Чтение 5–й страницы книги ~Год тысяча шестьсот...~

на Кубу. Хочу показать медаль в музее специалистам. Пусть определят, чья
она и откуда.

Дон Мигель сунул руку в ящик стола и положил перед Климом свою
находку.

Формой и размерами медаль напоминала большие карманные часы с
цепочкой. Одна сторона была гладкой, на другой проглядывались затертые -
видимо, медаль долго носили под одеждой - следы, похоже, какого-то герба.
Глубокая царапина, как бы прорезанная резцом, пересекала медаль, обрываясь
на краю. Долгое пребывание в морской воде не оставило на поверхности
каких-либо следов.

Клим уважительно постучал по медали пальцем.

- Благородный металл! - сказал он.

- Покажи, - попросила Ника. - Золото?

- Оно самое.

- А это что? - Ника показала на резаный след.

- Может быть - след лопаты?

- Не похоже. Будто ударили чем-то острым.

- Скажем - ножом!

- Или шпагой.

- Или шпагой, - согласился Клим. - Шпагой - это даже интереснее.

- А что здесь за узор?

- Герб, наверное. Разобрать трудно.

Ника поднесла медаль ближе к потолочной лампочке.

- Похоже, поясное изображение мужчины... голова запрокинута.

- Она пригляделась внимательнее. - А в груди три стрелы.

- Так это, видимо, изображение святого Себастьяна, - сказал Клим. -
Был в древности такой проповедник, которого расстреляли стрелами, а
католическая церковь возвела его в ранг святого.

Тут заинтересовался и дон Мигель.

- Святой Себастьян? - переспросил он. - В связи с чем-то я уже слышал
имя этого святого...

Теперь к медали присмотрелся Клим. Он слегка подавил ее пальцами.

- По-моему - она пустая. Это не медаль, а медальон. Вроде часов с
крышками. Видимо, они должны открываться. Ну-ка, попробуем!

Он взял со стола складной нож, которым дон Мигель пытался открыть
бутылку, поцарапал край медальона, приставил к ребру лезвие, надавил... и
крышка с легким звоном отскочила на стол.

- Caramba! - прошептал дон Мигель.

Клим повернул медальон, и на ладонь ему выпала круглая золотая же
пластинка с четким резным портретом, отделанным цветной эмалью: мужское
лицо: длинный подбородок, усы, стрелочками загнутые вверх. Дон Мигель
вытаращил глаза.

- Филипп Четвертый! - воскликнул он.

Руки у него затряслись от волнения, миниатюра выскользнула из пальцев
- Клим подхватил ее на лету, как ловят мяч пинг-понга.

- И на обороте здесь вырезано, - сказал он и наклонился, разбирая
мелкие буквы: "Сыну моему, лето 1662 года, Мадрид". И подпись, - прибавил
Клим. - И тоже сделана резцом.

- Вот оно... - возбужденно перешел на шепот дон Мигель, - вот оно -
завещание короля. Умный герцог Оропеса решил сохранить его от случайностей
и от времени, - приказал вырезать резцом. А сын короля тридцать лет носил
этот медальон на себе и не знал, что в нем лежит. Да, да, не знал. Если бы
знал, история Испании могла бы пойти другим путем. Но кто он был, этот сын
короля?

Он уже справился с волнением. Торопливо уложил пластинку обратно,
захлопнул крышку медальона. Сунул его в карман камзола.

- Это нужно проверить... обязательно нужно проверить. Подумайте -
история Испании! - он вскочил, забегал по каюте. - Молодые люди, я должен
вас покинуть. Срочно покинуть. О, всего на несколько минут. Подождите меня
здесь, я сейчас.

Он кинулся к дверям каюты, остановился, схватил с лежанки шпагу.

- Это вам зачем? - невольно спросил Клим.

- О! Она может пригодиться, верная старая шпага, - дон Мигель сделал
молодецкий выпад, ударом шпаги открыл дверь каюты и выбрался на палубу,
запнувшись на пороге.

- Однако! - только и сказала Ника.

- Наверное, это действует старинное вино, - предположил Клим.

Фигура дона Мигеля промелькнула мимо иллюминатора. Что-то стукнуло,
послышалось шуршание, потом все затихло... Вдруг яхту сильно качнуло
набок, на столе звякнули бокалы. Ника испуганно подобрала ноги на лежанке,
оперлась руками.

Клим привстал с табуретки.

И в наступившей тишине они оба услышали донесшийся с палубы
мучительный стон.

- Клим!.. Это дон Мигель. С ним что-то случилось...

Она торопливо натянула босоножки. Клим шагнул к двери, забыл
пригнуться, ударился макушкой о притолоку, зашипел, погладил ладонью
голову и выскочил из каюты. Ника ткнулась ему в спину, он придержал ее за
плечи.

После яркого света каютной лампочки на палубе им показалось темно.

- Держись за меня, - сказал Клим. - А то шагнешь в воду.

Перебирая руками по карнизу каютной надстройки, он прошел на нос
яхты. Сюда уже доставал свет от портовых фонарей. У передней стенки каюты
стоял большой ящик, утопленный в палубу. Крышка ящика, как крышка сундука,
была откинута назад. В ящике на чем-то, похожем на кресло с толстой
спинкой, сидел дон Мигель. Он сидел завалившись набок, голова его
бессильно откинулась на крышку ящика.

Клим осторожно прикоснулся к его плечу.

Дон Мигель приоткрыл глаза, с усилием поднял голову, что-то
прошептал, и Клим скорее догадался, чем расслышал:

- Вытащите меня...

Он просунул руки пал мышки дона Мигеля, тот вдруг охнул, обвис у него
на руках, а Клим ощутил под правой ладонью что-то липкое и горячее.

- Кровь? - сказал он.

- Откуда, Клим? Он ранен?..

- Не знаю.

Осторожно сжав ладонями тощую поясницу дона Мигеля, Клим легко, как
ребенка, приподнял его с кресла, вытащил из ящика. Крышка качнулась, упала
и захлопнулась, щелкнул внутренний замок. Ноги дона Мигеля заплетались,
Клим просто поднял его на руки, понес, прижимаясь спиной к стенке каюты,
чтобы не свалиться ненароком за борт. Ника обежала каюту с другой стороны
открыла дверь.

Дона Мигеля посадили на лежанку, придерживая за плечи, но когда Ника
хотела стянуть с него камзол, он опять застонал, и она остановилась
испуганно.

- Ничего, ничего, - сказал Клим. - Снимай осторожнее.

Окровавленный рукав белой батистовой рубашки он просто разорвал
пальцами до плеча. На мякоти предплечья открылась небольшая, но, видимо,
глубокая ранка, из нее обильно сочилась кровь. Дон Мигель опять прошептал
что-то, Клим шагнул к столу, выдвинул нижний ящик, достал картонную
коробку с красным крестом на крышке. Ника плеснула на ладонь из недопитого
бокала древнего вина, вытерла руки бумажной салфеткой. Достала из коробки
перевязочный пакет, наложила на рану марлевую подушечку.

- Клим! Смотри - рана сквозная.

Она быстро и плотно обмотала руку бинтом.

- На что он мог там наткнуться?

Лицо дона Мигеля осунулось, побледнело. Глаза его были закрыты,
однако он прошептал еще несколько слов, голова его бессильно качнулась
набок. Клим уложил его на подушку.

- Что он сказал? - спросила Ника.

Клим озадаченно глядел на дона Мигеля и молчал. Ника встревожилась
еще более.

- Клим?

Клим перевел дух.

- Он сказал... он сказал, что на него напали... что его ударили
шпагой.

- Шпагой? Где?

- Там... в семнадцатом веке, надо полагать.

- Ударили шпагой?.. Клим, он же бредит.

Ника не верила в чудеса, ей нужно было объяснение случившемуся, но
она его не находила. Почти сердито уставилась на Клима:

- Он мог сам наткнуться на свою шпагу. Кстати, где она?

- Осталась там, в ящике.

- Ну вот...

- Она стоит в углу ящика, рукояткой вверх. Он не мог на нее
наткнуться, это не нож. Потом, ты что, не видишь, что рукав у камзола
цел...

- Как цел?

- Посмотри сама. Кровь есть, а отверстия, следа от шпаги, нет. И
рубашка, посмотри, целая тоже.

- Значит, открылась старая рана.

- А ты, когда накладывала подушечку, не обратила внимания, что рана
свежая. Это на самом деле след нанесенного удара.

- Ты... ты это серьезно?

Ника присела на лежанку рядом с доном Мигелем, потом опять встала,
растерянно огляделась, как бы не понимая, как она здесь очутилась. От
волнения она перешла на шепот:

- Это что же, ты считаешь, что там кресло - машина времени? Чепуха,
Клим, подумай!

- Вот я и думаю. Ты представить не можешь, как здорово я сейчас