прошлого года установили специальный транспортный налог, а бедуины, как
известно, никаких налогов не платят, ну, поэтому им и не полагается
пользоваться трамваями, автобусами и электричками.
рэкетирам, торговцам, работающим "в черную"? Кто там у нас еще не платит
налогов? Может быть, писателям, издающимся за границей?
успокоятся.
и в общем-то вызывающе молчал (Виктору даже показалось, что он разглядел в
густой черной бороде легкую, едва заметную улыбку), молодежь заводилась
все сильнее.
уважаемый, чтобы добровольно выйти отсюда!
интонацией.)
вроде: "Убирайтесь в свой Лагерь! Ишь, расходились по городу, как по
пустыне! Мы вас, душманов, научим, как себя вести!"
уже не осталось, потому что один из мальцов придвинулся к бедуину
вплотную.
перейдя на "ты", - с ними так нельзя, ты же просто не понимаешь!
Подонки".
окриком перекрыл их ломающиеся от полового созревания голоса:
нагловато-трусливого отступления с оскорбительными выкриками, с попытками
сделать хорошую мину при плохой игре, или, наконец, делегирования одного,
самого крепкого и смелого для решающего поединка с незнакомым врагом -
ничего этого Виктору наблюдать не пришлось. Реакция была совершенно
неожиданной.
полицейских, а остальные мгновенно, похоже просто инстинктивно, приняли
боевые стойки, обменялись молчаливыми сигналами и приготовились к любым
неожиданностям.
где-нибудь в Лэнгли или в "Мидраше" под Тель-Авивом.
этого. Из-за спины раздался звонкий голос Селены:
просто немного выпили. Я задремала, а господин Банев... чуточку излишне
понервничал.
по-военному подтянута, несмотря на свой легкомысленный наряд, смотрела
строго, как начальница, что, кстати, совершенно не портило ее, а в левой
руке держала развернутую желтую книжечку.
остаются. И на этих малолетних янычаров тоже подействовали не волшебные
чары Селены, а ее желтая книжечка. Аусвайс.
окну.
старший в группе.
едва успели выскочить, когда двери с шипением закрылись и старый
раздолбанный состав, скрипя и пошатываясь, тронулся вон из города.
речи наконец вернулся к нему. - Удостоверение дочери губернатора?
Последней войны.
искусственность этого почти риторического вопроса.
воюют, взрослые пьют и развлекаются, солдаты охраняют город в мирное
время, полиция не замечает происходящего вокруг, а тайная полиция,
одевшись в форму, выходит на улицы с откровенностью паяцев и музыкантов.
Очевидно, мир сошел с ума.
на "ты"?
словно общаешься с командиром части. А я всем, вплоть до комбатов,
привыкла говорить "ты".
Я был всего лишь командиром отделения.
дойдя до разрыва в покосившемся ржавом заборчике возле единственной на
весь полустанок запыленной надписи "ПЕРЕПЕЛКИН ЛЕС", свернули по
деревянным сходням в колючие придорожные заросли боярышника. За ними
начиналась знаменитая, некогда красивая и тенистая дубовая роща.
практически вымер, трава стала бледно-желтой и мертвой, какой она бывала
раньше разве что в ноябре да в середине марта. Нижние ветки даже у самых
могучих дубов, вязов и елей постепенно отсыхали и падали. Странно было
вспомнить, что когда-то в лес ходили за грибами и ягодами. В этот лес
можно было ходить только за дровами. А кое-где дрова начинали гореть, не
дожидаясь перемещения в печку. Черные пятна выжженной пожарищами земли
попадались по пути несколько раз. Впрочем, по размеру пятен было видно,
что на тушение лесных пожаров в эти места выезжают оперативно. Ближайшие
пригороды вроде поселка Перепелкин Лес входили в так называемую санитарную
зону вокруг губернского центра, но дело было, конечно, не в этом, а в
расположенных здесь дачах, точнее сказать виллах ответственных работников,
в том числе и из столицы.
и не скрывал: так, на пути к губернаторской даче Селена и Виктор миновали
три поста охраны. Сначала - полицейскую будочку с козырьком, затем - двух
гвардейцев в штатском и, наконец, - уже знакомых по площади и электричке
суровых малолеток в сафари.
растут в этом году?
овощ. Но они у меня уже второй год какие-то черные и совсем горькие. А
помидоры просто посохли. Тяжело стало, Леночка, воду носить. Старею. Думаю
вот арбузы посадить.
принести, говорит, вызревают практически без полива, на одной росе. А вот
посмотрите, ты тоже посмотри, мил человек, - обратился он к Виктору, держа
в руках клубок ярко-желтых корней, похожих на сплетенные пальцы. Один
округлый корешок нахально вытарчивался в сторону, отчего весь корнеплод
напоминал кулак, сложенный в форме кукиша. - Посмотри, как вот эта дрянь
лезет. Поливай не поливай ее - лезет, окаянная, я уж притомился
выпалывать.
у нас такой отродясь не было. Дурная она.
когда он здесь служил. Тогда считалось, что диковинку завезли из Африки. А
уже много лет спустя кто-то рассказал ему, что ни в Африке, ни в какой
другой части света ничего подобного не встречается. Ручная репа была
местным эндемиком и, очевидно, мутантом. От одного стебля уходило в почву