку и рельефные морщины
придавали ему совершенно иконописный вид.
произнес Ефим заранее приготовленную фразу.
кажется, на все гласные подряд. Ефим не мог разобрать ни единого слова.
Соваться туда, стучать настаивать не имело смысла. Ефим покорно отошел.
они здесь жили: чудь белоглазая, ижора..."
не пригородные дачные домики, а кондовые хаты, исконное порождение этой
земли, безрадостно смотрели из-под надвинутых на скрыню кровель. Они
старались отодвинуться от чужака, отгораживались плетнями, укрывались за
поветями и одринами, словно надолбы выставляли вперед сложенные кострами
поленницы позалетних дров. Повисшие на стенах драбины превращали их в
подобие осажденных крепостей, и цегловые трубы возвышались над крышами
словно неприступный донжон. Клямки, зачепки и иные приспособления охраняли
плашковые, крепко ошпугованные двери со скрипучими дубовыми журавелями.
Весь дом от подрубы до вильчика, до самого конька на нем ясно показывал,
что незваному гостю лучше сразу уходить. Ничего он тут не поймет, не
узнает, не получит.
у них, говорят, даже кружка есть специальная для чужих - так и называется:
поганая. Да нет, ерунда, чего тогда говорят по-тарабарски?
- Ефим заметил еще одну фигуру. Опять женщина - не иначе у них тут
матриархат - но на этот раз помоложе, не совсем старуха. Женщина,
расплескивая серебристые капли, сняла с крана ведро, поставила его рядом с
другим, уже полным. Зацепила дужку ведра крюком коромысла, затем,
изогнувшись странным, немыслимым для человека образом, подхватила вторым
крюком другое ведро, а коромысло при этом как бы само очутилось на плече.
Неведомое, сверхъестественное умение, еще одна тайна здешней жизни. Не
оглянувшись на Ефима, женщина пошла по протоптанной вдоль обочины стежке.
Капли срывались с покачивающихся ведер.
тут со складов. У меня часы встали. Где можно время узнать?
по-человечески спрашиваю: который час?
к нему. - Rokas nost!
сопровождалась странная речь, недвусмысленно показывало, что сейчас одно,
а возможно и оба ведра будут выплеснуты ему на голову. Вода даже на вид
была холодной, ничуть не хуже, чем в роднике. Кроме того, у дамы есть еще
коромысло. Ефим отступил в сторону.
ходить.
путь. Шел, стараясь понять или хотя бы просто уложить в голове
происшедшее. Думалось трудно.
разбойный язык. Прежде в этих краях целые деревни жили разбойным
промыслом, на большую дорогу ходили. Стоит на карту взглянуть, как села
называются? Большие Воры, Малые Воры, Сокольники, Лихославль, Люта...
Только как они уцелели, такие дремучие? Хотя, может потому и уцелели. А
все, что получше - погибло. Путило говорил, тут прежде сады были. Где они?
Торчат местами на крутизне останцы от яблоневых массивов. Старые
бесплодные. Редко какое из этих деревьев выхолит и уронит дивный плод -
напоминание о том, что не просто абы что растет здесь, а лучшие из лучших
сортов.
крестьянский, для своих нужд. На склонах, где ни пахать нельзя, ни с косой
пройти, располагались, как правило, мужицкие сады. Но какие, однако, нужды
были у тогдашних мужиков! А может - господский сад был. Места вокруг
красивые. Стояла на холме усадьба, от которой ныне и камней не сыскать,
вокруг зеленел сад, скакали по аллеям всадницы в ярких амазонках, вечерами
из комнат доносились звуки фортепиано.
отдает литературщиной, Толстым да Тургеневым. "Все врут календари", люди
жили иначе, чем можно себе представить, но одно держим за верное: поля
тогда не вырождались под сорной ивой, и никто не пилил яблонь. Просто было
чуть больше людей с живою душой.
яблока, прославившие отечественные сорта? Где вы, братья Гозер, пастор
Авенариус и Иван Николаевич Гангардт? Вернитесь, граф Клейнмихель - без
вас не растет на Руси белое свечковое яблоко и пипка лимонная. Ольга
Александровна Кох, где ваши карликовые ренетки, прозванные медуничкой за
вкус и цвет? Госпожа Янихен, Вера Козьминична, хутор Сергеевка снесен с
лица земли, нет больше сада на двухстах десятинах, и ничего нет. Куда
делись псковские садоводы: Бельский, Гартциус, Мальм и господин со
странной фамилией Иванов, год за годом поставлявший миру лучшие образцы
антоновки обыкновенной? Все забыты, одного Ивана Владимировича Мичурина из
города Козлова Тамбовской губернии помнят и то в основном по анекдотам.
торговых садов, топорщат в небо безлистные сучья случайно уцелевшие
корявины. Осень. Начало октября. Яблочная пора. Она теперь яблочная больше
по названию. Ушли славные люди и умерла русская слава. Один нувориш Путило
хоронит в бетонном склепе остатки того, что было. Воистину, "то, что ты
сеешь, не оживет, если не умрет".
ничего. Интересно было бы отыскать эту точку изнутри. Скорее всего, там
пусто, но все равно, интересно посмотреть. И ведь что замечательно: как
они парами стоят - дот, а напротив яблоня. Может и вправду дерево добра и
зла лучше всего растет на крови? Прежде считали, чтобы плодовое дерево
скорей принесло урожай, надо при посадке закопать под него селедку. Ну а,
чтобы дольше плодоносило - кровушкой землю спрыскивать.
доходя, остановился. На земле лежало тяжелое, желто-зеленое в красноватых
пестринах яблоко. Поземковое - старинный польский сорт, вкусом
напоминающий садовую землянику.
плаща, надкусил. Нежная рассыпчатая мякоть таяла во рту. Ефим не
чувствовал вкуса.
Николаев Андрей
Лукьяненко Сергей
Перумов Ник
Никитин Юрий
Зыков Виталий
Орлов Алекс