Чтение 5–й страницы книги ~Тупапау, или сказка о злой жене~

- Ну да... Маска у него, татуировка...

- Он за мной шпионит, - пожаловался Валентин. - Вчера прихожу после
ужина, а он уравнение на дощечку перецарапывает...

Определенно, Вальку пора было спасать. Переправить его, что ли, на
пару недель к Таароа? Поживет, придет в себя... Гостей там любят... А
Наталье сказать: сбежал. Построил плот и сбежал.

- Эйнштейн здесь нужен, - ни с того ни с сего уныло признался
Валентин. - Ландау здесь нужен. А я - ну что я могу?..

- Слушай, - не выдержал Толик, - да пошли ты ее к черту!

- Да я уж и сам так думал...

- А что тут думать? У тебя просто выхода другого нет!

- Знаешь, а ты прав. - Голос Валентина внезапно окреп, налился
отвагой. - Она же меня, подлая, по рукам и по ногам связала!

- Валька! - закричал Толик. - Я целый месяц ждал, когда ты так
скажешь!

- А что? - храбрился Валентин. - Да на нее теперь вообще можно
внимания не обращать!

- Ну наконец-то! - Толик звучно двинул его раскрытой ладонью в плечо.
- А то ведь смотреть страшно, как ты тут горбатишься!

Однако порыв уже миновал.

- Да, но другой-то нет... - тоскливо пробормотал Валентин, озираясь и
видя вокруг лишь песок да формулы.

- Как это нет? - возмутился Толик. - Вон их сколько ходит: веселые
все, послушные...

- Ходит? - опешил Валентин. - Кто ходит? Ты о чем?

- Да девчонки местные! В сто раз лучше твоей Натальи!.. - Толик
запнулся. - Постой-постой... А ты о чем?

- Я - о теории относительности... - с недоумением сказал Валентин, и
тут до него наконец дошло.

- Наталью - к черту? - недоверчиво переспросил он и быстро-быстро
оглянулся. - Да ты что! Как это Наталью... туда?..

И Толику вдруг нестерпимо захотелось отлупить его. В педагогических
целях.

- Поговорили... - вздохнул он. - Ладно. Пошли обедать.

- А вот и вождь! - с лучезарной улыбкой приветствовала их Наталья.

Раньше она старалась Толика не замечать, а за глаза именовала его не
иначе как "слесарь". Историческое собрание у водопада, избравшее "слесаря"
вождем, она обозвала "недостойным фарсом", и в первые дни дело доходило до
прямого саботажа с ее стороны.

И только когда в горловину бухты вдвинулись высокие резные носы
флагманского катамарана "Пуа Ту Тахи Море Ареа" ("Одинокая Коралловая
Скала в Золотом Тумане), когда в воздухе заколыхались пальмовые ветви -
символ власти, когда огромный, густо татуированный Таароа и слесарь Толик
как равные торжественно соприкоснулись носами, - потрясенная Наталья вдруг
поняла, что все это всерьез, и ее отношение к Толику волшебно изменилось.

Под баньяном был уже сервирован врытый в землю стол, собственноручно
срубленный и собранный вождем без единого гвоздя. Наталья разливала уху в
разнокалиберные миски. На широких листьях пуру дымились пересыпанные
зеленью куски рыбины.

- Кузиночка! - сказал Федор, шевеля ноздрями и жмурясь. - Что бы мы
без тебя делали!

- С голоду бы перемерли! - истово добавил Лева.

Расселись. Приступили к трапезе.

- Валентин, ты запустил бороду, - сухо заметила Наталья. - Если уж
решил отпускать, то подбривай хотя бы.

- Так ведь нечем, Ната... - с мягкой улыбкой отвечал Валентин.

- А чем подбривает Федор?

- Акульим зубом, - не без ехидства сообщил Лева. - Он у нас,
оказывается, крупный специалист по акульим зубам.

После извлечения из углей поросенка стало совершенно ясно, что
национальную полинезийскую кухню Галка освоила в совершенстве. Валентин
уже нацеливался стащить пару "булочек" (т.е. печеных плодов таро) и
улизнуть на Сырой пляж без традиционного выговора, но...

- Интересно, - сказал Лева, прихлебывая кокосовое молоко из
консервной банки, - далеко мы от острова Пасхи?

Все повернулись к нему.

- А к чему это ты? - спросил Толик.

- По Хейердалу, - глубокомысленно изрек Лева, - на Пасхе обитали
какие-то ненормальные туземцы. Рыжие и голубоглазые.

И, поглядев в голубенькие глаза Федора Сидорова, Лева задумчиво
поскреб свою рыжую клочковатую бороду.

Наталья, вся задрожав, уронила вилку.

- Валентин! - каким-то вибрирующим голосом начала она. - Я желаю
знать, до каких пор я буду находиться в этой дикости!

Не ожидавший нападения Валентин залепетал что-то насчет минуса в
подкоренном выражении и об открывшихся слабых местах теории
относительности.

- Меня не интересуют твои минусы! Меня интересует, до каких пор...

- У, Тупапау!.. - с ненавистью пробормотала Галка.

- Ита маитаи вахина! [Скверная женщина! (искаж. полинезийск.)] - в
сердцах сказал Толик Федору.

- Ита маитаи нуи нуи! [Хуже не бывает! (искаж. полинезийск.)] - с
чувством подтвердил тот. - Кошмар какой-то!

- Между прочим, - хрустальным голоском заметила Наталья, -
разговаривать в присутствии дам на иностранных языках - неприлично.

Толик искоса глянул на нее, и ему вдруг пришло в голову, что заговори
какая-нибудь туземка в подобном тоне с Таароа, старый вождь немедленно
приказал бы бросить ее акулам.

После обеда двинулись всей компанией в пальмовую рощу - смотреть
портрет.

Федор вынес мольберт из-под обширного, как парашют, зонтика и снял
циновку. Медленно скатывая ее в трубочку, отступил шага на четыре и зорко
прищурился. Потом вдруг встревоженно подался вперед. Посмотрел под одним
углом, под другим. Успокоился. Удовлетворенно покивал. И наконец
заинтересовался: а что это все молчат?

- Ну и что теперь с нами будет? - раздался звонкий и злой голос
Галки.

Федор немедленно задрал бороденку и повернулся к родственнице.

- В каком смысле?

- В гастрономическом, - зловеще пояснил Лева.

Федор, мигая, оглядел присутствующих.

- Мужики, - удивленно сказал он, - вам не нравится портрет?

- Мне не нравится его пузо, - честно ответила Галка.

- Выразительное пузо, - спокойно сказал Федор. - Не понимаю, что тебя
смущает.

- Пузо и смущает! И то, что ты ему нос изуродовал.

- Мужики, какого рожна? - с достоинством возразил Федор. - Нос ему
проломили в позапрошлой войне заговоренной дубиной "Рапапарапа те уира"
["Блеск молнии" (полинезийск.)]. Об этом даже песня сложена.

- Ну я не знаю, какая там "Рапара... папа", - раздраженно сказала
Галка, - но неужели нельзя было его... облагородить, что ли?..

- Не стоит эпатировать аборигенов, - негромко изронила Наталья. Велик
был соблазн встать на сторону Федора, но авангардист в самом деле играл с
огнем.

Федор посмотрел на сияющий яркими красками холст.

- Мужики, это хороший портрет, - сообщил он. - Это сильный портрет.

- Модернизм, - сказал Лева, как клеймо поставил.

Федор призадумался.

- Полагаешь, Таароа не воспримет?

- Еще как воспримет! - обнадежил его Лева. - Сначала он тебя
выпотрошит...

- Нет, - перебила Галка. - Сначала он его кокнет этой... "Папарапой"!

- Необязательно. Выпотрошит и испечет в углях.

- Почему? - в искреннем недоумении спросил Федор.

- Да потому что кастрюль здесь еще не изобрели! - заорал выведенный
из терпения Лева. - Ну нельзя же быть таким тупым! Никакого инстинкта
самосохранения! Ты бы хоть о нас подумал!

- Мужики, - с жалостью глядя на них, сказал Федор, - а вы,
оказывается, ни черта не понимаете в искусстве.

- Это не страшно, - желчно отвечал ему Лева. - Страшно будет, если
Таароа тоже ни черта в нем не понимает.

Толик и Валентин не в пример прочей публике вели себя вполне
благопристойно и тихо. Оба выглядели скорее обескураженными, чем
возмущенными.

Пузо и впрямь было выразительное. Выписанное с большим искусством и
тщанием, оно, видимо, несло какую-то глубокую смысловую нагрузку, а может
быть, даже что-то символизировало. Сложнейшая татуировка на нем поражала
картографической точностью, в то время как на других частях могучей фигуры
Таароа она была передана нарочито условно.

Федору наконец-то удалось сломать плоскость и добиться ощущения