останется один, в темноте, среди пыльных обломков декораций...
первая мысль обомлевшего Андрея. - Хотя... на нем ведь не написано, что он
отсюда..."
судорожно расстегивая пальто.
протянул руку. И кончики пальцев коснулись невидимой тончайшей пленки,
точнее - они сразу же проткнули ее, и теперь каждый палец был охвачен
нежным, как паутина, колечком.
паутинки сдвинулось и, каким-то образом проникнув сквозь одежду, охватило
руку у локтя.
его ладонь. Не здесь - там.
полежит...
следует, а потом уже думай. Ты же ни на что сейчас не годен. Руки вон до
сих пор трясутся..."
дождется ночи, когда "окошко" затянет чернотой и будут светиться лишь
спирали на горизонте - с каждой минутой все тусклее и тусклее. Потом они
погаснут совсем и останутся одни звезды... Интересно, что они там сделали
с луной? Андрей еще не видел ее ни разу... Впрочем, это неважно.
какой-нибудь умник предложит обшарить склад декораций. Значит, прежде
всего - сбить со следа. Скажем, оставить часть одежды на берегу. Продумать
прощальную записку, чтобы потом ни один порфирий не усомнился... И врать
почти не придется: вместо "Ухожу из жизни" написать "Ухожу из этой жизни".
Этакий нюансик...
декораций кирпичные, неоштукатуренные... Замуровать вход изнутри - и
полная гарантия, что в пределах ближайших десяти лет никто сюда не
сунется. Что-то вроде "Амонтильядо" наоборот. "Счастливо оставаться,
Монтрезор!" И последний кирпич - в последнюю нишу... Каждый день приносить
в портфеле по кирпичику, по два. Кладку вести ночью, аккуратно. Ну вот,
кажется, и все. Остальное - детали...
а то и с надрывом, что терять ему здесь больше нечего. Теперь, когда
"золотой камушек" лежал в пяти метрах от металлических "ежиков", а правая
рука еще хранила ощущение порыва сухого теплого ветра, подобные фразы всуе
употреблять не стоило.
любимой работой у него ни черта не вышло...
Впрочем, здесь торопиться не стоит. И Андрей вспоминал, стараясь никого не
пропустить...
позволит..."
Все отнял у себя сам: и семью, и друзей, и работу... Что от этого
меняется? Нет, ничего я не потеряю, да и другие мало что потеряют, если
меня не станет..."
неприятности, а у жены угрызения совести, а мать все равно приедет... да,
пожалуй, имитация самоубийства не пройдет. Начинать с подлости нельзя...
Тогда такой вариант: все подготовить, уволиться, квартиру и барахло
официально передать жене и якобы уехать в другой город..."
сейчас оскорбленно рассмеется.
зрения. Раньше это как-то не приходило в голову: мелкий подонок, бежавший
от алиментов в иное время...
как на висячее крылечко карабкается один из "ежиков". - Что же ты, не знал
этого раньше? Что оставляешь здесь одни долги - не знал? Или что
обкрадывал не только себя, но я других? Виталик, сопляк, молился на тебя.
Вот ты и оставил заместителя в его лице, вылепил по образу и подобию
своему..."
упал в траву и сгинул. Закопался, наверное.
Страшновато? Кажется, да.
месте! - подхлестнул он себя. - А то сложу стенку, и выяснится, что туда
можно только руку просовывать да камушки кидать... Кстати, камушек надо
вынуть. Нашел что бросить, идиот!"
неба. Потом осторожно приблизил к нему лицо, и волосы коснулись невидимой
пленки.
Хотя одно дело рука, а другое - мозг. Где-то он что-то похожее читал:
кто-то куда-то сунулся головой, в какое-то там мощное магнитное поле - и
готово дело: вся информация в мозгу стерта. И отпрянешь ты от этой дыры
уже не Андреем Скляровым, а пускающим пузыри идиотом...
придет настоящий страх, и рывком подался вперед и вверх. Щекотное кольцо
скользнуло по черепу и сомкнулось на шее, но это уже была ерунда, уже ясно
было, что оно безвредно. Андрей выпрямился, прорываясь навстречу звукам,
солнцу, навстречу теплому степному ветру.
что-то. Человек не смог бы с таким одинаковым, невыносимым отчаянием, не
переводя дыхания, тянуть и тянуть крик.
водой, и ему пришлось сделать усилие, чтобы открыть их. Он увидел жуткое
серое небо - не мглистое, а просто серое, с тусклым белым солнцем.
он лежал до самого горизонта, до изгиба пересохшего русла реки. А
посередине этой невозможной, словно выдуманной злобным ипохондриком,
пустыни торчало огромное оплавленное и расколотое трещиной почти до
фундамента здание, похожее на мрачную абстрактную скульптуру.
какая-то одна проволока в ней звучала - тянула это односложное высокое
"а-а-а!..", и крик не прекращался, потому что ветер шел со стороны
пересохшего русла ровно и мощно.
горловина, охватывающая плечи, сначала незаметно, а потом все явственней
начала засасывать, стремясь вытолкнуть его туда - на серый обструганный
ветром песок.
обломки, расшиб плечо.
игрушечный коттеджик на металлической лапе, и высокая трава мела по нижней
ступеньке висячего крылечка-трапа, а на горизонте сверкала излучина реки,
не совпадающая по форме с только что виденным изгибом сухого русла.
поближе к миражику, заглянул сверху. Камушек лежал на месте. Серого песка
и бесконечного вопля проволоки, после которого каменная коробка звенела
тишиной, просто не могло быть.
пленочка-пленочка...
если все его смутные опасения, которые он и сам-то едва осознавал,
вылепились в такой реальный пугающий бред!.. Самое обидное - выпрямись он
до конца - пустыня наверняка бы исчезла, снова появился бы коттеджик,
река, полупрозрачные спирали на том берегу...
Между щекой и ладонью был песок. Жесткие серые песчинки.
розовые перистые облака. Полупрозрачные спирали за рекой тоже тлели
розовым. Но все это было неправдой: и облака, и спирали, и речка. На самом
деле там лежала серая беспощадная пустыня с мутно-белым солнцем над
изуродованным ощерившимся зданием.